Неожиданная встреча (рассказ на историческую тему)
Тарас Шевченко услышал, что его окликнули, остановился и оглянулся вокруг, отыскивая взглядом знакомых.
– Приветствую тебя, дорогой друг! – давний знакомый Тараса искренне улыбался. – Давненько не встречались, земляк.
Шевченко попытался вспомнить, когда в последний раз они виделись. Действительно, давно. Эх, судьба! Теперь, после возвращения из десятилетней ссылки, такие встречи случаются ежедневно. Сколько тёплых воспоминаний они дарят!
– Не поверишь, Тарас, с кем я тебя сейчас познакомлю.
Только после этих слов Шевченко обратил внимание на господина благородного вида, стоявшего рядом.
– Прошу, – не унимался разговорчивый земляк, – сын твоего бывшего хозяина Василий Павлович Энгельгардт.
Тарас пристально посмотрел на незнакомца. Эта фамилия сразу напомнила ему крепостное рабство:
...И в том раю, Убогой хате на краю Я видел пекло... Там всегда – Неволя, тяжкая работа, И помолится не дают.Тарас Шевченко задумчиво смотрел на мужчину, стоявшего перед ним, потом спокойно протянул Энгельгардту-младшему руку и сказал:
– Велики и предивны дела твои, Господи.
– Тарас Григорьевич, – немного смущаясь, произнёс Энгельгардт, – я страстный почитатель ваших стихов. Искренне рад вашему освобождению. Надеюсь, не собираетесь бросать творчество?
И снова зароились невесёлые мысли, сжала сердце тоска.
...Свой приговор Тарас Шевченко услышал 30 мая 1847 г.: «Сослать рядовым... Под строжайший надзор, запретив писать и рисовать». Тогда тяжёлое предчувствие неминуемой смерти, которая настигнет вдали от родной земли, отравило его молодую душу:
И меня не минет, На чужбине убьет, За решеткой задавит. Крест никто не поставит И не помянет.А уже утром 31 мая он был выпровожен из тюремного каземата и посажен на телегу – началось безотрадное путешествие. За десять суток проехал он почти 2000 верст. Пить, есть, отдыхать можно было только тогда, когда перепрягали лошадей: очень уж спешили вывезти подальше от столицы опасного украинского поэта и художника.
22 июня 1847 г. оказался Шевченко в солдатской казарме. Обмеряли его, записали рядовым, дали номер и тесную для него военную форму. «Ты по политическому делу попал в солдаты?» – словно сейчас слышит вопрос офицера. – «Да», – ответил.
– «Не – “да”, а “так точно, ваше благородие!”», – хлестнул, словно кнут, приказ.
«Нет ничего хуже неволи!» – стихам поверял свою боль и тоску. «К тому же, – записал в дневнике, – мне запрещено рисовать. Отнята самая благородная часть моей убогой жизни. Трибунал под предводительством самого сатаны не решился бы на такой холодный, нечеловеческий приговор».
Так и не услышав ответа, Энгельгардт извинился и попрощался. Тарас Шевченко направился к своей мастерской. По дороге вспомнил тот день, когда его выкупили из крепостного рабства. Заботами друзей была собрана необходимая сумма денег – 2500 рублей. Именно за такие деньги продали портрет Василия Жуковского работы Карла Брюллова.
Энгельгардт получил деньги и написал вольную. Случилось это 22 апреля 1838 г. Тарасу было тогда 24 года. И тот день стал самым лучшим в его жизни. Теперь он свободен, теперь ему всюду двери открыты, теперь он может учиться рисовать!
Когда сшили новую одежду, Шевченко пошел с Сошенко в какое-то учреждение и там зарегистрировали акт освобождения.
На следующий день в 10-м часу он пришел к Брюллову. С того времени стал посещать Академию художеств на средства Общества поощрения художников. А еще писал стихи.
Под конец 1838 г. познакомился он с помещиком из Полтавщины Петром Мартосом, который заказал собственный портрет акварельными красками. Как-то, придя позировать, Мартос увидел на полу надорванный лист. Подняв его, прочитал стихи:
Красной гадюкой Несет Альта вести...Заинтересовавшись этими строчками, Мартос узнал, что у молодого художника немало стихотворений – полный сундучок под кроватью. Спустя некоторое время в 1840 г. на средства Мартоса в Петербурге была издана небольшая аккуратная книжечка под названием «Кобзарь».
...«Растревожил мне воспоминания этот Энгельгардт», – открыв мастерскую, подумал Шевченко.
Затем зажег свечу, раскрыл дневник и записал: «Много-премного всколыхнулось у меня в душе во время встречи с сыном моего бывшего помещика. Но забвение – тому, что минуло, а мир и любовь – тому, что есть теперь».