Обломов и обломовщина (по роману И. А. Гончарова «Обломов») (Второй вариант)

Началось с неуменья надевать чулки,

а кон­чилось неуменьем жить.

И. Гончаров. Обломов

«Обломов» — лучший роман И. Гончарова, над которым автор работал на протяжении десяти лет. В этом романе Гончаров не только ярко отобразил проблемы со­временной ему жизни, но и сделал вывод о причинах этих проблем, выразил свои убеждения и надежды. Благодаря глубине этого произведения имя главного героя со време­нем стало нарицательным, а само слово «обломовщина» стало выражать вполне определенное, почти философское понятие.

Сам Обломов в романе — не кукла, не механизм, а живой человек со своими достоинствами и недостатками. Молодой, умный, образованный, глубоко порядочный, доб­рый, мягкий человек стал жертвой «обломовщины» — воспитания, общественной среды, — и именно из-за этого его судьбу можно назвать трагичной. Обломов задает себе вопрос: «Отчего я... такой», — и ответ можно найти в детстве героя, в его прошлом, поскольку в настоящей его жизни не случается практически ничего неожиданно­го, кроме напряженной внутренней борьбы Обломова с самим собой, в которой он в конце концов терпит поражение.

Попадая в сон героя, мы имеем возможность перенес­тись в его детство, познакомиться с его родителями, с обра­зом жизни в благодатной Обломовке прошлого.

Мы видим Илюшу Обломова не таким, каким стал Илья Ильич, целые дни проводящий на диване. Любопытный и внимательный мальчик наблюдает за всем, что делается в доме, «напитывает мягкий ум живыми примерами и бес­сознательно чертит программу своей жизни по жизни, его окружающей». И то, что он видел вокруг, «был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подо­бие смерти». Никто никуда никогда не спешил и не торо­пился в Обломовке, не прилагал усилий даже к выполне­нию самых насущных и необходимых дел: «жизнь, как покойная река, текла мимо них».

Бесконечное стремление Илюши к познанию окружаю­щего мира всегда пресекалось нянькой, которая была обя­зана следить, чтобы с ребенком ничего не случилось, и которая не спускала с него глаз. Лишь во время послеобе­денного сна Илюша освобождался из-под чужого контро­ля, поскольку все вокруг спали, но никто не мог и не желал объяснять ему что-либо, заинтересовавшее его пытливый ум, так как важными в доме считались лишь хорошая еда да крепкий сон.

Илюшино стремление к самостоятельности не только не поощрялось, но и гневно пресекалось родителями, ведь многочисленные васьки, ваньки и захарки всегда были к его услугам. Мысль о труде, о самостоятельном действии, об инициативе всегда претила обломовцам, потому что труд был их главным врагом, наказанием, наложенным «еще на праотцев наших». Используя любую малейшую возможность, в Обломовке избавлялись от работы, «находя это возможным и должным».

Так любопытный, энергичный, ловкий ребенок рос в ат­мосфере гиперопеки, как оранжерейный цветок, научаясь у окружающих спокойной и ленивой, апатичной и бездея­тельной жизни. Так он сам начал неприязненно отно­ситься к новому, а основание для собственной непрактич­ности и бездеятельности окружающих находил не в ре­альной жизни, которая была закрыта от него, а в нянюш­киных сказках о Емеле-дураке, ничего самостоятельно не делающем, а получающем от волшебной щуки исполнение различных желаний. Сказки, предания, суеверия так глу­боко укоренились в сердце Обломова, что он, повзрослев, часто грустил о том, «зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка».

Чрезмерная забота родителей, беспокоящихся о том, что­бы Илюша хорошо и вовремя поел, не перетрудился во время обучения, не перенапрягся от самостоятельных усилий, отсутствие необходимости хоть что-то делать самому, а не командовать и покрикивать на слуг сформировали трудную на подъем, апатичную, ленивую и нерешительную натуру Ильи Обломова. Его бедой стало то, что он сам не знал, что он делать умеет, а что — нет, и это незнание делало его беспомощным при решении даже бытовых не­замысловатых вопросов.

Обломовщина искалечила судьбу главного героя, она же и погубила его, поскольку не дала проявить себя ни в дружбе, ни в любви. И это было очень мучительно для самого Обломова, который «болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое нача­ло, может быть, теперь уже умершее...»

И все же мне кажется, что Обломов сумел подняться над обломовщиной хотя бы тем, что, оставаясь ее жертвой, он был думающей жертвой, оценивающей и самокритич­ной, с развитыми чувствами и богатой душой. Чувство собственного достоинства, внутренняя свобода, привлекавшие к главному герою и Ольгу, и Штольца, не оставляют безразличными и нас. И все же беда Обломова в силе привычки, в том, что в его жизни «никогда не загоралось никакого, ни спасительного, ни разрушительного, огня». А может, он просто не заметил этого пламени, погасив божью искру, дарованную ему свыше?

Заслуга Гончарова, а после и Добролюбова с его статьей «Что такое обломовщина» в том, что они пока­зали типичность обломовщины, которая жива по сегод­няшний день. Поэтому прав будет и Илья Ильич, де­лясь своими мыслями со Штольцем: «Наше имя легион». Я думаю, что каждый человек должен сам победить в себе это ядовитое явление обломовщины, заглушаю­щее волю и силу духа ради спокойствия и безмятежного благополучия.