Параллельно с тургеневской летописью духовных исканий передовой интеллигенции второй половины XIX ст. в русской литературе создавалась сатиричес­кая летопись общественно-исторической жизни, выводившая на поверхность изъяны и уродства государственного устройства Российской импе­рии. Ее автором был М. Е. Салтыков-Щедрин — писатель, представлявший собой редкое в русской литературной среде сочетание художника-обли­чителя и высокопоставленного чиновника, не по­наслышке знавшего обличаемые им общественные пороки. Для обывательского сознания это сочетание кажется парадоксальным, даже загадочным. По­чему, спрашивается, чиновник, поднявшийся по служебной лестнице до должности вице-губерна­тора, вместо того, чтобы продолжить карьерный рост, предпочел конфликтовать с властью и высмеивать ее в своих произ­ведениях с такой силой, как никто другой? И наоборот: почему писатель, атаковавший самой злой сатирой общественные порядки и устои в своих произведениях, многие годы жизни отдал государственной службе, с честью исполняя свои чиновничьи обязанности?

Между тем, противоречия здесь нет. И беспощадная критика, перепол­нявшая произведения Салтыкова-Щедрина, и служебное рвение, кото­рым он отличался на всех занимаемых постах, диктовались одним и тем же чувством протеста против российской самодержавной действительности и одной и той же целью — послужить всеми своими творческими, интеллек­туальными, нравственными силами делу духовного просветления и соци­ального совершенствования общества. Указанные импульсы и обеспечивали нерушимое единство «художника» и «чиновника» в личности писателя. Оно отразилось даже в звании «прокурор русской действительной жизни», которым Салтыкова-Щедрина удостоили современники, поскольку в труд­ной роли «прокурора» Михаил Евграфович выступал не только в писательской, но и в служебно-социальной сферах своей деятельности.

И всё же душа писателя, большую часть жизни делившего силы между служебными обязанностями и художественным творчеством, принадлежала литературе. Об этом свидетельствует его собственное признание: «Я обязан литературе лучшими минутами моей жизни».

Михаил Евграфович Салтыков (вторая часть фамилии писателя — Щедрин — является псевдонимом) родился в богатой помещичьей семье. Детские годы его, протекавшие в родовой усадьбе отца, были омрачены тяжелыми впечатлениями от повседневных картин крепостнической жиз­ни. На этой основе в сознании писателя сформировалось резкое неприятие крепостнического строя, которое впоследствии стало одним из главных направлений сатирически-обличительной критики в его произведениях.

Образование Салтыков получал в лучших учебных заведениях: Москов­ском дворянском институте и знаменитом Царскосельском лицее. Со вре­мени пушкинского выпуска в Лицее существовала традиция находить в каждом новом курсе учащихся «преемника» великого русского поэта. На тринадцатом курсе такой чести удостоился Михаил. Первое свое сти­хотворение пятнадцатилетний лицеист посвятил памяти Г. Р. Державина и А. С. Пушкина. В круг его любимых авторов входили также романтики — Байрон, Гейне, Лермонтов. Однако решающее влияние на его творческое становление оказал Гоголь. Впоследствии Салтыков-Щедрин стал наиболее ярким продолжателем гоголевской традиции в русской литературе XIX в.

По окончании Лицея Михаил Евграфович получил назначение в канце­лярию Военного министерства, где сразу ощутил на себе дефекты рос­сийской бюрократической системы. «Везде долг, везде принуждение, везде скука и ложь...» — такова была его оценка министерской атмосферы, исключавшей возможности для реализации способностей молодого чело­века, искренне стремившегося послужить на благо отечества. Поиск аль­тернативных возможностей привел Салтыкова в кружок демократически настроенной молодежи, которым руководил М. В. Петрашевский. Члены этой организации были противниками крепостного права и сторонниками идеи будущего общества, построенного на принципах равноправия, справедливости и всеобщего процветания. Их представления, напрямую связанные с верой в нравственный и социальный прогресс, были в целом близки Салтыкову, но его писательский взгляд был прикован к огромному разрыву между идеалом, который проповедовала передовая интеллиген­ция, и русской действительностью, опутанной вековыми цепями самодержавно-крепостнического строя. С точки зрения этого разрыва он показал современную жизнь в ранних своих повестях — «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848). В последней из них писатель изобразил героя, который, изрядно помыкавшись по столичным канцеляриям, увидел во сне гигантскую пирамиду, состоящую из людей и всей силой давящую на него — находящегося внизу «маленького человека». На фоне револю­ционных волнений, прокатившихся по Европе в 1848 г., эта повесть была воспринята правитель­ством как крамольная карикатура, подвергавшая недопустимой критике государственные устои. За «вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших уже всю Западную Европу и ниспровергших власти и об­щественное спокойствие», молодой автор был сослан в Вятку.

