Краткое содержание повести М. А. Булгакова «Собачье сердце» (Первый вариант)

Холодная вьюжная зима. В подворотне погибает от холода и голода пес, которому еще вдобавок обварил бок кипятком повар одной из московских столовых. Он скулит, воет и попутно раз­мышляет о жизни. Страдает оттого, что сейчас не лето и нельзя полечиться травкой в Сокольниках, мучается потому, что ника­кой защиты у него нет, и в конце концов решает никуда из этой подворотни не ходить, а помереть прямо в ней, поскольку сил у него совсем никаких нет. Ненадолго от мрачных мыслей его отвлекла молоденькая барышня в тоненьких чулочках, назвав Шариком. Шарик — это сытый, круглый, довольный жизнью пес. А он…

Вдруг из двери магазина показался гражданин, вернее даже господин, судя по его виду. Сытый, уверенный в себе человек, как видно, занимающийся умственным трудом. Господин достал сверток с колбасой и, подманив пса, которого и не надо было особенно уговаривать, назвал его Шариком и дал ему кусок кол­басы. Затем он провел рукой по Шарикову животу, а, не обнару­жив никакого ошейника, обрадовался.

«A-а, самец — многозначительно молвил он, — ошейника нету, ну вот и прекрасно, тебя-то мне и надо…», а затем привел пса к себе домой на Пречистенку. Уважение у Шарика сразу вызвало то, как швейцар, один из злейших собачьих врагов, почтительно разговаривал с этим господином. Пес узнал, что его благодетеля зовут Филипп Филиппович.

Дверь квартиры открыла молодая красивая женщина, кото­рую новый хозяин назвал Зиной, и удивилась, где это Филипп Филиппович раздобыл такого паршивого пса. Тот взглянул на со­баку и увидел, что бок животного обварен кипятком. Зина куда- то повела Шарика. Куда — тот сразу не понял. А когда понял, уяснил себе, что это собачья лечебница, и сейчас его будут резать ножами. Шарик лихорадочно закрутился в поисках выхо­да и разбил стеклянную дверь. Зина и Филипп Филиппович при­нялись ловить пса. Положение изменилось, когда в комнату вор­вался еще один незнакомый мужчина и навалился на пса, при­чем Шарик успел тяпнуть его за ногу. Незнакомец охнул, но не потерялся. В нос псу ударил тошнотворный запах, после чего он уснул.

Проснувшись, пес очень удивился тому, что еще жив, затем обнаружил забинтованный бок и успокоился. Филипп Филиппо­вич привел его в свой кабинет и начал прием пациентов. Человек, которого Шарик укусил за ногу, оказался его помощником, мо­лодым и красивым доктором Борменталем. Внешность первого по­сетителя совершенно поразила пса. На голове у пациента росли совершенно зеленые волосы, а на затылке они отливали в ржа­вый табачный цвет. На лице его расползались морщины, но цвет лица был розовый, как у младенца. Пациент уверял, что помоло­дел и теперь чувствует себя совершенно по-новому: «Каждый день обнаженные девушки снятся!» Профессор остался доволен резуль­татом медосмотра посетителя.

У следующей пациентки, пятидесятилетней дамы, был скан­дальный роман с молодым карточным шулером. Профессор, для того чтобы помочь женщине стать моложе, обещал вставить ей яичники обезьяны, проведя эту дорогостоящую операцию у себя на дому.

Третий посетитель, разговор с которым слышал Шарик в по­лудреме, тоже рассказывал профессору какую-то похабную ис­торию.

Окончательно проснулся пес только после появления в квар­тире профессора сразу четырех людей. Это были представители домового комитета (домкома) во главе с председателем Швондером. Обращаясь к Филиппу Филипповичу официально — профес­сор Преображенский, они потребовали, чтобы он потеснился, поскольку занимает слишком большую жилплощадь: целых семь комнат. Поэтому они просят профессора отказаться от столовой в порядке трудовой дисциплины.

Филипп Филиппович разгневан и обращается по телефону к представителю власти, некоему Петру Александровичу, с тре­бованием выдать «настоящий» документ об освобождении его квар­тиры от уплотнений и переселений.

Вслед за этим он выставляет за дверь домкомовцев и просит Зину подавать обед.

За обильным столом происходит обмен мнениями между про­фессором Преображенским и его ассистентом доктором Бормен­талем. Филипп Филиппович, будучи истинным гурманом, рассуж­дает о том, что «есть надо уметь». Постепенно разговор перехо­дит на политику. Профессор дает рекомендации: «Если вы забо­титесь о свом пищеварении, мой добрый совет — не говорите за обедом о большевизме и медицине. И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет». Оказывается, те пациенты, которых он заставлял перед обедом читать «Правду», теряли в весе.

