Москва — как много в этом слове для сердца русского (сочинение на тему урбанизации)

Владимир Гиляровский в таких словах признавался в любви к древней русской столице: «Я — москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вклады­вая в него себя. Я — москвич!».

«Москва, России дочь любима…» слышала много при­знаний в любви, но точнее и выразительнее Гиляровско­го, по-моему, не скажешь. Кто лучше Гиляровского мог знать царские и княжеские дворцы, Хитровку нищих и босяков, понимать всю глубину хитрованского горя… В об­щем, любить Москву такой, какой она была, без прикрас.

Интересно, какие ощущения вызвала бы у него совре­менная Москва — Москва XXI века? Гиляровский ушел из жизни в 1935 году, одновременно с храмом Христа Спаси­теля, и, к счастью ли, сожалению ли для него, не видел обновленной Москвы.

С момента построения города Санкт-Петербурга между новой и старой столицей возникает соперничество. То за­мирая, то возрастая, оно длится вот уже три столетия. О нем упоминает М. Лермонтов в своей поэме «Сашка»:

Герой наш был москвич, и потому Я враг Неве и невскому туману.

И жизнь в Санкт-Петербурге представляется поэту гряз­ной, пустой и молчаливой. Интересно, что спустя несколь­ко десятилетий почти в тех же выражениях будет описы­вать Северную Пальмиру Ф.М. Достоевский.

Да, а что же Москва? Какой она представляется М. Лермонтову? Поэт видит ее величавой, любит «свя­щенный блеск ее седин».

А вот образец высокой восторженности поэта в очерке «Панорама Москвы»: «Москва не безмолвная громада кам­ней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! У нее есть своя душа, своя жизнь». Москва в романе «Княгиня Лиговская» и некоторых юношеских стихотво­рениях, Москвой времен Ивана Грозного дышит поэма «Песня про купца Калашникова». В известном стихотво­рении «Бородино» М. Лермонтов призывно восклицает: «Ум­рем же за Москву!».

Каждое время знает своих летописцев и бытописателей. Москву XIX века открыл нам Герцен, XX — Гиляровский. Теперь наступает черед появления «москвописца» XXI века.

«Москва… как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось», — восклицает Пуш­кин. Москвич по рождению, поэт через всю жизнь пронес ее в своем сердце.

Восторженным песенным стихом воспевает величие Мос­квы Ф. Глинка: «город чудный, город древний, град сре­динный, град сердечный».

В начале XX века древняя столица еще хранила не­тронутую прелесть золотых куполов. И А. Блок писал о том, что утром в Москве видит «прозрачную нежность Кремля».

Простонародную осязаемость первопрестольной столицы О. Мандельштам противопоставляет Зыбкой и туманной об­разности «любимого до слез» Питера:

Москва — опять Москва. Я говорю ей: «Здравствуй! Не обессудь…»

Москва много раз становилась для поэта не только убе­жищем от питерских страхов, но и средоточием и сим­волом новизны времен, источником новой музыки: «река Москва в четырехтрубном дыме».

Москва всегда служила и будет служить неиссякаемым источником вдохновения для художников слова. Величие старой Москвы как символа России, ее сложной, порой драматической истории хранит современная Москва. И хо­чется верить, что историческое очарование древнего го­рода не заслонит пестрый восточный базар нового Вави­лона.