Клиенты Гобсека (о повести «Гобсек» О. де Бальзака)

Парижский свет после Реставра­ции представлял собой довольно пестрое общество. Крупнейшие буржуазные воро­тилы, ценой золота и брачных контрактов, прони­кали в среду потомственных аристократов, которые постоянно нуждались в их капиталах. «Голубая кровь», одержимая властью денег и жаждой рос­коши, охотно поступалась своими сомнительными аристократическими принципами ради «больших де­нег», допуская в свой круг новоявленную знать. Это явление, характерное для парижского света эпохи Реставрации, мастерски воспроизведено Бальзаком на страницах повести «Гобсек». «Господину де Ресто нужно быть очень богатым, чтобы такая семья, как наша, согласилась породниться с его матерью»,— совсем в духе своего времени заявляет виконтесса де Гранлье. Только в этом случае потомственный аристократический род согласен допустить в свой круг молодого дворянина, в жилах которого течет кровь вермишельщика Горио.

Представители этого общества составляют основ­ную клиентуру ростовщика Гобсека. Держа в своих руках судьбы многих из них, он в то же время понимает, что в их глазах ростовщик — существо низшего порядка, к услугам которого обращаются лишь в случае крайней необходимости. Видя нич­тожность этих людей, жалкую беспомощность их претензий на моральное превосходство и исклю­чительность, прикрытую аристократической спесью, Гобсек держится перед ними с благородным досто­инством. В ответ на оскорбление Максима де Трая он хладнокровно достает пистолеты и как равный равному предлагает светскому щеголю драться, на­слаждаясь при этом его испугом.

Прекрасно разбираясь в людях, он оценивает их без­ошибочно и быстро. Впервые увидев Максима де Трая, Гобсек «прочел на его лице всю будущность графини» де Ресто. Максим де Трай и графиня де Ресто ради денег «готовы с головой окунуться в грязь». Даже у Гобсека они вызывают брезгливое чувство.

«Кумир света» Максим де Трай для Гобсека всего лишь «субъект, внушающий... презрение, все­знайка и круглый невежда,.. бретёр, больше испачканный грязью, чем запятнанный кровью». Называя Максима де Трая «блестящим соединительным зве­ном между обитателями каторги и людьми высшего света», Бальзак с убийственной иронией перечисля­ет «достоинства» этого кумира парижских салонов: «Он неподражаемо носит фрак, неподражаемо пра­вит лошадьми, запряженными цугом. А как Максим играет в карты, как он кушает и пьет! Такого изящества манер в целом мире не увидишь. Он знает толк и в скаковых лошадях, и в модных шляпах, и в картинах. Женщины без ума от него. В год он проматывает тысяч сто, однако не слы­хать, чтобы у него было захудалое поместье или хоть какая-нибудь рента. Это образец странству­ющего рыцаря нашего времени — странствует же он по салонам, будуарам, бульварам нашей сто­лицы...»

Однако эти два антипода — Гобсек и Максим де Трай — намертво связаны между собой крепкими узами общественных отношений. И по сути рос­товщику нечего возразить на циничное замечание, которое Максим де Трай бросает в лицо Гобсеку: «Да если б не расточители, что бы вы делали? Мы с вами друг для друга необходимы, как душа и тело».

Власть золота в том мире, в котором они живут, определяет их характеры и взаимоотношения. Но для Гобсека, по крайней мере до тех пор, пока он не впадает в старческий маразм, деньги — всего лишь товар, позволяющий ему все купить. Для потомственного же дворянина Максима де Трая де­ньги — это то, за что можно выгодно продать даже самого себя. Поэтому он уверен в себе до тех пор, пока знает, что его хотят купить. И пока на таких, как он, в высшем свете будет спрос, «векселя его всегда будут оплачены».

Жажда роскоши и наслаждений гонит этих знат­ных господ к ростовщику. Эта жажда «заставляет их достойным образом красть миллионы, продавать родину» — с презрением констатирует Гобсек. И эта же ненасытная жажда оказывается сильнее любых, далее самых святых, чувств. Великолепная краса­вица, изящная светская дама графиня Анастази де Ресто, напоминающая «одну из прекрасных Иродиад кисти Леонардо да Винчи», поражает чита­теля контрастным несоответствием внешней кра­соты и внутренней пустоты. Ее эгоизм и чванство, аморальность и жестокость по отношению к членам собственной семьи вызывают у Гобсека мстительное чувство удовлетворения, когда в доме графини он произносит свой внутренний монолог: «Плати за всю эту роскошь, плати за свой титул, плати за свое счастье... для охраны своего добра богачи изобрели трибуналы, судей, гильотину... Но для вас, для людей, которые спят на шелку и шелком укрываются, существует кое-что иное: укоры со­вести, скрежет зубовный, скрываемый улыбкой, хи­меры с львиной пастью, вонзающие клыки вам в сердце».

Призрак нищеты приводит графиню де Ресто в исступление. Куда только девается ее мнимая во­спитанность, утонченность, великосветские манеры, когда в поисках документов, которые могут ли­шить ее состояния, она превращается в фурию, готовую на любую подлость. «Лишь только граф испустил дыхание, его жена взломала все шкапы, все ящики письменного стола, и ковер вокруг нее густо устилали обрывки разорванных писем, шка­тулки были сломаны, портфели разрезаны — везде шарили ее дерзкие руки... Труп графа де Ресто лежал ничком, головой к стене, свесившись за кровать, презрительно отброшенный, как один из тех конвертов, которые валялись на полу, ибо он теперь был лишь ненужной оболочкой... Подушка была сброшена, и на ней еще виднелся след жен­ского ботинка».

Сцена в кабинете умершего графа — это беспо­щадный приговор Бальзака той внутренней пустоте, которую люди круга графини де Ресто и Максима де Трая пытаются прикрыть дворянским происхож­дением и «достойным образом» украденными мил­лионами. Пророческими по отношению к графине де Ресто оказались и слова покойного графа: «Вы были плохой женой, плохой дочерью, вы будете плохой матерью...»

Поставив в своей повести представителей дво­рянства рядом с буржуазией, Бальзак блестяще по­казал не только их взаимный антагонизм, но и их взаимную заинтересованность в существовании друг друга. Гениальный художник реалистически точно отразил в художественных образах повести сущность отношений, определивших облик эпохи Реставрации во Франции.