Романтические мотивы в лирике М. И. Цветаевой

Лирика М. И. Цветаевой многопланова и тематически разнообразна, но общую тональность поэзии все же можно определить как романтическую, с неотъемлемым для роман­тизма ощущением трагичности бытия.

Романтическое несоответствие между идеалом и ре­альностью. Мотив одиночества. Конфликт между внутрен­ним миром и окружающей действительностью, основной для романтического мировоззрения, становится для поэ­зии М. И. Цветаевой ключевым. Отсюда возникает и сквозной мотив одиночества, встречающийся и в ранней лирике, и в поздний период творчества поэтессы:

Поздний свет тебя тревожит? Не заботься, господин! Я — бессонна. Спать не может Кто хорош и кто один. «Поздний свет тебя тревожит?..» (1917)

Звучит эта тема часто и в стихотворениях любовной тема­тики М. И. Цветаевой. Лирическая героиня, способная на сильные чувства, не находит равного по силе ответа. Напри­мер, стихотворение «Вчера еще в глаза глядел…» (1920) пере­дает эмоциональные переживания, боль и обиду покинутой героини так достоверно, так по-женски искренне, что полу­чает обобщенное звучание:

Увозят милых корабли, Уводит их дорога белая… И стон стоит вдоль всей земли: «Мой милый, что тебе я сделала?»

Когда еще любящее сердце не может примириться с угас­шим чувством в душе другого, одиночество захлестывает с головой, все теряет свой смысл и цену, сама жизнь превра­щается в «копейку ржавую». Без любви нет жизни, нет буду­щего, нет ничего…

М. И. Цветаева не мыслила себя без любви, но нельзя ее представить и без темы творчества. Поэзия была для М. И. Цветаевой таким же источником жизни, без которо­го душа страдала и иссыхала. Но и в творческом пред­назначении, в преданном служении поэтическому дару, звучит тема одиночества и непонятости. Оторванность лирической героини от действительности углубляется осознанием высокой миссии, возложенной на поэта Твор­цом:

Что же мне делать, певцу и первенцу, В мире, где наичернейший — сер! Где вдохновенье хранят, как в термосе! С этой безмерностью в мире мер?! «Поэт» (1923)

Образ стихии. Порывистость, мощь, энергетика пере­полняет лирику М. И. Цветаевой. Эксперименты поэтессы в области синтаксиса и словообразования порой были вызва­ны именно стремлением вложить в напечатанные строки ощущение стихии. Эта творческая сила могла выражаться в поэзии скрыто, но могла и становится предметом произве­дения:

Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет — мелкой, Миска — плоской. Через край — и мимо В землю черную, питать тростник. Невозвратимо, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих. «Вскрыла жилы: неостановимо…» (1934)

Для М. И. Цветаевой жизнь и поэзия не мыслятся одна без другой. Развернутая метафора «стих — кровь» лежит в ос­нове стихотворения и является его идеей. Жизнь-поэзия — это могучая сила, бьющая «через край», потому и использует­ся автором экспрессивный глагол «хлещет», определениями к которому выбираются не менее выразительные «неостано­вимо», «невосстановимо». Резкое противопоставление вводит поэтесса в стихотворение, сталкивая в тексте одухотворен­ное творческое начало и прозу жизни (миски, тарелки), при­земленный характер быта усиливается эпитетами «мелкая», «плоская». Романтическое двоемирие, не позволяющее поэту примириться с реальностью, «во весь голос» заявляет о себе. Жертвенное служение творческой личности миру («В землю черную, питать тростник…») — тема отнюдь не новая, но образ, созданный М. И. Цветаевой, позволил реализоваться ей по-своему.

В ряде произведений стихийная основа представала в персонифицированном образе. Бунтарское начало опреде­ляет внутреннюю свободу, к которой всегда стремились ро­мантики. Такая заостренность романтических мотивов на ничем не сдерживаемой силе объяснима стремлением лири­ческого героя к обретению и сохранению своей независи­мости:

Я люблю такие игры, Где надменны все и злы, Чтоб врагами были тигры И орлы!.. Я несусь — за мною пасти, Я смеюсь — в руках аркан… Чтобы рвал меня на части Ураган! Чтобы все враги — герои! Чтоб войной кончался пир! Чтобы в мире были двое: Я и мир! «Дикая воля» (1914)

Образы бури, ветра, метели встречаются в романтиче­ских произведениях и у А. С. Пушкина, и у М. Ю. Лер­монтова и др. поэтов. Но особое место занимает в этом ряду образ моря. Он становится лейтмотивным для поэ­зии М. И. Цветаевой. Образ морской стихии так близок лирической героини, что даже обыгрывается этимология ее имени:

Но имя Бог мне иное дал: Морское оно, морское! …Мечты иные мне подал Бог: Морские они. морские! … Но душу Бог мне иную дал: Морская она, морская! «Душа и имя» (1911)

Еще одним излюбленным образом М. И. Цветаевой, воп­лощающего идею свободы, становится «крылатая душа». Ведь небо, как и море, не может сковать и определить грани­цы, они рождают чувство полета.

Мотив смерти. Неразрешимость конфликта между «бытийным» и «бытовым» порождает в поэзии М. И. Цве­таевой еще один романтический мотив — мотив трагичности жизни, ухода, смерти. Он возникает в лирике поэтессы еще в ранний период и уже не покидает ее:

Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня. «Молитва» (1909)

Мотив трагичности бытия усиливается в годы эмигра­ции, когда на фоне темы одиночества отчетливо начинает звучать мотив тоски по Родине:

Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно Где совершенно одинокой … …Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И все — равно, и все — едино. Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина… «Тоска по родине! Давно…» (1934)

Поэзия М. И. Цветаевой в основе своей передавала ро­мантическое мироощущение, драматическая тональность которого была вызвана как страницами жизни самого авто­ра, так и сломом исторической эпохи. Романтическое двоемирие реализуется в поэзии М. И. Цветаевой часто на основе принципа антитезы, которая лежит в основе компо­зиционного построения стихотворения. Отличительной чер­той поэзии М. И. Цветаевой становится переход от личных чувств, душевной боли к широкому, порой философскому, обобщению.