Лирика М. И. Цветаевой

«Марина Ивановна Цветаева — выдающийся поэт-профессионал, вместе с Пастернаком и Маяковским реформиро­вавшая русское стихосложение на много лет вперед. Такой замеча­тельный поэт, как Ахматова, которая так восхищалась Цветаевой, была лишь хранительницей традиций, но не их обновителем, и в этом смысле Цветаева выше Ахматовой», — отмечал наш современ­ник поэт Евгений Евтушенко.

Стихи юной Цветаевой были еще незрелы, но уже подкупали сво­ей талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью.

В первый поэтический сборник Марины Цветаевой «Вечерний альбом» вошли в основном полудетские, во многом подражательные стихи. Н.С. Гумилев писал, что в этих первых интимных стихотво­рениях девочки-поэта «инстинктивно угаданы все главнейшие за­коны поэзии». Основная тема «Вечернего альбома» — тема всеве­дущего ребенка, причастного к тайнам бытия:

Мы старших за то презираем, Что скучны и просты их дни… Мы знаем, мы многое знаем Того, что не знают они. («Мирок»)

В этом первом сборнике М. Цветаева утвердила свое творческое кредо — самобытность, непохожесть на других, исследование собст­венной души. В стихотворении «Молитва», написанном в сентябре 1909 года в Тарусе, лирическая героиня мечтает о чуде. Обращаясь к Богу, поэтесса одновременно и хочет познать жизнь во всем ее разнообразии, и в то же время говорит о смерти. В стихотворении переплетается наивность юношеского восприятия жизни с глубо­ким философским осмыслением бытия. Лирическая героиня верит в божественную предопределенность судьбы:

Ты мудрый, ты не скажешь строго: «Терпи, еще не кончен срок». Ты сам мне подал — слишком много! Я жажду сразу — всех дорог!

Стихотворение «Книги в красном переплете» рассказывает о любви Марины к книгам, которая зародилась в детстве. Книги из отцовского шкафа не только скрашивали досуг маленькой Марины, но и звали ее в удивительный мир романтики и приключений. За­хватывающие приключения героев Марка Твена навсегда остались в памяти Марины Цветаевой:

О, золотые времена, Где взор смелей и сердце чище! О, золотые имена: Гек Финн, Том Сойер, Принц и Нищий.

Книги в потертом, красном переплете навсегда — «неизменив­шие друзья», которые прислали прощальный привет «из рая дет­ского житья».

В «Вечернем альбоме» Цветаева много сказала о себе, о своих чувствах к дорогим ее сердцу людям; в первую очередь к маме и се­стре Асе. В стихотворении «Бабушке», написанном несколько поз­же, в 1914 году, она вспоминает свою бабушку, какой увидела на портрете. Двадцатилетняя полька изображена в расцвете молодо­сти и красоты: «продолговатый и твердый овал», «надменные губы», «темный, прямой и взыскательный взгляд», «по сторонам ледяного лица — локоны, в виде спирали». Свой трудный, неровный, неус­тойчивый характер Марина пытается объяснить чертами, достав­шимися ей от бабушки:

 Бабушка! — Этот жестокий мятеж В сердце моем — не от Вас ли?..

Вся последующая поэзия Цветаевой — дневник-исповедь лири­ческой героини, отражение собственной жизни, индивидуального взгляда на мир. Во втором поэтическом сборнике «Волшебный фо­нарь» (1912) развивается заявленный в «Вечернем альбоме» кон­фликт детского мировосприятия и взрослой трагедии повседневно­сти. Здесь М. Цветаева экспериментирует с формой и языком стиха. Стихотворение «На заре» по форме напоминает сновидение. В не­ведомый мир сна прорывается реальность. Мгновение пробужде­ния является «мигом бесконечной печали»:

Их души неведомым счастьем Баюкал предутренний гул. Он с тайным и странным участьем В их детские сны заглянул.

