Лирика (стихотворения) Е. А. Евтушенко

Евгений Евтушенко — одна из наиболее ярких фигур в русской поэзии второй половины XX века. В его творчестве отразились сила искреннего чувства, страстного желания вмешаться в жизнь, собст­венным опытом постичь ее сложности. По определению критика Е. Сидорова, «поэзия Евтушенко — это как бы кардиограмма времени, иногда искаженная неточностью поэтического инструмента, но все­гда искренняя, честная. Его стихи, то и дело теряющие в гармонии, цельности эстетической оснащенности, нередко выигрывают в ак­туальности, злободневности».

В ранней поэзии Евгения Евтушенко значительное место зани­мают стихи о любви. В них звучит и робость, неуверенность в себе, и неясность чувства, заставлявшая подозревать, что оно ненастоя­щее («Ты большая в любви…»), и искреннее, глубокое обожание, и бережное отношение к любимой («Не понимать друг друга страш­но…»), и первая любовная коллизия — переживания от разобщен­ности «близких душ» («Со мною вот что происходит…»). Написанное в 1957 году стихотворение «Со мною вот что происходит…» было по­священо Белле Ахмадулиной. В этом стихотворении лирический герой с предельной откровенностью говорит о том, что его волнует и заставляет страдать:

…чужих людей соединенность и разобщенность близких душ!

Любовь и дружба, чувства так необходимые лирическому герою, не могут принести ему полноты счастья и понимания, так как «ста­рый друг» к нему не ходит, а вместо любимой «совсем не та ко мне приходит». Эта разобщенность людей в мире — причина грусти по­эта и его одиночества. Тема одиночества промелькнет в стихотво­рении «Я комнату снимаю на Сущевской…», а потом в стихотворе­нии «Не надо…» Оно одновременно и разговор с самим собой и монолог, обращенный к любимой. Рефрен «не надо…», повторяю­щийся в начале каждой строфы, вносит дисгармонию в звучание стихов и тем самым подчеркивает дисгармонию отношений, то есть разобщенность героя с любимой. С годами к поэту придет более полное и глубокое понимание чувства любви. Одним из лучших

стихотворений любовного цикла конца 60-х годов стало стихотворе­ние «Когда взошло твое лицо…» Здесь резко меняется понимание сущности любви. Если несколькими годами раньше она казалась всего лишь «соединеньем» близких душ, то ныне за любовь прини­мается другое («Я понимаю — этот страх и есть любовь»). В этих стихах возникает образ любимой женщины, наделенной детской доверчивостью и мужской выдержкой, и мужеством, и юношеской порывистостью, и увлеченностью, и долготерпением. К таким жизнь не бывает покладиста и добра. С такими в жизни трудно, но надежно:

Живу я тревогой и болью двойной. Живу твоим слухом, твоим осязаньем, Живу твоим зреньем, твоими слезами, Твоими словами, твоей тишиной. Мое бытие — словно два бытия. Два прошлых мне тяжестью руки согнули. И чтобы убить меня, нужно две пули: Две жизни во мне — и моя, и твоя.

Образ любимой усложняется в другом стихотворении («Ты на­чисто притворства лишена…») В нем поэт отрешается от внешних обстоятельств судьбы любимой женщины и целиком уходит в об­ласть психологии любви. Побег из прошлого и расплата с ним — это еще не победа любви: «И я был просто первым, на кого ты, убе­гая, в темноте наткнулась». Истинный драматизм характера люби­мой раскрывается после и именно во внутренней сфере, в психоло­гии:

И вроде ты со мной, и вроде нет. На самом деле я тобою брошен. Неся в руке голубоватый свет, По пепелищу прошлого ты бродишь. Что там тебе? Там пусто и темно! О,  прошлого таинственная сила! Ты не могла любить его само, Ну а его руины — полюбила. Могущественны пепел и зола. Они в себе, наверно, что-то прячут, Над тем, что так отчаянно сожгла, По-детски поджигательница плачет.

