О творчестве В. В. Маяковского

Маяковский был больше, чем кто-либо другой, характерен для своего времени и трудно понимаем из иной эпохи.

Начало поэтической деятельности Маяковского совпало с общемировоззренческим кризисом первого десятилетия XX в., с его крушением этических идеалов и понятий. Из всех возник­ших на этой почве модернистских течений Маяковского при­влек футуризм с его анархическим бунтарством, ниспроверже­нием старых кумиров и стремлением к новаторству в форме.

Раннее творчество Маяковского имеет антибуржуазную на­правленность. Поэту противны покорность, сытость, мещанст­во. Не приемля мир, современный ему, Маяковский переносит свои чувства и на человека. Зрение его избирательно: будущий пролетарский поэт не обращает внимания ни на рабочих, ни на крестьян. Для него истина в том, что есть какой-то буржуазный усредненный тип — «два аршина безлицего розоватого теста»,

только колышутся спадающие на плечи легкие складки лоснящихся щек.

Маяковский сатирически изображает обывателя, который для него — символ всего старого мира («Нате!», «Вам!»).

В дореволюционных стихах Маяковского нет ни сочувствия, ни сострадания «маленькому» человеку. У обрюзгшего обывате­ля только тело большое — туша, а все остальное: душонка, стра­стишки, любвишки — мелкое. Утопическое воображение Мая­ковского лишь в будущем видит «нового», «идеального» челове­ка. Поэт надеется, что

он, свободный, ору о ком я, человек — придет он, верьте мне, верьте!

Этот человек наново пересоздаст мир, в котором все будет иное: природа, города, искусство, мораль. Маяковский связы­вал понятие о новом мире с образом человека-титана, свобод­ного от прошлого.

В ранний период творчества Маяковский способен выразить боль и страдание, донести эти, тогда еще живые чувства до дру­гих. В трагедии «Владимир Маяковский» он пишет о «себе, любимом», потому взволнованность не декларативна, искрен­ность — не притворна. Образ страдающего человека обретает поэтическое завершение в поэмах «Человек» и «Облако в шта­нах». Источником страданий поэта является не только неуст­ройство мира, но и любовь («Послушайте!», «Флейта-позво­ночник», «Люблю»):

И только боль моя острей — стою, огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви.

Первая мировая война углубила понимание Маяковским не­состоятельности буржуазного мира. Мотив страдания человека приобретает всеобщий масштаб, проблема «человек и Вселен­ная» находит конкретное выражение в проблеме «война и мир» (поэма «Война и мир»).

Революция для Маяковского стала возможностью реализа­ции всех его желаний и утопий: уничтожения буржуазного мира, ниспровержения старого искусства, старой морали:

Граждане! Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде». Сегодня пересматривается миров основа. Сегодня до последней пуговицы в одежде Жизнь переделаем снова!

Принимая идеалы революции, Маяковский увидел вместе с тем ее двуликость и противоречивость («Ода революции»), а за­тем и искажение идеалов свободы, человечности, демократии. В его творчестве начинают параллельно развиваться две линии: утверждающе-оптимистическая, прославляющая революцию и социалистическое преобразование жизни («Хорошо!», «Влади­мир Ильич Ленин», «Комсомольское», «150000000», «Во весь голос»), и сатирически-обличающая, направленная против бю­рократизма, советского чиновничества, против советской обы­вательщины и мещанства, которые оказались ничем не лучше буржуазных.

Революция изменила поэтический голос Маяковского. «Бес­ценных слов мот и транжир» в поэме «Пятый Интернационал» так формулирует идею поэтического языка:

я поэзии одну разрешаю форму: краткость, точность математических формул.

Если исходить из аксиомы, что поэзия — голос души, то вряд ли душа говорит формулами. Маяковский все меньше остается поэтом, все больше превращается в гениального конструктора и оратора, которому нужен разум, острое зрение, но не обяза­тельна душа. Маяковский лукавит, когда говорит, что «наступал на горло собственной песне». Его трагедия была в том, что Пес­ня исчезла, ее место заняли плакат, лозунг, площадная декла­мация. Его стремление соответствовать времени выливалось в отклик на каждое событие в стране (добыча руды, субботник, строительство нового завода или города).

Поэт понимал, что его личность, его творчество будут вызы­вать споры и через десятки лет, что вряд ли можно будет одно­значно оценить все, что он написал:

Будет с кафедры лобастый идиот что-то молоть о богодьяволе. Склонится толпа, лебезяща, суетна. Даже не узнаете — я не я: облысевшую голову разрисует она в рога или в сияния.

В итоге было божье — огромный талант, вылившийся в гени­альные строки. Было и дьявольское — стремление служить боль­шой, но ложной идее, лишившей эти строки души.