Откуда-то сверху и сбоку слышится шум, похожий на хорал. На вопрос Преображенского что все это значит Зина отвечает, что опять общее собрание жильцов сделали. Филипп Филиппович убивается, сожалеет, что пропал Калабуховский дом. Борменталь говорит, что профессор смотрит на вещи слишком мрачно. В от­вет Филипп Филиппович высказывает свои соображения насчет того, что он живет в этом доме с 1903 года, а свет стал гаснуть только сейчас, при новой власти. Из парадного стали пропадать галоши, почему-то забили парадную лестницу и открыли черный вход, все списывая на так называемую разруху. Если он, профес­сор Преображенский, вместо того, чтобы оперировать, начнет петь у себя в квартире хором, тогда у него дома настанет разруха. Следовательно, разруха в головах у людей. Так происходит, когда люди пытаются в одно и то же время «подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев».

Обед закончен. Шарик под впечатлением монолога профессора засыпает, а Филипп Филиппович собирается в Большой театр на «Аиду».

Дальнейшая жизнь Шарика в квартире профессора протекает спокойно и безмятежно. Он получает ошейник — самый большой знак собачьего отличия, указывающий на то, что у пса есть хо­зяин, а швейцар теперь собственноручно открывает перед Шари­ком дверь. Пес получает доступ даже в святая святых для него — кухонное царство Дарьи Петровны.

Жизнь Шарика текла безмятежно и неторопливо до одного «ужасного дня».

После вроде бы обычного утра профессору позвонили и ска­зали по телефону, что кто-то умер. Тот взволновался, велел Зине быстро подавать обед и, не допив даже кофе, выбежал навстре­чу вошедшему Борменталю. Борменталь привез с собой дурно пах­нущий чемодан и, расстегивая его, сказал профессору, что не­кто умер три часа назад.

Затем Шарика поволокли в смотровую, где ткнули в нос ка­ким-то мокрым комком ваты, после чего пес потерял сознание.

Шарика прооперировали…

Доктор Борменталь ведет дневник. Записи свидетельствуют о проведенной операции по пересадке мужских яичников и гипо­физа собаке. Ожидалось, что пес сдохнет, однако он не только выжил после тяжелой операции, но с ним начали происходить непонятные вещи. С боков у него начала выпадать шерсть, а за­тем пес начал произносить разные слова, преимущественно бран­ные. Лексикон его быстро обогащается: кроме «Москвошвея» он употребляет «Подлец», «Слезай с подножки», «Я тебе покажу», «Признание Америки», «Примус», «Не толкайся». Однажды, в ответ на требование профессора не кидать объедки на пол, ска­зал: «Отлезь, гнида». Профессор отреагировал, ответив, что если пес еще раз позволит себе обругать его, Филиппа Филипповича, или доктора Борменталя, то ему влетит. Шарик понимающе за­молчал и нахмурился. Он учится ходить на задних лапах, носить человеческую одежду и посещать уборную.

Преображенский вынужден признать ошибку — вместо омо­ложения пса произошло его очеловечивание.

Борменталь предполагает, что пересаженный человеческий гипофиз раскрыл центр речи, и «слова хлынули потоком». Док­тор думает, что вся брань, употребляемая Шариком, — это на­носное, уличное, и что в результате очеловечивания пес разовь­ется в психически развитую личность.

Преображенский в этом сомневается и садится за историю че­ловека, чьи органы пересажены Шарику. Умерший, Клим Чугун­кин, был пьяницей, вором, получившим 15 лет каторги условно.

Играл в трактирах на балалайке. Его убили в пивной ударом ножа в сердце.

Борменталь не понимает, зачем профессор этим занимается: не все ли равно, чьи это были органы?

Через какое-то время человеческий облик существа оконча­тельно сложился: «Лицо покрывал небритый пух. Лоб поражал своей малой вышиной. Почти непосредственно над черными кис­точками раскиданных бровей начиналась густая головная щетка».

В характере бывшего Шарика стали проявляться самые от­вратительные привычки Клима Чугункина. Он курит, посыпая манишку пеплом, спит днем в кухне на полатях, бросает окурки на пол, отвратительно относится к женщинам и постоянно произ­носит бранные слова. В ответ на требования профессора вести себя пристойно существо заявляет, что не просил превращать его в человека, и если его не прекратят со всех сторон ограничи­вать, то он предъявит иск лицам, его оперировавшим. В конце разговора с профессором он заявляет, что его необходимо пропи­сать и выдать ему документ с фамилией, именем и отчеством. Пре­ображенский понимает, что бывшего пса науськал местный дом­ком в лице председателя Швондера. В домкоме существу посове­товали выбрать имя по календарю — Полиграф Полиграфович, а фамилию решили оставить наследственную — Шариков. Вскоре Шариков получает от профессора расписку в том, что появился на свет в его квартире в результате опыта. Это необходимо для получения им документов. Преображенский интересуется у Швон­дера, нет ли в доме свободной комнаты, чтобы отселить туда Шарикова. Он совершенно измучен происходящим.

К прежним выходкам бывшего пса добавляются новые. Кот, попавший в квартиру, вызвал у него ярость. Шариков, учинив в квартире погром, закрылся в ванной и еле-еле был оттуда из­влечен. Результатом этого поединка стал потоп, прием посетите­лей был отменен, а Шариков закрыт на ключ. В довершение ко всем бедам пришел дворник и рассказал про разбитое стекло в соседней квартире, приставания Шарикова к кухарке, живущей в ней, и обещание ее хозяина подать в суд.

