Фантастика и гротеск как художественный прием в произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина

Он проповедует любовь

Враждебным словом отрицанья...

Н. А. Некрасой

М. Е. Салтыков-Щедрин, как он сам о себе говорил, «до боли сердечной» был привязан к своей родине. Он верил в ее будущее, в торжество добра и справедливо­сти. И все, что приходило в противоречие с живой жизнью, вызывало его гневный смех. Все, что вело к лживой официальности, к душевной окаменелости, к насиль­ственному утверждению авторитетов, к насаждению страха и трепета, находило в лице Салтыкова-Щедрина своего врага. Все, что боялось смеха, становилось пред­метом его сатирического обличения.

А ведь сатирическое искусство требует не только редкой силы таланта, но и не­заурядного мужества и большого душевного напряжения. Писателя-сатирика вол­нует то, что большинству кажется привычным и даже нормальным.

На протяжении нескольких десятилетий XIX века передовая Россия с нетерпе­нием ждала щедринских сатирических выступлений, таких остроумных и злободнев­ных. Именно в эти годы определилась эзоповская манера Салтыкова-Щедрина — замечательного сатирика.

Между тем литература и искусство в России были задавлены политической цен­зурой. Недаром Салтыков-Щедрин говорил о себе: «Я — Эзоп и воспитанник «цен­зурного ведомства». Он пользовался особой манерой письма, которую называют эзоповской. Она заключается в использовании специальных иносказаний, недомол­вок и других средств. Сатирик называл эзоповскую речь «рабьей манерой писать», имея в виду ее вынужденный, связанный с давлением цензуры характер.

Эзоповский язык помогал зашифровывать крамольные или неугодные властям мысли. Цензорам было трудно обвинять автора. Можно вспомнить одного из геро­ев «Горя от ума» Загорецкого: «...басни — смерть моя! Насмешки вечные над льва­ми! над орлами! Кто что ни говори: хотя животные, а все-таки цари».

М. Е. Салтыков-Щедрин направлял жало сатиры не против отдельных, пусть даже ужасных личностей, а против самой общественной жизни, против людей, наделенных властью произвола. Писатель верил, что в каждом человеке есть заро­дыш совести. Свою эпоху он окрестил «самодовольной современностью» и стремился сделать свои произведения широким зеркалом общественной жизни.

Щедрин ввел и утвердил в литературе собирательную характеристику, группо­вой портрет. Ярким примером явились знаменитые щедринские градоначальники и глуповцы из «Истории одного города».

Чтобы глубже постигнуть социальные пороки и лучше их изобразить, сатирик часто придавал своим образам фантастический характер или использовал гротеск. Он создает фантастические учреждения, фантастические должности, фантастичес­кие образы. Так, в «Истории одного города» появляются его знаменитые градона­чальники: Прыщ с фаршированной головой, Угрюм-Бурчеев, «бывалый прохвост», Брудастый, у которого в голове был органчик, и другие.

Гротесковые персонажи помогали Щедрину обнажать социальные и нравствен­ные пороки русского общества, а невероятные фантастические образы давали воз­можность говорить на темы, запрещенные цензурой.

Жалящее остроумие писателя вызывало у читателя чувство ненависти и презре­ния ко всякому самодурству, лицемерию, обывательщине, бюрократизму, рабской трусости и холопству.