В стихотворении «Из сказки — в сказку» звучат автобиографиче­ские мотивы. Лирическая героиня становится старше, взрослеет, но по-прежнему тоскует по чуду. Поэтесса обращается к своему вооб­ражаемому собеседнику, просит понять ее душу, внутренний мир:

Но разумности не требуй. Я до самой смерти буду Девочкой, хотя твоей. Милый, в этот вечер зимний Будь, как маленький, со мной. Удивляться не мешай мне…

Стихотворение «Красною кистью рябина зажглась» (1916) застав­ляет нас вспомнить о дне рождения Марины Цветаевой. Строки сти­хотворения возвращают нас в тот далекий сентябрьский день — 26 сентября 1892 года, когда в полночь с субботы на воскресенье, на Иоанна Богослова, почти в самом центре Москвы, в тихом Трех­прудном переулке, в небольшом уютном, окруженном садом доме, родилась великая поэтесса:

Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья. Я родилась.

Рябина навсегда вошла в ее поэзию. Пылающая и горькая, на излете осени, в преддверии зимы, она стала символом судьбы, тоже переходной и горькой, пылающей творчеством и постоянно грозив­шей уйти в зиму забвения.

В следующем сборнике стихов поэтессы «Версты» (1916) намечен путь создания собственной творческой философии. Важную роль приобретает образ времени, структурной основой сборника стано­вятся странствия лирической героини по эпохам, векам, культурам: то она знакома с лордом Байроном, то неторопливо беседует о по­эзии с Овидием и Сапфо, то ощущает себя человеком Средневеко­вья. В стихотворении «Как жгучая, отточенная лесть…» (1915) ли­рическая героиня непринужденно разговаривает с Овидием:

Мне синь небес и глаз любимых синь Слепят глаза. — Поэт, не будь в обиде, Что времени мне нету на латынь! Любовницы читают ли, Овидий?! — Твои тебя читали ль? — Не отринь Наследницу твоих же героинь!

Значим в «Верстах» и образ Богородицы, а эпиграфом к сборни­ку стали слова духовного стиха:

Птицы райские поют, В рай войти нам не дают.

Особое место в «Верстах» занимают стихотворные циклы- посвящения А.А. Блоку, А.А. Ахматовой:

Имя твое — поцелуй в снег. Ключевой, ледяной, голубой глоток. С именем твоим — сон глубок. («Стихи к Блоку»)

Поэт для М. Цветаевой — тот, кто знает многое из «того, что не знают они». Отсюда основной поэтический прием ее поэзии — при­ем контраста. Поэт противопоставлен черни, толпе, как вечное, ис­тинное контрастирует с бытовым, сиюминутным. Лирической ге­роиней брошен вызов всем обывателям:

Вы, идущие мимо меня К не моим и сомнительным чарам,  Если б знали вы, сколько огня, Сколько жизни, растраченной даром… … Сколько темной и грозной тоски В голове моей светловолосой…

За поэтом признается право особого взгляда на существующий порядок вещей, отличного от всех остальных. В цикле стихов, по­священных А.А. Ахматовой, появляется образ МЫ, объединяющий двух поэтесс XX века:

Мы коронованы тем, что одну с тобой Мы землю топчем, что небо над нами — то же!

Цветаева умоляет читателя-прохожего остановиться, не прохо­дить мимо.

В стихотворении «Идешь, на меня похожий…» слышна просьба лирической героини:

Легко обо мне подумай…

Здесь используются риторические восклицания:

Я слишком сама любила Смеяться, когда нельзя!

Поэтесса верит в силу своего слова, в поэтическое бессмертие:

Пусть тебя не смущает: Мой голос из под земли…

Предчувствуя сложную судьбу своих произведений, М. Цветаева написала стихотворение «Моим стихам, написанным так рано…», в котором указала на своеобразие поэтического творчества, на непо­вторимость, на собственную индивидуальность. Характеризуя по­этический язык произведения, поэт использует различные синони­мы к слову стихотворение: стихи для нее то «как брызги из фонтана», то «как искры из ракет», то «как маленькие черти».

С самого начала своего творческого пути М.И. Цветаева не при­знавала слова «поэтесса» по отношению к себе, называя себя «поэт Марина Цветаева».

