Поэзия была важной частью культурной жизни средневековой Японии. По придворному этикету аристократ должен был не только знать стихи, но и уметь их сочинять. Причем сочинять быстро и в присутствии зрителей — то есть в виде публичного экспромта. Подобные экспромты рождались в минуты дружеских застолий, коллективных прогулок на лоне природы, любовных встреч и т. д. А главным «экзаменом» для проверки стихотвор­ческих способностей аристократов служили поэтические турниры, нередко устраиваемые по желанию самого императора.

Однако наряду со стихотворениями, сочиненными во время состязаний и прочих публичных выступлений, существовала и другая поэзия. Она создавалась в укромных, далеких от придворной суеты уголках, во время одиноких скитаний и уединенного созерцания природы. Именно такой поэзией прославил свое имя один из самых значительных лириков япон­ского средневековья Сайгё (1118—1190).

Это имя не было дано ему при рождении. Сато Норикиё — так звали по­эта до того, как он, молодой императорский придворный из рода военных дворян, круто повернул свою жизнь, постригшись в монахи. Тогда-то и появилось его новое, монашеское, имя Сайгё, буквально обозначающее «идущий на запад». Согласно исповедуемой Сайгё религии, на западе находилась Чистая Земля (Дзедо), то есть рай. К этой цели и должен был стремиться тот, кто звался Идущим на запад.

Действительно, долгие годы Сайгё провел в странствиях, которые должны были очистить и усовершенствовать его душу для достойного вступления в пределы «чистого», «совершенно­го» царства. Надо сказать, реальность не слиш­ком благоприятствовала осуществлению этих стремлений: в ту мрачную пору Японию сотря­сали междоусобные войны, и единственным прибежищем для отшельника была природа, наедине с которой он мог оплакивать гибель друзей и бедствия своего народа.

Мало что известно о событиях, пережитых поэтом за время многолетних скитаний. Зато многое известно о его переживаниях, ибо они запечатлены в стихах, сочинявшихся в тот период. В этих произведениях развернута богатая палитра настроений поэта, вызванных соприкосновениями его души с внешним миром. Есть в ней и ликующий восторг перед красотой цветущей вишни, и приглушенная грусть, навеянная первым осенним вечером, и пронзительное сочув­ствие к увядающим творениям природы, и безмерная усталость путника, бредущего сквозь заросли, и безудержная любовная страсть, и неизбывная горечь разочарования... И каждое из этих состояний, переданных с изу­мительной остротой чувства, мысли и слова, вмещается в маленькое пятистишие, именуемое танкой. Неудивительно, что танки Сайгё в течение многих столетий служили образцом подражания для японских стихо­творцев.