Казацкая слава (рассказ на историческую тему)
Лекция по истории закончилась, и студенты-первокурсники суетливо сворачивали конспекты. Вдруг сквозь шум голосов где-то из середины аудитории крикнул растрёпанный юноша:
– Уважаемый профессор, не случалось ли вам думать, что ваша слава в действительности принадлежит не вам, а казакам-запорожцам, историю которых вы так неутомимо исследуете?
Дмитрия Ивановича Яворницкого, выдающегося казаковеда, вопрос остановил почти в дверях. Мгновение поколебавшись, профессор, как всегда тихо, словно по-заговорщицки, произнес:
– Слава, дорогие мои, вещь странная. По-видимому, был прав древнеримский мудрец, когда заверял, что настоящая слава в том, чтобы делать то, что заслуживает быть описанным, и писать то, что достойно быть прочитанным...
Студенты уже не торопились идти на другие занятия, а опять сидели на местах, затаив дыхание, потому что знали, что лучшего рассказчика, чем профессор Яворницкий, не найти.
– Казацкое прошлое, которое я исследую, достойно быть не только описано, но и нарисовано. То, что слава безоговорочно принадлежит этим украинским рыцарям, я знал всегда. И много раз в этом убеждался.
– Господин профессор гордится тем, что в определенном смысле стал персонажем картины, – приобщился к разговору другой студент. – Ведь это правда, что вы, Дмитрий Иванович, позировали Илье Репину для образа писаря?
– Действительно, для меня большая честь еще и так послужить живописи. Впрочем, для славы это пустое. Расскажу вам, что пришлось мне как-то услышать от таких же студентов, как и вы.
Было это несколько лет назад. Закончив лекции, я зашел в библиотеку. Занял свободное место и погрузился в чтение. Но вскоре внимание мое привлекли двое студентов, сидевших рядом. Они все время перешептывались, кивая в мою сторону. Я прислушался. «Знаешь, профессор Яворницкий такой славолюб! – услышал я. – Уговорил Репина, чтобы тот увековечил его на своей картине, а теперь еще и кичится, рассказывая студентам, что все его узнают. Один мой приятель рассказывал, как Яворницкий хвастался своим знакомством со Львом Толстым. Говорит, что ехал однажды в поезде. В купе с ним – знаменитый писатель. Однако не успел он представиться, как Толстой первым подает руку. «Узнал вас, уважаемый, вы писарь с картины Репина “Запорожцы”».
– Именно так, дорогие, и рождаются легенды, – все еще таинственно заметил профессор и добавил: – Впрочем, часть правды в этом рассказе есть. Илья Репин списал персонажей своей картины со многих известных людей, по происхождению украинцев. Среди изображенных и генерал Михаил Драгомиров (он увековечен в фигуре кошевого Сирко), и художник Николай Кузнецов (раненный в голову казак), и коллекционер-меценат Василий Тарновский (худощавый военный судья в черной шапке и золотистой сорочке). Но только с писателем Толстым я познакомился не благодаря изображению на картине. Гостил у него, беседовали о древнем прошлом. И познакомил нас, кстати, студент.
Зал загудел. Вопросы сыпались со всех сторон. Интересовались и судьбой картины, отмеченной золотой медалью на выставке в Мюнхене, и украинскими корнями художника Ильи Репина, который родился на Харьковщине. Но больше всего расспрашивали о герое картины – кошевом атамане Иване Сирко.
– Правда ли, что из сотни походов, в которые ходил Сирко, ни один не был проигран?
– Правда ли, что он коня мог на скаку остановить?
– Мог ли кошевой в степи дорогу найти с завязанными глазами?
– Что скажете, профессор, на такой слух: говорят, прожил Сирко двести десять лет, а когда умер, то казаки землю на его могилу шапками носили?.. Десницу же атаманскую семь лет после его смерти брали в походы, веря, что с рукой Сирко не будут знать поражения.
Дмитрий Яворницкий улыбнулся.
– Много легенд живет о Сирко. Заверяю вас, что уважали казацкого атамана даже его противники. Нечего и говорить о тогдашних властелинах! Переписывался он и с царем московским, и с королем польским.
– Значит, легенда о письме турецкому султану, которой посвящена картина Репина, – не выдумка? – не утихали студенты.
– Возможно, кто-то из вас совершит открытие, разгадав эту загадку казацкой истории. Несомненно лишь то, что свободолюбием, радостью и юмором, свойственными запорожцам, преисполнены и письмо, и картина.
Студенты расходились со смехом, подбадривая друг друга казацкими остротами и шутками, которых вспомнили немало. Видно, и действительно слава казацкая – не только в военном мастерстве, но и в остроумном слове, душевной песне, искреннем смехе.