Перед портретом Л. Н. Толстого работы И. Н. Крамского

Властитель дум русской интеллигенции Лев Николаевич Толстой не мог не привлечь к себе внимания художников. Его портрет писали такие мастера, как Н. Н. Ге, И. Е. Репин, М. В. Нестеров, отец поэта Бориса Пастернака Л. О. Пастернак, создавший иллюстрации к «Воскресению».

Первым сделать портрет писателя посчастливилось И. Н. Крамскому, хотя поначалу Толстой наотрез отказался позировать, считая, что «искусство не должно служить воспеванию личности». После долгих уговоров Крамской нашел убедительные аргументы. Он сказал Толстому, что его портрет все равно будет создан, пусть не сейчас и не им, Крамским, а кем-то когда-то, лет через десять — двадцать — пятьдесят, и тогда будут сожалеть о том, что портрет сделан несвоевременно. Возможно, именно после этой беседы в романе «Анна Каренина», над которым работал в это время Толстой, появился новый персонаж — художник Михайлов.

Когда Крамской писал портрет, Толстому было сорок пять лет. Им уже была написана «Война и мир». Но то, что он «живой гений», поняли к тому времени еще немногие. В их числе — Третьяков, заказавший портрет Толстого художнику Крамскому. И вот уже сто тридцать лет посетители Третьяковской галереи останавливаются перед ним. А писатель как бы «зрит сквозь столетие» — такой, каким он был в начале второй половины своей долгой жизни.

Он смотрит на нас оттуда, из семидесятых годов девятнадцатого века. Проницательный, даже пронзительный взгляд всевидящих глаз писателя-ученого, готового задать одни вопросы и ответить на другие. Человек, способный не только увидеть, но, кажется, и услышать весь мир и каждого человека, его сольную партию в многоголосом людском хоре.

В этом портрете нет ничего лишнего. Монохромный колорит, несколько приподнятая линия горизонта, как бы составляющая простор для мыслей, знаменитая толстовка, похожая на крестьянскую рубашку, но с белым воротничком интеллигента. И руки человека, который часами мог пахать землю и тачать сапоги. Это могли и могут делать тысячи людей. А вот написать книгу, равную «Войне и миру», пока не смог никто.

Об этом я думаю перед портретом Толстого кисти Крамского.