Военная тема в творчестве В. М. Гаршина
ГЛавная особенность Гаршина в изображении армии и войны – правдивое, насыщенное точными подробностями – батальными, бытовыми, психологическими – воспроизведение действительности. Его рассказы «Четыре дня», «Трус», «Из воспоминаний рядового Иванова», очерк «Аясларское дело», рисующие события русско-турецкой войны, отличаются непререкаемой достоверностью.
В основу военных рассказов Гаршина легли собственные жизненные впечатления автора. Гаршин был рядовым в армии, испытал на себе все тяготы солдатской жизни, участвовал в боях, был ранен. Вот что рождало достоверность изображения им армейской жизни. Столь правдивое – свободное от штампов, от риторики – описание армии и войны требует художественной смелости, изощрённого мастерства. Писать правду о войне – это не только нравственное требование, но и трудная художественная задача. В решении её Гаршин опирался на новаторские завоевания Л. Толстого, реализованные в «Севастопольских рассказах».
“Герой... моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который был, есть и будет прекрасен, – правда”, – писал молодой Толстой в рассказе «Севастополь в мае». Таково было творческое кредо Толстого. Но “рассказывать правду очень трудно”, утверждал Толстой в «Войне и мире». Мысль эта раскрывается и конкретизируется писателем в том эпизоде романа, когда Николай Ростов рассказывает о своём участии в Шенграбенском сражении. Ростов “был правдивый молодой человек, – пишет Толстой. – Он начал рассказывать с намерением рассказать, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешёл в неправду”. Следуя сложившимся и укоренившимся представлениям, Ростов стал говорить то, что от него ожидали слушатели: “как он горел, как в огне... как бурею налетал на каре, как врубался в него... и тому подобное”. Рассказу Ростова Толстой противопоставил своё собственное изображение того, что на самом деле было с героем во время Шенграбенского сражения. Толстовский метод “остранения” (как назвал его В. Шкловский) использует в своём творчестве и Гаршин.
ИЗображение тяжёлых будней военной жизни, скудного армейского быта, грязи и крови в произведениях Гаршина тоже ориентировано на традиции Толстого, показывавшего войну “не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знамёнами и гарцующими генералами, а... в настоящем её выражении: – в крови, в страданиях, в смерти” («Севастополь в декабре месяце»). Гаршин в рассказе «Из воспоминаний рядового Иванова» описывает, как солдаты в жару совершают пятидесятивёрстные переходы, как “человек без памяти валится на пыльную и жёсткую дорогу”, как из вычерпанных уже колодцев солдатам достаётся “только глинистая жидкость, скорее грязь, чем вода”, описывает марши во время непрерывных дождей, когда “на ногах комья грязи... на ночлег приходится укладываться прямо в грязь”. В рассказе «Трус» есть сцена: “...грязь такая, что орудия и повозки уходили в неё по оси... до того дошло, что лошади не берут: прицепили канаты, поехали на людях”.
Толстовская традиция сказывается у Гаршина и в описаниях гибели человека на войне. Смерть, кровавая и страшная, становится будничной, как бы частью быта. Так она изображена у Толстого в «Севастопольских рассказах». Подобным же образом описаны у Гаршина убийство турецкого солдата в рассказе «Четыре дня», гибель солдата в очерке «Аясларское дело», смерть героя-рассказчика в «Трусе».
Передавая душевное состояние человека во время боя, раскрывая мысли и чувства раненого, умирающего (с большой художественной силой это сделано им в рассказе «Четыре дня»), Гаршин опирается на художественный опыт Толстого, который ещё в «Севастопольских рассказах» с поразительной правдивостью раскрыл душевное состояние Праскухина, Володи Козельцова в момент гибели, Михайлова в момент ранения.
Рисуя русского солдата, Гаршин вслед за Толстым раскрывает прекрасные черты человека из народа, которые проявляются и в буднях армейской жизни, и на поле боя. Таковы у него, например, дядя Житков и молодой солдат Фёдоров в рассказе «Из воспоминаний рядового Иванова».
ПРодолжая толстовские традиции, Гаршин не следует великому предшественнику как копиист. Гаршин был участником иной, чем Толстой, войны, у него свой собственный взгляд на происходящее. В рассказах Гаршина звучит не только осуждение бесчеловечной, кровавой природы войны, он сосредоточен на изображении самого процесса осознания героем жестокой бессмысленности смертоубийства и взаимного истребления. В рассказе «Четыре дня» Гаршин показывает, как человек, движимый благородным порывом, добровольно отправившийся в действующую армию, начинает понимать весь ужас происходящего. “Неужели я бросил всё милое, дорогое, шёл сюда тысячевёрстным походом, голодал... мучился от зноя; неужели, наконец, я лежу теперь в этих муках – только ради того, чтобы этот несчастный перестал жить”, – думает герой рассказа, глядя на убитого им турецкого солдата.
