О романах «Машенька», «Король, дама, валет» и «Приглашение на казнь» В. В. Набокова

Особым явлением в русской литературе первой волны эмиг­рации был Владимир Владимирович Набоков (1899-1977 гг.), (до 1940 г. — Сирин). Как и многие писатели его генерации, он по­кинул Россию в юности, только начав публиковаться в перио­дической печати. Но, в отличие от них, назвать Набокова «неза­меченным» невозможно. Он сразу вошел в литературную жизнь эмиграции. В 1922-1923 гг. вышли сборники стихов «Горный путь», «Гроздь». С 1920-х по 1940-е гг. Набоков — наиболее значитель­ный писатель Русского зарубежья. Феномен Набокова в том, что русский по языку писатель обладал необычной для русского манерой повествования, отчужденной от изображаемого мира. В начале 1920-х годов пишет рассказы «Пасхальный дождь», «Ка­тастрофа», «Картофельный эльф».

Уже в них отмечали «заостренность языка и повествования», утонченную наблюдательность, интенсивность внутреннего на­строения.

Первый роман «Машенька» — наиболее русский, очень про­зрачный, о жизни эмигрантов. Тема невозвратимости времени, невосполнимости утрат главная в этом произведении. Это еще не «настоящий» Набоков, который использовал позже в творчестве особый метод воссоздания ситуации — эмоциональную незаинте­ресованность и чистую изобретательность, игру с читателем.

Второй роман «Король, дама, валет» (1928) — произведение «заданное», сконструированное. Шахматная партия судьбы еще не стала главной темой творчества Набокова, но уже появляется в романе шахматист, играющий вслепую. При чтении возникает ощущение нереальности, сна, некоего двоемирия: не есть ли весь этот странный мир только игра воображения? Именно этот роман заставил говорить о том, что появился талантливый, но странный прозаик. Тема шахматной партии-судьбы становится сюжетообразующей в романе «Защита Лужина» (1929). В жизни Лужин замечает роковое повторение ходов его турнирной пар­тии. Как и в ней, он терпит поражение в жизни и выпрыгивает в окно. Роман заканчивает фраза: «Никакого Александра Ивано­вича не было», т.е. подсказка, что вне творчества нет человека. Это выход из жизни, избавление от дара, жить с которым нель­зя, но и вне его невозможно. Это блестящий по языку и мастер­ству роман, в котором просто и изящно повествование перехо­дит от воспоминания к диалогу Лужина с невестой, затем — снова к воспоминаниям, к мыслям героини, где наблюдается тонкое сопряжение времен; жизнь шахмат вторгается в жизнь Лужина, задевающую ее лишь краем.

Литература — это «феномен языка, а не идей», считал Набо­ков. Традиция точного и детализированного изображения дейст­вительности и пушкинская «простота, поражающая пуще самой сложной магии», особенно зримо воплощены в романах «Под­виг», «Камера обскура». От последнего романа пошло разделе­ние людей на пошляков и артистов. Это развивается в романе «Отчаяние» — о творце, стремящемся перешагнуть грань между искусством и жизнью. Внешне криминальный роман о преступ­лении воспринимается как полемика с Достоевским, хотя есть и общие черты.

С приходом к власти фашистов жить русским писателям в Германии было сложно. Последним написанным в Германии романом был «Приглашение на казнь» (1938 г.). Одновременно Набоков работал над романом «Дар», который представляет настоящую энциклопедию русской литературы, встречаются имена чуть ли не всех крупнейших писателей. Особое место за­нимает Пушкин. Его антиподом является Чернышевский, от ко­торого из русской литературы стало уходить прекрасное, утили­тарность, заданность начали вытеснять эстетическое.

В. Набокову Принадлежит роман «Приглашение на казнь», определяемый критикой как экзистенциальная антиутопия.

Герой Цинциннат Ц. повинен в своей непрозрачности, сле­довательно, непохожести на других, вполне прозрачных, оди­наковых, оптимистичных граждан некоего фантастического то­талитарного государства, где царит тоталитарное сотрудничест­во с режимом. Цинциннат томится по раю некоего далекого прошлого и должен быть казнен за «гносеологическое» преступ­ление. Но тюремщикам мало просто казнить человека, они хо­тят низвести его до соучастия в собственной казни. И жена, и мать, и все родственники Цинцинната призывают его покаять­ся в собственной непрозрачности. Здесь сразу узнается вечное стремление палачей втоптать жертву в грязь, вынудить призна­ние даже у невиновного.

Современники увидели в романе аллюзию на тоталитарное государство (тогда — фашистская Германия и сталинская Рос­сия). Победа любой формы тоталитаризма — это приглашение на казнь для всего свободного и творческого. Цинциннат стра­дает от одиночества, ищет близкую душу и не находит. Он ок­ружен пошляками и предателями. Даже ребенок — средоточие всего прекрасного и физически, и духовно — заманивает его в ловушку. Боль и страдания Цинцинната — это единственно на­стоящее. Общий мир, так называемая «реальность», носит бре­довый, мнимый, бутафорский характер. В этом мире реально только свое «я».

Эмигрантский критик Бицилли в связи с этим романом го­ворит о возрождении искусства аллегории, устанавливая связи Набокова с Салтыковым-Щедриным и Гоголем, особенно в разработке темы «жизнь есть сон». Но Сон — родной брат Смер­ти. А раз так, то жизнь и есть смерть. Вот почему после казни Цинцинната, не его, а палача уносит на своих руках одна из трех Парок — богинь смерти. Цинциннат же уходит туда, где стоят существа, подобные ему.