Одно из лучших созданий любовной лирики Евгения Евтушен­ко — его «Заклинание», которое можно поставить в ряд с выдаю­щимися произведениями этого жанра в русской поэзии. Достоинст­во и благородство, с которыми выражено чувство в этом стихотворении, удивительно органично соединились с широким и свободным распевом стиха и строгой кольцевой композицией. Глу­бокое лирическое волнение все нарастает, нарастает с каждой стро­кой, чтобы достичь кульминации в последнем вздохе, в последней мольбе:

Молю тебя — в тишайшей тишине, , Или под дождь, шумящий в вышине, Или под снег, мерцающий в окне, Уже во сне и все же не во сне — Весенней ночью думай обо мне И летней ночью думай обо мне, Осенней ночью думай обо мне И зимней ночью думай обо мне.

С. Владимиров отмечал: «Пожалуй, русская поэзия не знала та­кой степени, такого уровня откровенности в стихе, такой энергии самораскрытия, как в творчестве Евтушенко. Весь мир как бы со­средоточивается, переносится в душу поэта, все воспринимается только в качестве его собственного эмоционального состояния.

При этом ничто не выпадает, не выносится за пределы этого ми­ра. Недаром возникают упреки в чрезмерном самомнении, не­скромности. И действительно, может показаться, что поэт чересчур сосредоточен на себе. Но в этом-то и суть его поэтической позиции, источник правды, реальности его стиха, как бы ни представлялись порой сентиментальны его чувства, несдержанной увлеченность, самозабвенным погружение в переживание минуты».

Лирика Евгения Евтушенко выходит за пределы нравственного самовыражения. Поэт внимателен к жизни, его пытливый ум и зоркий глаз видят все вокруг. Интерес к людям, поиски характеров проявляются уже в самой ранней лирике Евтушенко. Поэт углуб­ляется в область личной жизни окружающих его людей и Видит, что у каждого есть свои мечты и свое горе, свои праздники и свои будни, свои надежды и разочарования — у каждого своя судьба. Формула «Людей неинтересных в мире нет» была заявлена в 1960 году как первый итог наблюдений. Это стихотворение обращено к тем людям, которых принято называть простыми:

Людей неинтересных в мире нет Их судьбы, как истории планет, У каждой все особое, свое, И нет планет, похожих на нее. А если кто-то незаметно жил И с этой незаметностью дружил, Он интересен был среди людей Самой неинтересностью своей.

Евтушенко видит в каждом человеке свой неповторимый мир и беспокоится о том, чтобы мы как можно больше знали друг о друге, в том числе и о самых близких. «Тайный личный мир» остается за­крытым и неведомым для окружающих людей, и смерть каждого человека — непоправимая утрата:

И если умирает человек, С ним умирает первый его снег, И первый поцелуй, и первый бой. Всё это забирает он с собой… Таков закон безжалостной игры, Не люди умирают, а миры. Людей мы помним, грешных и земных… А что мы знали, в сущности, о них? Уходят люди… Их не возвратить. Их тайные миры не возродить. И каждый раз мне хочется опять От этой невозвратности кричать.

Евгений Евтушенко пришел в поэзию с ощущением мятежной роли поэта. Еще до «Мастеров» Вознесенского он провозгласил: «Большой талант всегда тревожит и, жаром головы кружа, не на мятеж похож, быть может, а на начало мятежа». Но прошло не­сколько лет, как в полном противоречии с первоначальными дек­ларациями поэт высказался: «Хочу я быть немножко старомодным — не то я буду временностью смыт…» Тема поэзии звучит во многих произведениях Евтушенко (поэма «Братская ГЭС», цикл стихов о Севере, стихотворение «Долгие крики»). В стихах северного цикла Евтушенко не раз задает вопрос — нужна ли его поэзия народу, на­стоящее ли все то, что осталось позади, — многолюдные вечера, ус­пех, большие тиражи книг, споры вокруг его имени? Стремление быть услышанным своим народом остро и пронзительно звучит в стихотворении «Граждане, послушайте меня…», написанном в 1963 году. На пароходе, в толпе пассажиров его потрясает полный смя­тения и боли, мучительный крик в начале песни: «Граждане, по­слушайте меня…» Слова эти звучат как мольба о помощи, стремле­ние преодолеть человеческое равнодушие к чужой мольбе. Но поэту трудно достучаться до чужих сердец. Он одинок, и его страдание выливается в мучительные строки:

Страшно, если слушать не желают. Страшно, если слушать начинают. Вдруг вся песня, в целом-то, мелка, Вдруг в ней все ничтожно будет, кроме Этого мучительного, с кровью: «Граждане, послушайте меня…»?!

