Отношения А. С. Пушкина с декабристами в период южной ссылки

Пушкин тяжело переживал свое первое изгнание. В эпилоге к «Ру­слану и Людмиле», написанном уже в ссылке, есть строки, полные грусти и тоски:

Душа, как прежде, каждый час Полна томительною думой, Но огнь поэзии погас. Ищу напрасно впечатлений: Она прошла, пора стихов, Пора любви, веселых снов, Пора сердечных вдохновений!

Вырванный из круга друзей, лишенный привычной литературной сре­ды, поэт почувствовал себя одиноким, гонимым странником. В течение че­тырех месяцев он почти ничего не пишет.

Первое стихотворение периода южной ссылки — элегия «Погасло днев­ное светило...» (1820). К этой элегии идейно примыкают стихи «Мне вас жаль, года весны моей...» и «Я пережил свои желанья». Здесь поэт говорит о своем одиночестве, о сердечных муках.

Вторая тема лирики ссыльного Пушкина — это тема узника, навеянная личной судьбой и судьбой друзей. Его друг В. Ф. Раевский тоже томился в неволе. Но ведь в неволе томится и весь русский народ. В стихотворениях «Узник» и «Птичка» Пушкин поведал, казалось бы, о незначительных со­бытиях. «Вскормленный в неволе орел молодой», как и узник, тоскует о свободе и рвется на волю.

Туда, где за тучей белеет гора, Туда, где синеют морские края...

Человек выпустил на волю птичку «при светлом празднике весны» и испытал радость за нее и за себя:

Я стал доступен утешенью; За что на Бога мне роптать, Когда хоть одному творенью Я мог свободу даровать!

Эти стихи воспринимались как протест против угнетения человеческой личности. Они напоминали о том, что в тюрьмах и ссылках страдают луч­шие русские люди. Недаром «Узник» стал песней.

На юге Пушкин поддерживал тесные связи с декабристами.

В начале 1820-х годов оживилось революционное движение в Западной Европе, в России бунтовали крестьяне военных поселений. Однажды в об­ществе многочисленных гостей генерала Инзова Пушкин сказал: «Прежде народы восставали один против другого, теперь король неаполитанский воюет с народом, прусский тоже, гишпанский тоже; не трудно расчесть, чья сторона возьмет верх».

Но вот приходят известия о поражении восставших народов. В послании «В. Л. Давыдову» (1821) Пушкин с горечью пишет:

Народы тишины хотят, И долго их ярем не треснет.

Он вдруг усомнился в способности народов подняться на борьбу за свою свободу. Но послание все же заканчивается оптимистическими строч­ками:

Ужель надежды луч исчез? Но нет! — мы счастьем насладимся, Кровавой чашей причастимся...

Глубоким скептицизмом веет от стихотворения «Демон». «Злобный ге­ний стал тайно навещать» поэта и внушать ему мрачные мысли о свободе, любви, дружбе:

Не верил он любви, свободе; На жизнь насмешливо глядел — И ничего во всей природе Благословить он не хотел.

Пушкин задумывается о целесообразности своей свободолюбивой ли­рики (стихотворение «Свободы сеятель пустынный...»).

Он испытал и счастье веры в грядущую свободу, и горечь разочаро­вания, прежде чем пришел к мысли о том, что революция не совершается сама собой, что народ, являясь движущей силой истории, забит и темен, нуждается в просвещении. Позднее, обращаясь к ссыльным декабристам, он мудро скажет:

Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье.

А пока, в период южной ссылки, Пушкин, сомневаясь в способности народов бороться, с надеждой смотрит на героев-одиночек, которые могут повести за собой пассивную толпу. Ведь и декабристы считали, что главная роль принадлежит отдельным личностям, которые ратуют за «угнетенную свободу человека», смело и безропотно гибнут в борьбе.