Система образов в пьесе «Бесприданница» А. Н. Островского

Среди обитателей города Бряхимова центральное место занимает Кнуров, образ которого получился у Островского и живым, и современным. Вспомним Дикого из «Гро­зы». Очень трудно представить его с газетой в руках. Кнуров же читает газету на французском языке. Деталь весьма красноречивая. Это делец, капиталист, финансист очень крупного масштаба. Есть в городе лишь два-три человека, которых Кнуров удостаивает своим разговором. Поэтому при­езд Паратова так обрадовал его: «Все-таки будет с кем хоть слово за обедом молвить».

Кнурова называют идолом; он и есть идол, осо­знающий свою несокрушимую силу, открыто прези­рающий почти всех окружающих. Но Лариса его поражает — очевидно, по контрасту. Он, меряющий все на деньги, вдруг увидел человека, для которого деньги ничего не значат. С удивлением и даже восхищением он говорит, что в Ларисе «земного, этого житейского, нет». Лариса ему действительно очень нравится. Так проявляется значительность его натуры. Это не мелкий и ничтожный пакостник, в нем ощущается сильный характер. Вряд ли он лукавит, когда признается Ларисе, что готов был бы жениться на ней, если бы был свободен. Однако же слова «любовь» в его речах нет. Он говорит о женитьбе, о деньгах, но не о любви.

Как показательно, что и в решающем разговоре с Ларисой он бессердечен даже по стилю разговора. Создается впечатление, что он заводит речь о ка­ком-то коммерческом предприятии и старается угово­рить будущего компаньона. Ни слова о чувствах, только четкие деловые предложения: «Не угодно ли вам ехать со мной в Париж, на выставку?» Он обнаруживает циническое презрение и к общест­венному мнению, и к общепринятым нормам.

Характерная черта другого дельца, Вожеватова,— равнодушие. Равнодушен он и к человеческому стра­данию, и к человеческому горю. Его смешит бедный Карандышев, он с великим удовольствием издевает­ся над беззащитным Робинзоном. Что же касается отношения Вожеватова к Ларисе, то здесь трудно подобрать другое слово, кроме «предательства». Они с детства знакомы, почти родные, но это не мешает Вожеватову развращать «понемножку» молодую девуш­ку. Отвечая на замечание Кнурова, он небрежно бро­сает: «Да мне что! Я ведь насильно не навязываю... Что ж мне об ее нравственности заботиться! Я ей — не опекун». И в самую тяжелую минуту в жизни Ларисы Вожеватов предательски отказывает ей не только в помощи, но и в элементарной жалости.

Предательство окружает Ларису со всех сторон. Предает (продает) ее родная мать, друг детства (Вожеватов), любимый человек (Паратов).

В перечне действующих лиц Паратов охаракте­ризован как «блестящий барин, из судохозяев». Великолепная формулировка, ранее совершенно не­мыслимая. Блестящий барин — это одна поведен­ческая модель, судохозяин — совершенно другая. Но в Паратове обе эти линии соединяются, при­давая его облику сугубо индивидуальные, неповто­римые черты, связанные, однако, с определенной исторической эпохой. Это человек своеобразный, яркий, неординарный. Не случайно его идеали­зирует Лариса, чем-то он привлекает цыган, ям­щиков, трактирных слуг. Надо думать, дело не только в его щедрости. Чувствуется в нем некий размах, удаль — но в то же самое время и опас­ное хладнокровие, нередко граничащее с жесто­костью, страсть к сильным ощущениям.

Паратов очень умело и продуманно играет свою роль. Драматург же постоянно подсказывает (очень тонко и осторожно), что верить ему ни в коем случае нельзя. Реальные дела Паратова разительным образом противоречат его же напыщенным речам, на которые он большой мастер. «Я, Лариса Дмитриев­на, — говорит он, — человек с правилами, брак для меня — дело святое. Я этого вольнодумства терпеть не могу». Тем не менее он же делает все, чтобы раз­рушить предстоящий брак Ларисы с Карандашевым.

Паратов не упускает случая внушить окружаю­щим представление о себе как о человеке без со­словных предрассудков (спор с Карандашевым о русском языке), о своем презрении к мелочным расчетам. С явным удовольствием рассказывает он о столкновении с пароходным механиком, который цифры какие-то на бумажке выводил, давление рас­считывал: «Иностранец, голландец он, душа корот­ка; у них арифметика вместо души-то!». Любопытно, что демонстративное пренебрежение к «арифметике» декларирует тот самый Паратов, который чуть даль­ше откровенно заявит: «У меня, Мокий Парменыч, ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно»,— сравниваясь этим с Кнуровым, Воже­ватовым и им подобными. Выгода, а не «широкая натура» — вот что, в конечном счете, определяет суть Паратова, хотя роль свою он играет настолько талантливо, что начинаешь понимать, почему Лари­са им увлечена.