В официальной истории отечественной культуры А. С. Пушкин занимает почетное место родоначальни­ка «золотого века» национальной литературы. Один из ведущих литературных критиков XIX в., А. Гри­горьев, очертил место поэта простой фразой: «Пушкин — это наше всё». Действительно, Пушкин считается универсальным гением русской литера­туры, разработавшим едва ли не все ее основные жанры, создавшим богатейшую сокровищницу литературного языка (и поныне являющуюся эталоном художественной речи), открывшим не­обозримое многообразие стилей, и в конечном счете — поднявшим русскую литературу на мировой уро­вень. Но особое, неофициальное значение этого художника состоит в том, что его творчество являло собой образец непревзойденной в отечественной словесности гармонии, стройности и ясности. К самому себе Пушкин мог бы отнести характеристику, данную им композитору Моцарту: «сын гармонии». Впрочем, в одном из своих стихотворений поэт практически это и сделал, уподобив себя «таинственному певцу» Ариону, который, пе­режив морскую бурю, крушение челна и гибель товарищей, продолжает петь «гимны», исполненные «беспечной веры»...

А. С. Пушкин родился 6 июня 1799 г. в Москве. Его отец принадлежал к старинному дворянскому роду, мать была внучкой легендарного «арапа» Ганнибала — одного из любимцев Петра I. Родители мало занимались вос­питанием сына, однако культурная атмосфера дома способствовала разви­тию его поэтических наклонностей. Отец — почитатель изящной словес­ности — владел прекрасной домашней библиотекой, в которой Саша, едва научившись читать, проводил самые сладкие часы своего детства. Родной дядя, Василий Львович Пушкин, — небезызвестный в свое время поэт — с живым участием следил за его первыми стихотворческими опытами. Бы­вавшие в доме знаменитые мастера слова — Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков и др., — освещали мальчику заманчивый путь к литературной славе, а самый близкий человек — няня Арина Родионовна — потчевала его отборными лакомствами русского фольклора.

Родители недолюбливали своенравного Александра, из-за чего он ощу­щал себя чужим и одиноким. Чувство семьи пришло к Пушкину в Царско­сельском императорском лицее, куда он был отдан в возрасте двенадцати лет. Там Александр узнал, что такое духовное братство, и на всю жизнь приобрел замечательных товарищей — И. Пущина, А. Дельвига, В. Кю­хельбекера. В стенах этого заведения царил дух свободомыслия, веселых шалостей и творческого состязания. Некоторые ученики, в том числе и из числа друзей Александра, писали стихи. Лучшие их произведения публи­ковались в лицейских рукописных журналах. Позже, уже став известным поэтом, Пушкин, обращаясь к товарищам юности, писал:

Друзья, прекрасен наш союз! Он как душа неразделим и вечен — Неколебим, свободен и беспечен, Срастался он под сенью дружных муз.

Окончив Лицей, в 1817 г. Пушкин перебрался в Петербург, где поступил на службу в Министерство иностранных дел. Служба эта, в общем, была формальностью, и не обремененный обязанностями поэт ринулся осваи­вать бурную столичную жизнь. Благодаря общительному характеру он быстро обзавелся множеством знакомств, в том числе — с самыми образо­ванными семьями Петербурга. Кроме того, Пушкин активно включился в литературные баталии, выступив на стороне Н. М. Карамзина и В. А. Жуков­ского, оказывавших ему профессиональную и дружескую поддержку.

В те годы в сознании передовой русской интеллигенции, обогащенной опытом победы над Наполеоном и знакомством с европейским укладом жизни, нарастало чувство протеста против господствующего в Российской империи самодержавно-крепостнического строя. Всё чаще и громче звучали их критические оценки государственного устройства России и требования его коренных преобразований. Эти мысли проникали в душу и стихи поэта, чье врожденное свободомыслие укрепилось стараниями лучших лицейских наставников. Из-под его пера, прославившегося легкокрылыми главами сказки «Руслан и Людмила», стали выходить стихи, призывавшие к борьбе с царским «самовластьем» и утверждавшие высшую ценность Свободы. Созвучные настроениям дворянской молодежи, эти произведения широко цитировались в светском обществе. Вскоре, однако, слухи о них достигли царского дворца. Над Пушкиным нависла реальная угроза ссылки в Сибирь или в Соловецкий монастырь, где к обычным трудностям опалы добавились бы суровые природные условия и жесткий полицейский надзор. Только благодаря заступничеству друзей царь смягчил свое решение и направил дерзкого вольнодумца отбывать наказание на юг России.

В мае 1820 г. Пушкин покинул Петербург. Путь к месту новой службы оказался кружным и долгим. Поэт посетил Екатеринославль (ныне Днепро­петровск), где не отказал себе в удовольствии искупаться в Днепре; побывал на Кавказе и Кубани, где вволю полюбовался живописными пейзажами; затем перебрался в Крым, где, проведя чудесные дни в татарском селении Гурзуф, отправился осматривать Алупку, Симеиз, Севастополь, Бахчисарай; заглянул в Одессу и наконец прибыл в Кишинев, в котором ему было суж­дено провести без малого три года. О Кишиневе тех лет современник Пушкина Ф. Ф. Вигель писал: «Безобразнее и беспорядочнее деревни я не видывал...». Но несмотря на скуку провинциальной жизни, стесненность в материальных средствах и болезненное для его свободолюбия положение поднадзорного, поэт духом не пал. Он с интересом изучал фольклор и обы­чаи местных жителей, черпая из своих впечатлений сюжеты для новых произведений. Был у Пушкина на юге и достойный его круг общения, ко­торый составляли преимущественно будущие участники декабристского движения. Впрочем, в их обществе поэт ощущал себя не вполне «своим», поскольку, искренне сочувствуя антисамодержавным настроениям тайных оппозиционеров, не соглашался с их требованиями поставить литературное творчество на службу политической борьбе. Для него, всегда считавшего поэзию царством «вдохновенья, звуков сладких и молитв», подобные требования были неприемлемы.