Во время еды Шариков невоздержан в употреблении спиртно­го, совершенно не желает культурно вести себя за столом.

Случайно он сообщает, что читает переписку Энгельса с Ка­утским. Снабдил его этой книгой Швондер. Из нее Шариков понял только, что нужно все взять и поделить, намекая при этом и на имущество Преображенского. Утомленный профессор просит Бор­менталя съездить с Шариковым в цирк, а сам в глубоком разду­мье, разглядывая банку с гипофизом собаки, произносит: «Ей- богу, я, кажется, решусь».

Шариков получает документ, по которому он имеет право на жилплощадь в квартире Преображенского. Профессор срывается и угрожает застрелить Швондера. По глазам Шарикова видно, что он это высказывание запомнил. Филипп Филиппович предупреж­дает Шарикова, что не обязан его кормить, поэтому он должен вести себя прилично. Шариков на один день утих.

Следующей ночью он пришел домой пьяным и привел с собой двух подозрительных личностей, которые обчистили квартиру и отбыли восвояси только после того, как дворник вызвал мили­цию. Кражу денег Полиграф свалил на Зину. После скандала ему стало плохо — сказались последствия излишне выпитого. Док­тор Борменталь и все домашние были вынуждены ухаживать за Шариковым.

Профессор и его ассистент ночью думают о том, как уничто­жить Шарикова, но опасаются уголовного преследования. Преоб­раженский говорит, что совершил большую ошибку — милейше­го пса превратил в такую мразь, что волосы дыбом встают. Из собачьего в Шарикове самое худшее — это ненависть к котам. Вся остальная мерзость — от Клима.

Разговор прерывается появлением разгневанной Дарьи Пет­ровны, стоящей в одной ночной рубашке. Она стряхнула Шарико­ва, бившегося в ее могучих руках, к ногам профессора и объяс­нила, что тот приставал к Зине. Борменталь в ярости и обещает устроить ему «бенефис», когда тот окончательно протрезвеет.

Утром следующего дня бенефис не состоялся, поскольку Шариков из дома исчез. Несколько дней его не было, доктор и профессор принимали в это время все необходимые меры к его розыску и уже собрались идти в милицию, как вдруг Шариков объя­вился во всем кожаном и сообщил Филиппу Филипповичу, что он поступил на должность. Теперь он работает заведующим подотделом очистки города Москвы от бродячих животных. На эту должность его устроил, разумеется, Швондер. Борменталь приказывает Шари­кову попросить прощения у Зины и Дарьи Петровны.

В течение двух дней Шариков был тише воды, ниже травы — утром уезжал на работу, вечером тихо обедал в компании Преоб­раженского и Борменталя. Через два дня он привел с собой ху­денькую барышню, машинистку со своей работы, и сообщил, что расписывается с ней, а жить она будет в этой же квартире. Про­фессор раскрывает девушке правду о том, с кем она имеет дело. Шариков угрожает девушке увольнением. Борменталь грозит убить его. Заведующий подотделом по очистке убегает.

Вместо него в квартире профессора появляется его бывший пациент, толстый и рослый человек в военной форме. Он показы­вает донос, написанный Шариковым на Преображенского и Бор­менталя. В доносе говорится, что профессор угрожал убить Швон­дера, хранит дома огнестрельное оружие, произносит контррево­люционные речи и т. д. Донос был заверен Швондером. Появление Полиграфа Полиграфовича в человеческом облике было в этом доме в последний раз. Филипп Филиппович и Иван Арнольдович требуют от невыносимого соседа, чтобы он забирал вещи и уби­рался из квартиры. Шариков на это одной рукой показывает шиш, нестерпимо пахнущий котами, а второй достает из кармана пис­толет.

После этого заведующий подотделом оказался на кушетке, а доктор Борменталь душил его подушкой. От шкафа к кушетке метался Филипп Филиппович. Прием пациентов отменили, Дарью Петровну и Зину Борменталь попросил никуда не отлучаться. Соседи видели, что в ту ночь в смотровой Преображенского горел свет. Позже Иван Арнольдович собственноручно сжег синюю тет­радь, в которую записывались все истории болезни пациентов про­фессора Преображенского.

Эпилог

Прошло десять Дней после описываемых событий. Ночью к профессору явился опять же домком в сопровождении мили­ции, и Филиппу Филипповичу было сообщено, что имеется ор­дер на обыск его квартиры и арест в зависимости от результатов. Искать же они собираются Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Профессор предъявляет им существо, похожее то ли на пса ог­ромного роста, то ли на маленького человека, очень смахиваю­щего на собаку, и говорит, что вот он, Шариков. То, что тот несколько дней говорил, ничего не означает, человеком он не был, и вот снова все вернулось на круги своя. Пес, видите ли, «поговорил и начал превращаться в первобытное состояние».

Шарик снова лежит на ковре у кожаного дивана и боготворит своего благодетеля. Иногда, правда, его мучают головные боли, но от тепла они проходят.

Седой волшебник и главный песий благотворитель по-прежнему занят своим делом — он изучает чьи-то мозги и напевает лю­бимую арию из «Аиды».