Свое семилетнее пребывание там Салтыков называл «вятским пленом». После блеска столицы с ее культурной средой жизнь в затхлом провинци­альном городе показалась ему прозябанием в трясине бездуховности и скуки. Однако писатель не сдался. Будучи человеком энергичным и дея­тельным, он быстро продвинулся по служебной лестнице и занял место чиновника особых поручений в губернской администрации. Поручения эти требовали постоянных разъездов, что позволило Михаилу Евграфовичу глубже познакомиться с бытом и мышлением чиновничества, купече­ства, крестьянства. Так «вятский плен» обернулся для него великой школой жизни. И хотя литературное творчество Салтыкова в вятский период фак­тически приостановилось, приобретенный жизненный опыт вооружил его богатым материалом для новых книг, а главное — доскональным знанием русской действительности.

В 1855 г., после смерти Николая I, писателю было разрешено «прожи­вать всюду, где пожелает». Воспользовавшись возвращенной свободой, он перебрался в Петербург, где возобновил активную литературную деятель­ность. Вскоре увидел свет его сатирический сборник «Губернские очерки» (1856—1857), изданный от имени вымышленного «отставного надворного советника» Н. Щедрина. Сборник привлек к себе внимание публики. Укра­инский поэт Т. Г. Шевченко писал в дневнике: «Как хороши "Губернские очерки"... Я благоговею перед Салтыковым. О, Гоголь, наш бессмертный Гоголь! Как радостно возрадовалась бы благородная душа твоя, увидя вокруг себя таких гениальных учеников своих. Други мои, искренние мои! Пишите, подавайте голос за эту бедную, грязную, опаскуженную чернь! За этого поруганного, бессловесного смерда!».

Традицию «Губернских очерков» продолжили сборники прозы, подго­товленные Салтыковым-Щедриным в 60-е годы: «Невинные рассказы» (1863), «Сатиры в прозе» (1863), «Письма о провинции» (1869). Интенсивную творческую работу писатель совмещал с чиновническими обязанностями. Считая, что правительство может и должно осуществлять прогрессивные преобразования, он стремился лично способствовать их приближению исправной службой на постах чиновника особых поручений при Министер­стве внутренних дел, вице-губернатора в Рязани и Твери, председателя казенной палаты в Пензе, Туле и Рязани. Из-за своей бескомпромиссности Салтыков-Щедрин постоянно вступал в конфликты с начальством, вынуждавшие его менять места службы до тех пор, пока царь, извещенный о нем как о чиновнике, «проникнутом идеями, не согласными с видами государственной пользы и законного порядка», не отправил его в отставку. Это произошло в 1868 г.

Освобожденный от бремени служебных обязанностей, Салтыков-Щед­рин с головой ушел в литературную деятельность. В течение следующих шестнадцати лет он развивал ее в двух направлениях — собственного твор­чества и редактирования журнала «Отечественные записки», игравшего заметную роль в культурной и общественной жизни России.

Художественное творчество писателя в указанный период достигло свое­го расцвета. Наряду с новыми сатирическими циклами («Письма о про­винции», «Помпадуры и помпадурши», «Господа ташкентцы», «Благона­меренные речи» и др.) Салтыков-Щедрин выступил с двумя крупными произведениями — повестью «История одного города» (1869—1870) и ро­маном «Господа Головлевы» (1875—1880), вставшими вровень с самыми значительными достижениями русской прозы XIX в.

В первом из названных сочинений автор, скрывшись под маской издате­ля, публикующего якобы найденные в архивах летописи XVIII в., воссоздал сатирическую панораму истории и современности России, аллегорически изображенной в образе города с говорящим названием «Глупов». В рамках этой панорамы были выставлены на смех и российские правители, пред­ставленные в одновременно комичных и жутких образах «градоначальни­ков» (чего стоят только их фамилии и прозвища — Брудастый Органчик, Прыщ, Угрюм-Бурчеев, Перехват-Залихватский и др.), и народ, пассивно претерпевающий безумства и злодейства своих начальников. Написанный Салтыковым-Щедриным обобщенный портрет России казался точной ил­люстрацией диагноза, который поставил самодержавно-крепостнической России критик Белинский: «...она представляет собой ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми... страны, где люди сами себя называ­ют не именами, а кличками; страны, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского по­рядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей». Однако автор повести облек свое видение русской действи­тельности в фантастические образы, построенные на основе приема гро­теска.

