Город символистов — символический город (Об урбанизации)

Первые кадры в истории документального кино о боль­шом городе изображают мельтешение лошадиных ног, вра­щение спиц каретных колес и хаотичное, почти карикатур­ное движение забавных человечков. Улицы и площади за­пружены пешеходами, кругом суета, столпотворение и пол­ная неразбериха. Все пространство кадра кинопленки за­полняет пестрота базаров, ярмарок и народных гуляний.

Фильмы эпохи господства социалистического реализма представляют нам широкие светлые улицы, чисто уб­ранные и почти без автомобилей. По ним шагают скромно одетые, очень похожие друг на друга люди с радостными улыбками на счастливых лицах. Никто из них не имеет понятия о неоновой рекламе, которая занимает все свобод­ное пространство в кадрах о городах «загнивающего» за­пада, затмевая своим излучением естественный небесный свет. Наши фильмы показывают вечерний город, который дремлет, постепенно пустеет, отходя ко сну на фоне эколо­гически чистых дымящих труб.

Современное телевидение представляет современный технизированный город с бешеным жизненным ритмом, гипнотизирующей динамикой, оглушительным грохотом, хаотичной сутолокой, бесконечными переливами огней, серыми сумерками городского рассвета и бесстрастной рту­тью электрических лун. В прежние времена город XXI века представлялся фантастам с людьми на крыльях, воздушны­ми поездами и стеклянными куполами. Как ни странно, но мегаполис XXI века больше всего похож на вымышленные города, изображенные русскими символистами.

Город воспринимался поэтом-символистом через призму капризного настроения. Он словно бы нарочно стилизует городской пейзаж под фантасмагорическую декорацию из пьесы абсурда, придает ему вычурную форму и неземной колорит. Он наделяет город неврастеничным характером. В восприятии поэта-символиста город выступает как «город-вампир», «город-спрут», отчего невольно возникает сата­нинское наваждение. Блок, Сологуб, Белый, Соловьев, Брюсов видели в городе место безумия, ужаса и безыс­ходности, ничем не излечимой тоски.

Но ужас разрушения — это только «строительный му­сор». К примеру, Андрей Белый в городской разрухе ви­дел контуры обновления.

Созданием образа города кошмаров поэт-символист вы­ражает собственное настроение и изливает свои пережи­вания. Кажется, что именно город определяет тип созна­ния — угнетенного, скованного, приниженного. Теплое нежное чувство к городу, какое можно было видеть у поэтов XIX века, почти никогда не появляется в воспоми­наниях и грезах.

Фантасмагорический город символистов является по­рождением поэтического сознания, в котором наблюдает­ся тесное сплетение бесконечного множества пережива­ний и впечатлений. Вот почему у каждого города есть свое собственное лицо и каждому городу присущ свой особый неповторимый дух. И уже трудно разобраться и понять, то ли именно этот дух порождает людей с подобным вос­приятием и творит историю по своему образу и подобию, то ли это люди видят то, чего нет на самом деле. Сомне­ние возникает оттого, что у поэтов-символистов не вся­кий город и не всегда достоин проклятия. Есть в городах места, достойные поклонения. Для Блока это Пушкинс­кий дом в Петрограде: «С белой площади Сената тихо кла­няюсь ему».

Поистине, нет на Руси деревни без праведника, а горо­да без дома с мемориальной табличкой. Наравне с геоде­зическими знаками на фасадах домов эти таблички служат нам ориентирами не только в путанице улиц, но и в сплете­нии лет и веков.