…Главное не потерять уверенности в себе,
не изменить своему глазу.
Михаил Булгаков

Долгие мучительные годы Михаил Афанасьевич Булгаков шёл к своему признанию через забвение и сложные отношения с властью, беспощадную критику и бесконечную травлю, но он выстоял и не изменил себе. За полгода до смерти писатель говорил: «… Не срывайся, не падай, не ползи, ты— это ты… Будь выше обид, выше зависти, выше всяких глупых толков…».

В его пьесе «Дон Кихот», созданной по одноимённому роману М.Сервантеса, есть такие строки: «Люди выбирают разные пути. Один, спотыкаясь, карабкается по дороге тщеславия, другой ползёт по тропе унизительной лести, иные пробираются по дороге лицемерия и обмана. Иду ли я по одной из этих дорог? Нет! Я иду по крутой дороге рыцарства и презираю земные блага, но не ЧЕСТЬ!». Эти слова передают взгляды самого писателя, который был и остаётся в сердцах читателей настоящим Дон Кихотом советской литературы.

Любимая сестра М.А.Булгакова Надежда Афанасьевна так вспоминала о начальной поре жизни будущего писателя: «1891 год [М.А.Булгаков родился 3(15) мая]. В Киеве на Госпитальной улице, которая, подобно большинству киевских улиц, шла в гору, в доме номер 4 у магистра Киевской духовной академии, доцента кафедры древней гражданской истории родился первенец. Отца звали Афанасий Иванович. Мальчик рос, окружённый заботой. Отец был внимателен, заботлив, а мать— жизнерадостная и очень весёлая женщина. Хохотунья. И вот в этой обстановке начинает расти смышлёный, очень способный мальчик».

В дружной семье Булгаковых росло семеро детей: три мальчика и четыре девочки. Поэтому когда в 1907 году от тяжёлой болезни умер глава семейства, старшим помощником матери остался именно Михаил. В ту пору он учился в Киевской первой гимназии. Надо сказать, что он не слишком радовал близких успехами в учёбе. В его аттестате зрелости были лишь две отличные оценки: по Закону Божьему и географии. Да и особым прилежанием он тоже не отличался. Как бывает со всяким ребёнком, с ним иногда случались различные казусы. Однажды он даже истратил деньги на кино, выделенные матерью на учебник физики, а весной порой пропускал уроки, гуляя с барышнями по цветущим киевским улицам.

Однако с самого детства Михаил проявлял себе как необыкновенно творческая и артистическая натура. По свидетельству его близких, сочинять он стал довольно рано. Небольшие рассказы, фельетоны, драматические сценки легко появлялись из-под его пера. А живой интерес юного Булгакова к театру способствовал тому, что он знал наизусть арии из опер «Аида» и «Фауст» и даже одно время мечтал стать оперным певцом. Юноша сам сочинял пьесы для домашнего театра и играл в них.

Позже он вспоминал: «…Хотелось быть примерным мальчиком. Сохранить в себе прочный мир киевского детства, с его скромностью, строгостью, особенностью домашнего томительного уюта, с умеренным свободомыслием отца-профессора, бестревожностью, покоившейся на уверенности, что иначе и быть не может…».

Мирный уклад жизни Булгаковых, впрочем, как и многих других, изменила начавшаяся Первая мировая война. К этому времени Михаил был студентом медицинского факультета Киевского университета.

В 1916 году, получив диплом врача, он уходит добровольцем Красного Креста, работает в прифронтовых госпиталях, приобретая нелёгкий врачебный опыт. Освобождённый от призыва по болезни, он едет работать по назначению в сельскую больницу Смоленской губернии. По некоторым данным, за первый год самостоятельной врачебной практики Михаил Афанасьевич принял 15615 больных. Впечатления этих лет отражены в книге «Записки юного врача», которая была частично опубликована в периодике в течение 1921–1925 годов.

В марте 1918 года он возвращается в родной Киев. Булгаков пытается заняться частной врачебной практикой, однако в городе, оказавшемся в эпицентре событий гражданской войны, спокойной и мирной жизни испытать не пришлось. М.А.Булгаков писал, что в Киеве той поры он насчитал 14 переворотов, 10 из которых пережил лично. Позже при поступлении на работу в Большой театр рассказывал: «В 1919 году, проживая в Киеве, последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город». Достоверно известно, что в те времена «добровольцем он совсем не собирался идти никуда». Очевидно, что не по доброй воле в 1919 году Михаил Афанасьевич был мобилизован в качестве врача в военные формирования армии А.И.Деникина и отправлен через Ростов на Северный Кавказ. Он работал врачом и продолжал писать. В его публикациях той поры острее всего звучит тема усталости от этой страшной братоубийственной войны.