Ужасаясь кровавому зверству войны, герой Гаршина приходит к осознанию своей ответственности как участника злодейства. “Это сделал я. Я не хотел этого. Я не хотел зла никому, когда шёл драться. Мысль о том, что и мне придётся убивать людей, как-то уходила от меня. Я представлял себе только, как я буду подставлять свою грудь под пули. Чем я виноват?.. Убийство, убийца... И кто же? Я!” – думает герой Гаршина.
Вопросу об ответственности человека за всё, что происходит вокруг него, за всё зло и несправедливости в мире, вопросу, который был для лучших людей гаршинского поколения больным и необычайно острым, посвящены рассказы «Красный цветок» и «Художники», но он явственно звучит и в его военных рассказах.
Одна из особенностей художественной манеры Гаршина заключается в мастерском использовании приёма, который в кино называют “крупным планом”. Герой рассказа «Четыре дня» – раненый солдат, оставленный на поле боя; он страдает от боли, изнывает от мучительной жажды, теряет надежду на спасение, впадает в забытьё. То, что происходит с ним, мы видим во всех подробностях, знаем всё, что он чувствует. “...Скоро конец. Только в газетах останется несколько строк, что, мол, потери наши незначительны: ранено столько-то; убит рядовой... Иванов, нет, и фамилии не напишут; просто скажут убит один”, – думает умирающий. На этом контрасте бездушной цифры официального сообщения и страданий реального человека, свидетелями которых оказываются читатели, построен рассказ «Трус».
В военных рассказах Гаршина крупным планом – так что читатель может себя представить на месте героя – изображён один конкретный человек перед лицом смерти. Протест Гаршина против войны носит не абстрактный, общий характер (как, скажем, у Верещагина в картине «Апофеоз войны», где изображена груда черепов), писатель утверждает непреходящую ценность каждой человеческой жизни.
Рассказ «Четыре дня» представляет собой внутренний монолог героя, фиксирующего всё, что с ним происходит. Но тяжело раненный, то и дело впадающий в забытьё человек вряд ли способен воспринимать и точно передавать все свои лихорадочно сменяющиеся ощущения и мысли. С точки зрения канонов классического реалистического повествования это выглядит немотивированным. Гаршин, прибегая к условности, опережал искусство своего времени. Подобного рода условность станет привычной позднее, в литературе XX века. Гаршин же увидел в ней возможность выразить ту высшую правду, которая ошеломила его первых читателей.
Описание событий в романах и других произведениях Гаршина оказало воздействие на развитие армейской и военной темы в русской литературе. Влияние его сказалось в повести А. Куприна «Поединок». В ней получили развитие некоторые мотивы, прозвучавшие у Гаршина: разложение в офицерской среде, безделье, пьянство, жестокое отношение офицеров к солдатам, бессмысленная муштра, отупляющие занятия “словесностью”. Образ денщика Никиты в рассказе Гаршина «Денщик и офицер» был предтечей образа солдата Хлебникова в повести Куприна. Уровень нравственности героя у Гаршина определяется его отношением к солдатам. И в этом Куприн тоже следует за Гаршиным. Становление личности Ромашова в «Поединке», обретение им верных нравственных ориентиров происходит в связи с тем, что герой повести начинает понимать солдат, близко к сердцу принимает судьбу Хлебникова. Наконец, у Куприна, как и у Гаршина, жизнь армии не представлена как нечто обособленное от жизни страны и народа – она отражает состояние русского общества той поры.
В русской прозе о Великой Отечественной войне господствующими были толстовские традиции. Но в ней нашли отклик и некоторые характерные для Гаршина мотивы и художественные решения. Официозная советская критика вела целенаправленную борьбу с “окопной правдой” в литературе о войне, утверждая в качестве идеологического и эстетического канона лакировку действительности и ложную романтизацию. “Окопная правда”, восходящая к изображению войны Гаршиным, оказалась родовым признаком самых талантливых произведений о войне В. Некрасова, В. Быкова, Г. Бакланова, Э. Казакевича, В. Астафьева, В. Кондратьева и других писателей-фронтовиков. Это была суровая правда о кровавых буднях войны, о народной беде и народном мужестве. И, как у Гаршина, героем этих произведений был человек с высокой ответственностью за всё, что происходит вокруг него, задающий себе трудные вопросы, верящий в торжество справедливости и человечности.