В период с 1917 по 1922 г. создается второй сборник с одноимен­ным названием «Версты», который состоит из двух частей, резко противопоставленных друг другу. Центральная тема сборника — борьба нравственного и стихийного, Промысла и Произвола. По­этесса открыто полемизирует с текстом Священного Писания:

И сказал Господь: — Молодая плоть, Встань! И вздохнула плоть: Не мешай, Господь, Спать. Хочет только мира Дочь Иаира. И сказал Господь: — Спи. («И сказал Господь»)

В творчестве Марины Цветаевой развивается лирическая цик­лизация, которая в полной мере проявляется в книге стихов «Лебе­диный стан» (1922). Это поэтический отклик поэтессы на революци­онные события в России, которые неоднозначно восприняла жена офицера Добровольческой армии. М. Цветаева относила себя к «чистым лирикам», находящимся вне политики, поэтому лириче­ский герой «Лебединого стана» стремится покинуть несовершенный земной мир ради мира небесного, лебединого:

Белым был — красным стал: Кровь обагрила. Красным был — белым стал: Смерть побелила.

Здесь угадывается конфликт света и тьмы, хаоса и космоса. По­этесса стремится отыскать высший идеальный мир.

После Октябрьской революции М.И. Цветаева уехала из России, последовав за своим мужем. Но вынужденная эмиграция не принес­ла поэтессе желаемого облегчения: тоска по России навсегда связала Марину Цветаеву с родиной, именно поэтому, прожив много лет за границей, она все же решила вернуться в Россию. Не просто склады­вались взаимоотношения поэтессы с собственной страной, но тема родины является одной из основных в поэзии Цветаевой.

Детство, юность и молодость Цветаевой прошли в Москве. Дом в Трехпрудном она любила больше всего на свете. Улицы прихотливо изгибались, взбегали на холмы, петляли; на пригорках стояли церквушки, на широких травянистых площадях высились соборы; шумели базары, ярмарки, торговые ряды; тысячи галок взлетали с крестов, вспугнутые неистовым колокольным звоном. Такой вошла старая Москва в сердце Марины Цветаевой и осталась в нем навсе­гда. О Москве Марина Цветаева писала много. Один из ее ранних циклов стихов был так и назван «Стихи о Москве». Цикл состоит из девяти стихов, объединенных темой города, но почти каждое имеет свою небольшую историю. Первое стихотворение цикла «Облака — вокруг» обращено к первенцу Марины Ивановны — Ариадне. Ей она описывает красоту Москвы. Здесь и облака плывут, и купола церквей. Москва кажется «дивным градом», «мирным градом», где и мертвой ей будет радостно обрести покой. Дочери она вручает свой город, давая наказы беречь и ценить его. Восьмое стихотворе­ние цикла «Москва! Какой огромный странноприимный дом!» по­казывает первопрестольный город как святой город, через который по калужской дороге бредут «смиренные странники», слепцы, «во тьме поющие Бога»; это город, который стоит на семи холмах, похо­жих на семь колоколов; это огромный странноприимный дом, жду­щий любого бездомного. А икона Иверской Божьей Матери всегда защитит Москву от врагов и напасти. Цветаева чтит святость Моск­вы, где «льется аллилуйя на смуглые поля». В последних строках стихотворения она вновь и вновь признается в своей любви к Москве:

Я в грудь тебя целую, Московская земля!

Лирическая героиня Цветаевой одинока. Оторванность от России, трагизм эмигрантского существования выливается в поэзии в проти­востояние лирического русского «я» героини всему нерусскому, чуж­дому. Только память о родине согревает неспокойное сердце:

Россия моя, Россия, Зачем так ярко горишь? («Лучина»)

Потеря родины для М. Цветаевой имела трагическое значение: она становится изгоем, одиноким, отверженным человеком. Именно в эмиграции по-новому начинает звучать тема родины: появляется ощущение утраты отчего дома, мотив сиротства:

По трущобам земных широт Рассовали нас, как сирот.

Для русского человека долгая разлука с родиной смертельна:

Доктора узнают нас в морге По не в меру большим сердцам.

Поэтесса тоскует по той России, которой больше нет, по прошло­му родины:

Той России — нету, Как и той меня.