В 1824 г. Пушкин был переведен в Одессу, которая после провинциаль­ного Кишинева показалась ему настоящим европейским городом. Именно такой предстает Одесса в воспоминаниях поэта:

Там всё Европой дышит, веет, Всё блещет югом и пестреет Разнообразностью живой. Язык Италии златой Звучит на улице веселой...

Поначалу жизнь в шумном приморском городе складывалась для Пуш­кина самым счастливым образом: он купался в море, посещал спектакли, читал французские газеты, ужинал в ресторанах, писал стихи и переживал бурные любовные романы. Но вскоре эта идиллия была разрушена напря­женными отношениями поэта с его новым начальником, графом Ворон­цовым. Человек сурового нрава, хотя и не лишенный тяги к прекрасному, граф представлял собой смесь мецената, мало смыслящего в поэзии, и наставника, пытающегося воспитать из «непутевого стихотворца» добро­порядочного чиновника. Постоянно сталкиваясь с ним, Пушкин с трудом сдерживал раздражение (однажды Воронцов отправил поэта обследовать местности, пострадавшие от саранчи, в ответ на что тот представил ему издевательский «отчет»: «Саранча летела, летела, села... и всё съела»). На­пряжение в отношениях перешло в открытый конфликт, когда Пушкин разразился убийственной эпиграммой на графа:

Полу-милорд, полу-купец, Полу-мудрец, полу-невежда, Полу-подлец, но есть надежда, Что будет полным наконец.

Взбешенный Воронцов обратился к властям с требованием немедленно удалить «несносного стихотворца» из Одессы. Воспользовавшись первым же поводом, те направили поэта для отбывания дальнейшей ссылки в его собственное имение Михайловское, расположенное в «далеком северном уезде» России. Пребывание там означало фактическую изоляцию от общест­ва, что для молодого Пушкина было равносильно тюремному заключению. Но именно в Михайловском, вдали от светской суеты, в условиях однооб­разной деревенской жизни, скрашиваемой лишь старой преданной няней Ариной Родионовной, письмами знакомых, редкими визитами старых друзей и выездами к ближайшим соседям, Пушкин вступил в пору расцвета своих творческих сил. За два года в Михайловском им было написано более ста произведений, в том числе поэмы «Цыганы» и «Граф Нулин», трагедия «Борис Годунов», четыре главы «романа в стихах» «Евгений Онегин», несколько десятков стихотворений. Но главное — в этот период он по-настоящему осознал себя Поэтом, для которого литература является делом всей жизни.

Там же, в Михайловском, Пушкин узнал о восстании на Сенатской площади. Весть эта его потрясла. Поэт искренне беспокоился о дальнейшей судьбе самоотверженных подвижников идеи Свободы, среди которых было немало его товарищей и знакомых. Извес­тия о репрессиях декабристов подтвердили самые тревожные опасения: «Каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна», — писал Пушкин поэту Вяземскому. К тому же жестокость, с которой царское правительство рас­правлялось с бунтовщиками, не оставляла места для надежд на перемены к лучшему и в жизни самого Пушкина. Тем более что, как сообщал поэту в письмах Жуковский, его стихи обнаруживались в бумагах едва ли не каждого обвинявшегося по делу о тайной революционной организации. Но несмотря на угрозу нового наказания, Пушкин, явившись по высочай­шему повелению в Москву, в беседе с заступившим престол Николаем I мужественно заявил, что если бы 14 декабря находился в Петербурге, то был бы в рядах участников декабристского восстания.

В продолжение этого разговора, впрочем, царь и поэт неожиданно сдела­ли шаги навстречу друг другу: Николай вернул Пушкину свободу и избавил его от обычной цензуры (пообещав стать его личным цензором); Пушкин же согласился поддерживать своим пером добрые начинания царя, взяв на себя роль посредника между властью и образованным обществом. Однако достигнутое примирение через несколько лет превратилось в ширму, едва прикрывавшую нараставшее противостояние поэта и царя, которое, в ко­нечном счете, и уничтожило поэта. Ибо роковая дуэль, вследствие которой Пушкин скончался в тридцатисемилетнем возрасте, во многом была ре­зультатом подло и точно рассчитанной травли, проводимой властями в последние годы его жизни.

Незадолго до смерти и уже ее предчувствуя, Пушкин в своих стихотворе­ниях утверждал гармонично-ясный взгляд на свою и окружающую жизнь, с чистосердечной радостью приветствуя будущее «племя младое, незнако­мое» и торжественно провозглашая бессмертие собственной поэтической славы: «Нет, весь я не умру — душа в заветной лире // Мой прах переживет и тленья убежит...». Так, по словам современного литературоведа А. Ар­хангельского, «душевное страдание, смятение, тоска преображались в лирическую гармонию — и в поэзии Пушкин проживал еще одну, несравненно более свободную и гармоничную жизнь». И так — до конца своих дней — он оставался золотоголосым Арионом российской поэзии.