В 1920 году, когда деникинцы стали отступать под ударами Красной Армии, бывший белогвардейский офицер М.А.Булгаков, не успевший эмигрировать со своими частями за границу, принял для себя роковое решение: попытаться приспособиться к жизни в новой России, а также окончательно оставить медицину и полностью посвятить себя литературному труду.

Как рассказывал Михаил Афанасьевич в автобиографии, в 1921 году он приезжает «без денег, без вещей в Москву с тем, чтобы остаться в ней навсегда». Он активно публикуется в газете «Накануне», адресованной русским эмигрантам. Выходят в свет многие его произведения: «Записки на манжетах», «Похождения Чичикова», «Путевые заметки» и другие. Постоянным местом работы М.А.Булгакова становится газета железнодорожников «Гудок», объединившая в то время таких талантливых писателей, как Юрий Олеша, Валентин Катаев, Исаак Бабель, Константин Паустовский, Илья Ильф, Евгений Петров и других.

М.А.Булгаков полностью погружён в творчество. В 1922–1923 годах в печати один за другим появляются фельетоны, очерки и рассказы писателя. Дар Булгакова-сатирика особенно ярко проявился в повестях 1923–1925 годов «Дьяволиада», «Роковые яйца» и «Собачье сердце». Он работает над романом «Белая гвардия», по которому в 1926 году напишет пьесу «Дни Турбиных», поставленную в Московском художественном академическом театре (МХАТе). С этого момента его жизнь будет тесно связана с театром. В Московском театре им. Евг. Вахтангова ставится его пьеса «Зойкина квартира», а Камерном театре идёт его «Багровый остров».

Однако к Булгакову приходит не только популярность. Почти каждое его крупное произведение сопровождается несправедливой критикой. Писатель, по сути, оказался, по его собственному выражению, в роли загнанного, но не покорённого литературного волка. Травля не только в прессе, но и в таких изданиях, как «Большая советская энциклопедия», «Литературная энциклопедия», а также обыск весной 1926 года, во время которого были изъяты не только рукописи писателя, но и его личные дневники,— всё это пришлось пережить М.А.Булгакову.

Газетная кампания против автора «Дней Турбиных», несмотря на успех пьесы, всё более усиливалась. В условиях постоянной критики и даже оскорблений М.А.Булгаков откликается на предложение МХАТа создать пьесу, показывающую борьбу за Перекоп во время гражданской войны. Так появляется пьеса «Бег», которая была принята театром к постановке, но в процессе работы над ней запрещена. В феврале 1929 года в связи с очередным доносом все пьесы писателя были изъяты из репертуаров всех театров, а в газетах прозвучал погромный призыв: «Долой булгаковщину!». Новая пьеса писателя «Кабала святош» («Мольер») к постановке также была запрещена. Все попытки М.А.Булгакова где-либо устроиться на работу оставались безуспешными.

Уничтоженный несправедливой критикой, растоптанный цензурой, безработный, М.А.Булгаков в марте 1930 года пишет письмо «Правительству СССР». Это была не жалоба и не покаяние, и, тем более, не просьба. Писатель решил разрубить туго затянувшийся гордиев узел своей судьбы. В этом письме он нарисовал свой литературный и политический портрет: «Произведя анализ моих альбомных вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных— было 3, враждебно-ругательных— 298.

Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни. (…)

Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала,— мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати. (…) Вот одна из черт моего творчества и её одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. (…) Я прошу принять во внимание, что невозможность писать для меня равносильна погребению заживо…». Писатель просит или выслать его из страны, или дать возможность работать, хоть «на должности рабочего сцены». М.А.Булгаков не скрывал, что целью письма было «спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели».

Вряд ли можно было надеяться на какой-либо положительный ответ со стороны правительства. Но письмо М.А.Булгакова совпало по срокам с нашумевшей трагической гибелью и похоронами В.В.Маяковского. Возможно, именно этим объясняется то, что 18 апреля 1930 года в квартире Булгаковых раздался знаменитый телефонный звонок Сталина. Вождь обнадёжил писателя будущей встречей и конструктивным разговором и предложил поработать во МХАТе. В результате М.А.Булгаков получил должность ассистента режиссёра театра, где проработал с 1930 по 1936 годы. Это давало сред­ства к существованию, но не реабилитацию его произведений. За исключением «Дней Турбиных», возобновлённых в начале 1932 года и только во МХАТе, ни одно из произведений Булгакова по-прежнему не появлялось в репертуаре театров.