В отличие от повести «История одного города», на страницах которой представал фантастически-гротескный мир, второе великое произведение Салтыкова-Щедрина, «Господа Головлевы», было написано в реалистичес­ком ключе. В нем на примере истории семьи Головлевых писатель исследо­вал процесс нравственного вырождения русских помещиков под влиянием двух социальных факторов — крепостного права, развращавшего их души вседозволенностью, и капиталистической жажды накопления, засорявшей их умы ложными ценностями. Последний представитель изображаемого в романе семейства, Иудушка, в котором общеродовое духовное вырожде­ние дошло до той степени, когда утрачиваются последние признаки живой души, на пороге смерти переживает что-то вроде прозрения: глядя на отчий дом, хищническим путем унаследованный им вместе с большим со­стоянием, он неожиданно задумывается: «Вот тут, в этом самом Головлеве, было когда-то целое человечье гнездо — каким образом случилось, что и пера не осталось от этого гнезда?». Роман о духовно и физически вымершем семействе прочитывался современниками как хроника исторического разорения «дворянских гнезд». А главный его герой — «кровопивец» Иудуш­ка — пополнил собой сокровищницу «вечных образов» мировой литерату­ры, заняв место в галерее знаменитых «скупцов», рядом с шекспировским Шейлоком, мольеровским Скупым, бальзаковским Гобсеком, гоголевским Плюшкиным. Его имя стало нарицательным обозначением человека, изувеченного жаждой собственности, готового ради корыстных целей обобрать и уничтожить своих близких, опустошающего всё вокруг себя и гибнущего посреди созданной его же стараниями пустыни.

В период с 1868 по 1884 г., как уже отмечалось, Салтыков-Щедрин ре­дактировал журнал «Отечественные записки». Сначала эту работу писатель выполнял совместно с поэтом Некрасовым, а затем, после смерти партне­ра, взял на себя руководство изданием. В 1884 г. царское правительство, встревоженное очередным нарастанием революционных настроений, закрыло журнал. Михаил Евграфович пережил это событие как тяжелую утрату, лишившую его «языка» и разлучившую с «единственно любимым существом» — читателем. Известный критик Н. К. Михайловский расска­зывал: «Душевное состояние Салтыкова после прекращения "Отечествен­ных записок" было необыкновенно тягостно. Как ни трудно приходилось ему с журналом, как ни ворчал он на бремя, становившееся действительно неудобноносимым, как ни хотел он его сбросить и уйти, — но когда пришлось это сделать поневоле, он загоревал еще пуще. Погибло дорогое, любимое детище, в которое он всю душу свою клал. Поднимались сложные, трудные даже для шестидесятилетнего больного человека вопросы: что же теперь делать? куда идти? Оборвалась руководящая нить жизни».

Тем не менее Салтыков-Щедрин не бросил пера. За оставшиеся пять лет жизни он написал книги «Мелочи жизни» (1886—1887) и «Пошехонская старина» (1887—1889), закончил работу над сборником своих сказок. За не­сколько дней до смерти Михаил Евграфович взялся за сочинение произве­дения, в котором собирался напомнить читателям о таких «забытых словах», как «совесть, отечество, человечество». В этом замысле отразилось прони­зывающее всё творчество писателя стремление приблизить отечественную действительность к эталону жизни — достойной, нравственно цивилизо­ванной и человечной. Ибо каждым своим произведением, превращавшим, подобно кривому зеркалу, социальные и нравственные пороки в гротескных чудовищ, вызывавших в читателях смесь смеха со страхом, Салтыков- Щедрин утверждал потребность в идеалах и в деятельности, направленной на их осуществление. «Не погрязайте в подробностях настоящего... — при­зывал он современников, — но воспитывайте в себе идеалы будущего, ибо это своего рода солнечные лучи, без ожитворяющего действия которых земной шар обратился бы в камень. Не давайте окаменеть и сердцам вашим, вглядывайтесь часто и пристально в светящиеся точки, которые мерцают в перспективах будущего». Вера в эти идеалы образует незримое светлое измерение, над, казалось бы, не щадящей никого и ничего «сатирической летописью».