Хрестоматийным стихотворением данной тематики является по­этическая миниатюра «Родина», в которой лирическая героиня мечтает о возвращении домой и центральной идеей выступает про­тивопоставление чужбины, дали и дома:

Даль, отдалившая мне близь, Даль, говорящая: «Вернись Домой!» Со всех — до горних звезд  Меня снимающая мест!

Все стихотворение построено на антитезе, контрасте «России, ро­дины моей» и дали — «тридевятой земли». Марине Цветаевой свой­ственно личностное восприятие мира, поэтическое я неотделимо от образа лирического героя. Это подтверждают и многочисленные личные местоимения, используемые в тексте стихотворения: «до меня», «родина моя», «я далью обдавала лбы», «распрь моих». Лич­ностное восприятие поэтессы выдвигается на первый план, поэтому здесь художественные образы переплетены:

Даль — тридевятая земля! Чужбина, родина моя!

Родина ассоциируется у Марины Цветаевой с гроздями красной рябины, это дерево является символом России. Именно рябина — яркая примета поздней цветаевской поэзии — последнее спасение в чуждом мире:

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И все — равно, и все — едино, Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина… («Тоска по родине»)

Особое место в поэзии Марины Цветаевой занимает любовная тема. Например, в основе стихотворения «Откуда такая нежность?» риторический вопрос. Лирическая героиня обращается к собствен­ному внутреннему миру, пытается понять природу своей нежности. Риторический вопрос повторяется в каждом четверостишии стихо­творения, акцентируя внимание читателя на самом главном. Ли­рическая героиня переживает вновь любовное чувство, но оно дру­гое, непохожее на то, что было испытано раньше. И этот вихрь ощущений увлек героиню. Чтобы передать любовное чувство, ис­пользована инверсия:

Не первые — эти кудри Разглаживаю, и губы Знавала — темней твоих.

Глаза возлюбленного сопоставляются с небесными звездами. На фоне повторяющегося предложения использовано сравнение:

Всходили и гасли звезды… … Всходили и гасли очи У самых моих очей.

В финале стихотворения также использован риторический вопрос:

Откуда такая нежность? И что с нею делать, отрок Лукавый, певец захожий, С ресницами — нет длинней?

Героиня обращается к «отроку лукавому», к «певцу захожему», еще раз пытаясь понять природу той нежности, которая владеет женщиной.

Стихотворение «Генералам двенадцатого года» было написано в Феодосии в конце декабря 1913 года. Оно посвящено Сергею Эфрону, мужу Марины Цветаевой. Героями этого стихотворения являются молодые генералы, защитившие Россию на Бородинском поле в 1812 году. Многим не суждено было вернуться с поля битвы. Смер­тью героя пал Тучков-четвертый Александр Алексеевич. Ему было всего 34 года. Интересна история создания этого стихотворения. По воспоминаниям дочери Цветаевой А.С. Эфрон, Марина Ивановна на толкучке в старой Москве купила коробочку с прелестным романти­ческим портретом Тучкова-четвертого в мундире, в плаще на алой подкладке. Он ей очень понравился, и она не расставалась с ним всю жизнь. Стихотворение, вдохновленное образом этого героя, проник­нуто чувством скорби по поводу ранней смерти генерала:

В одной невероятной скачке Вы прожили свой краткий век… И ваши кудри, ваши бачки Засыпал снег. Вы побеждали и любили Любовь и сабли острие  И весело переходили В небытие.

Сама Марина Цветаева тоже «прожила свой краткий век» в «не­вероятной скачке», но ее творчество вырвалось из небытия и при­шло к читателям.

«Есть стихотворцы сочиняющие, старательно придумывающие се­бе биографию, играющие в нее — их много. И есть те, у которых био­графия — постоянная напряженная жизнь в поэзии, естественное продолжение и воплощение материального бытия… Из этих немно­гих — Цветаева. Чудо высокого человеческого призвания и сверше­ния, страстно желаемое ею с юных лет («Молитва») воплотилось в ней самой — поразительном феномене не только русской поэзии, но, может быть, прежде всего русской культуры, богатства которой столь же неисчислимы и не все еще осознаны нами» (Семен Бучкин).