30 мая 1931 года он вновь пишет Сталину и чётко формулирует свою позицию: «…На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он всё равно не похож на пуделя. Со мной и поступили, как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе. Злобы я не имею, но я очень устал. Ведь и зверь может устать. Зверь заявил, что он более не волк, не литератор. Отказывается от своей профессии. Умолкает. Это, скажем прямо, малодушие. Нет такого писателя, чтоб он замолчал. Если замолчал, значит, был не настоящий. А если настоящий замолчал— погибнет». В этих словах— весь Булгаков, непоколебимый в своих убеждениях и принципах.

В 1938 году он вновь пишет Сталину. В этот раз Булгаков заступается за драматурга Николая Эрдмана, которому не разрешают после трёх лет, проведённых в ссылке в Сибири, вернуться в Москву. Вот уж, действительно, пример, как можно не изменить себе ни при каких обстоятельствах…

Творческая изоляция Булгакова продолжалась… И хотя в феврале 1936 года во МХАТе состоялась премьера его пьесы «Мольер», вскоре после появившихся острых критиче­ских высказываний в печати спектакль был снят с репертуара театра. Писатель по-прежнему чувствовал себя «заживо погребённым», и лишь работа над главным его произведением— романом «Мастер и Маргарита»— отвлекала от «ядовитой мысли» о бесполезности своего существования. В июне 1938 года М.А.Булгаков заканчивает в черновом варианте свой роман. В надежде, что его всё-таки удастся опубликовать, по совету друзей, он берётся за пьесу «Батум», посвящённую 60-тилетнему юбилею вождя. Булгаков делает этот шаг навстречу Сталину как попытку всё же вызвать его на разговор. Писатель поставил себе задачу создать историче­ски правдивый образ молодого вождя, он правдиво описывает социальную обстановку, царившую в Закавказье в 1902 году. Поэт К.Симонов, прочитав «Батум», сказал: «Пьеса талантливая, как и всё, что делал Булгаков. (…) Написана о становлении крупной личности, и в то же время нет никакого намёка на коленопреклонение. Пьеса, по-моему, справедливая».

Однако не «справедливой пьесы» ждали от писателя власти. «Наверху» произведение получило резко отрицательную оценку, поскольку нельзя такую фигуру, как Сталин, делать литературным образом, ставить его в выдуманные обстоятельства и вкладывать в его уста выдуманные слова. «Не стоит вспоминать детство и юность Сталина— кому это интересно?»— скажет Сталин, прочитав «Батум». Неудивительно, что, когда пьесу не допустили к постановке, Булгаков пережил это как двойную трагедию. Его беспокоила творческая неудача, но больше всего волновал стыд «самопредательства». Всё это не могло не повлиять на здоровье, которое всё больше ухудшалось. Он стал слепнуть и мучительно угасал от обострившейся наследственной болезни почек.

К 1939 году слепота стала полной. Михаил Афанасьевич, по сути, постепенно превращался в «живой труп». Единственное, что его по-прежнему продолжало волновать,— это судьба его «закатного» романа «Мастер и Маргарита». Жена писателя, Елена Сергеевна Булгакова, ему пообещала: «Клянусь тебе, я его напечатаю». Эта клятва была исполнена…

Он умер 10 марта 1940 года. Вскоре после его смерти в дом писателя пришла Анна Андреевна Ахматова и прочитала стихи «Памяти М.А.Булгакова», в которых есть такие строки:

Ты так сурово жил и до конца донёс Великолепное презренье. Ты пил вино, ты как никто шутил И в душных стенах задыхался, И гостью страшную ты сам к себе впустил И с ней наедине остался. А нет тебя, и всё вокруг молчит О скорбной и высокой жизни…

Долгое время на могиле писателя не было ни плиты, ни надгробного камня, поскольку всё не находилось подходящего материала для памятника. Но однажды Елена Сергеевна Булгакова увидела огромный чёрный камень. Как оказалось, этот камень был частью Голгофы с крестом, поставленой на могиле Н.В.Гоголя в Даниловском монастыре. Однако к очередному юбилею автора «Мёртвых душ» решением советского правительства на могиле писателя был поставлен новый памятник, а камень за ненадобностью выброшен. Узнав об этом, Елена Сергеевна приняла решение положить «гоголевский» камень на могилу мужа, который однажды в одном из писем, обращаясь к «тени Гоголя», сказал: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью». Так и сбылось…

Когда-то Илья Ильф, один из авторов знаменитых «Золотого телёнка» и «Двенадцати стульев», сказал М.А.Булгакову: «Вы счастливый человек, без смуты внутри себя». Казалось бы, разве можно человека с такой сложной судьбой, после всего, что ему довелось испытать в этой жизни, назвать счастливым? Но, поразмыслив, понимаешь, что, наверное, создать бессмертные произведения, не изменив себе, мог только поистине счастливый человек.