Роль русской литературы в революции

В русской литературе создано немало образов револю­ционеров — от Петра Первого до Павла Корчагина. Это и Пугачев А. Пушкина, и Вадим, Мцыри и Демон М. Лер­монтова, и Базаров И. Тургенева, и Рахметов Н. Черны­шевского. Но для меня наиболее типичными образами рус­ских революционеров являются герои романа Ф. Достоев­ского «Бесы». Главный герой этого произведения Николай Ставрогин — богато и разносторонне одаренная личность. При определенных условиях он мог бы стать прекрасным человеком.

Но в Ставрогине крайних пределов достигает нравствен­ный нигилизм. Он трагически бессилен в своих попытках к духовному обновлению, потому что он — «сверхчеловек» и индивидуалист, преступающий нравственные законы.

Ему также свойственны нравственная и умственная раз­двоенность. Ставрогин может внушать своим ученикам про­тивоположные идеи: увлекает Шатова идеей русского народа-Богоносца, призванного обновить Европу, и развра­щает Кириллова идеей «сверхчеловека», находящегося «по ту сторону добра и зла». Он не верит в дело Петра Верхо­венского, презирает этого человека, но от скуки и безделья разрабатывает основы его организации и сочиняет для нее устав.

Совсем не таким является Петр Верховенский. Хлеста­ков и Базаров в этом образе причудливо соединились с реальным прототипом — Нечаевым. Верховенский принадле­жит к числу героев-идеологов Достоевского. Ставрогин на­зывает его «упорным» и «энтузиастом» и характеризует сле­дующим образом: «Есть такая точка, где он перестает быть шутом и обращается в… полупомешанного».

И в самом деле, страшная сущность Петра Верховен­ского — невзрачного с виду, болтливого человека — раскрывается, когда он сбрасывает с себя «овечью шкуру» и превращается в полубезумного фанатика. И тогда оказывается, что он — фанатик идеи неслыханного раз­рушения, бунта, «раскачки», от которой «затуманится Русь». В своих мечтах он вынашивает план общественного устройства, главную роль в котором — роль Ивана-царе­вича (самозванца) — он отводит Ставрогину. Себя же как практика и изобретателя «первого шага» Петр Верховенс­кий ставит выше «гениального теоретика» Шигалева. В исступлении он бормочет: «…я выдумал первый шаг. Ни­когда Шигалеву не выдумать первый шаг. Много Шигалевых! Но один, один только человек в России изобрел пер­вый шаг и знает, как его сделать. Этот человек я». Верхо­венский также претендует на роль будущего строителя нового общественного здания после того, как «рухнет ба­лаган».

«Верховенщина» и «шигалевщина» — это теория и прак­тика тоталитарной системы. Например, Шигалев предла­гает «в виде конечного разрешения вопроса — разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над ос­тальными девятью десятыми. Те же должны потерять лич­ность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая». Но при этом они еще должны и работать. Шигалев уверен, что только в таком виде и возможен «земной рай».

Петр Верховенский видит гениальность идеи Шигалева в том, что она предусматривает «равенство рабов». Вот как он говорит об этом Ставрогину: «У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каж­дый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы, и в рабстве равны… без деспотизма еще не бывало ни свобо­ды, ни равенства, но в стаде должно быть равенство, и вот шигалевщина!»

Но вся античеловеческая сущность идей главных геро­ев романа не является художественным вымыслом писате­ля. Основой для него послужили реальные события. В но­ябре 1869 года под Москвой руководитель тайной революци­онной организации «Народная расправа» С. Нечаев и чет­веро его сообщников убили студента И. Иванова.

Именно С. Нечаев послужил прототипом для образа Пет­ра Верховенского, а его дело — основой романа. Нечаев был учителем и являлся вольнослушателем Петербургского университета. Он принимал активное участие в сту­денческих волнениях весной 1869 года, бежал в Швейца­рию, где сошелся с русским анархистом Бакуниным. Осе­нью того же года он возвратился обратно в Россию с це­лью организации революции. Он успел создать несколько групп по пять человек. Проявляя замашки настоящего дик­татора, Нечаев вступил в конфликт с одним из членов сво­ей группы Ивановым. И когда Иванов заявил о выходе из группы, Нечаев жестоко расправился с ним.

Вместе с мыслящей интеллигенцией России Ф. Досто­евский был поражен тем безжалостным цинизмом и раз­рушающей ненавистью, которыми были пронизаны идеи Нечаева, изложенные в сочиненном им «Катехизисе ре­волюционера». В этом «программном документе» были сфор­мулированы задачи, принципы и структура организации, определены отношения революционера к самому себе, то­варищам, обществу и народу. Целью же организации было освобождение народа путем «всесокрушающей народной революции», которая «уничтожит в корне всякую госу­дарственность и истребит все государственные традиции по­рядка и классы в России». Нечаев заявлял: «Наше дело —- страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение».

Так впервые на исторической арене и в художествен­ной литературе появился тот герой-революционер, дети которого сумели воплотить безумные идеи отца в жизнь и почти на целое столетие ввергнуть Россию в водоворот кровавых событий, возведших на русский трон Хама и Бе­зумца с полным равнодушием к добру и злу.