В своей статье «Воспитание поэзией» Евгений Евтушенко писал: «Стать поэтом — это мужество объявить себя должником. Поэт в долгу перед теми, кто научил его любить поэзию, ибо они дали ему чувство смысла жизни… Поэт в долгу перед потомками, ибо его гла­зами они когда-нибудь увидят нас». Убежденность в особой роли поэта в России с особой силой звучит в «Молитве перед поэмой» («Братская ГЭС»). Вступление к поэме содержит целый ряд харак­терных для творчества Евтушенко тем и мотивов: тема гражданско­го служения поэта, его особой роли в России — роли народного глашатая и пророка, связывающего своим творчеством прошлое, настоящее и будущее; мотив сомнения в своих силах, критическое отношение к своим способностям. Наконец, «молитва», обращенная к семи крупнейшим русским поэтам, по сути своей представляет со­бой манифест, поэтическую программу Евтушенко. Начиная «Пуш­кинский перевал» с самоуничижения перед именами Пушкина и Грибоедова, Евтушенко ведет мысль к характеру художника, к то­му, «что «гений тоже слабый человек», но силою характера преодо­левший свою слабость. И вот тут-то обозначается крупная цель: учиться у гениев преодолению слабостей: «Чтоб нас не утешали па­раллели, когда толкают слабости в провал, чтоб мы смогли, взош­ли, преодолели — пушкинский открылся перевал…».

В «Молитве перед поэмой» Евтушенко подводит итог всему, что случилось прежде, смиренно становясь на колени, просит помощи у великих российских поэтов… Обращаясь к Пушкину, Евтушенко просит дать ему его певучесть и способность «глаголом жечь сердца людей», к Лермонтову — его желчный взгляд на жизнь, к Некрасо­ву — дать боль его иссеченной музы, к Блоку — дать вещую туман­ность, к Пастернаку — чтобы его свеча вовеки горела, к Есенину — дать на счастье его нежность, к Маяковскому — дать грозную не­примиримость, чтобы и он, поэт Евтушенко, прорубаясь сквозь вре­мя, мог сказать о нем товарищам-потомкам. Самое замечательное в этой «Молитве» то, что Евтушенко чуть ли не первым из поэтов его поколения выразил только что обозначившуюся тенденцию поворо­та к классике, к традициям русской литературы.

Сегодняшнее творчество Евгения Евтушенко многообразно. В последние годы поэт обращается к самым различным вопросам со­временности. «Нелегкий талант» гражданственности накладывает большую ответственность за действенную силу слова. Свое единство с судьбой России Евтушенко выразил в стихотворении «Что я скажу тебе, Россия?»:

Чем помогу тебе, Россия?

Да и возможно ли помочь той, что от власти не впервые поэтов мудро гонит прочь?

Россия — женский образ Бога. Твои хлеба — мои хлеба. Твоя печаль — моя тревога. Твоя судьба — моя судьба. (1997)

«Природа творческой натуры Евтушенко не дает ему возможно­сти покоя и мудрой взвешенности суждений. Он обгоняет себя на каждом повороте жизни, причем замечательно, что это свойство не проходит с годами… Какая-то вечная, быстроногая и легкодумная юность клокочет внутри, создавая характер уникальный, очень обаятельный, но и раздражающий своим нежеланием остановиться на чем-нибудь главном.

Критик Лев Аннинский точно подметил однажды: «Подробности быта светятся у Евтушенко как бы самостоятельным светом, так что иногда пропадает связь подробностей с целым, и сама необязатель­ность красок становится здесь поэзией». «Необязательность» под­робностей, становящихся поэзией, характерна для поэта и по сей день. Бытовые детали, мастерски освоенные стихом, придают его произведениям теплоту и обаяние, которые усиливаются, когда де­таль подсвечена юмором…

Евтушенко — поэт очень русский, продолжающий демократиче­ские традиции некрасовской музы и ораторского стиля Маяковско­го. Он немало сделал в области формы, освежив рифму, придав стиху живую пластичную интонацию разговорной речи» (Евгений Сидоров).