Угроза нравственной пустоты и ее преодоление (о романе «Дэвид Копперфилд» Ч. Диккенса)

Нравственная пустота, как новая для Чарльза Диккенса этическая категория, впервые возникает на страницах романа "Дэвид Копперфилд". Случайно ли это? Диккенс, отказавшись в своем творчестве от механических сил (например, роковой смерти, неожиданного наследства), разрубающих узлы противоречий, и развеяв иллюзии самообмана своих героев, в определенном смысле лишил их "больших надежд", пусть нереальных, сказочных, но надежд. Что же им остается? Ведь самое большое прозрение не может заменить даже самую маленькую надежду.

В ранних романах писателя смерть мистера Спенлоу (теперь уже Дэвид может жениться на Доре), разрешила бы все противоречия и привела бы к счастливому завершению рассказанную писателем историю. Но в "Дэвиде Копперфилде" уже все иначе. Смерть мистера Спенлоу, устранившая перед Дэвидом препятствие к достижению цели, не только не упрощает проблему, но наоборот, усложняет ее. В душе Дэвида зарождается сомнение: правильно ли сделан выбор, будет ли ему верным другом девочка-жена, по сути двойник другой девочки-жены - матери Дэвида.

Фактически в романе идеал раннего Диккенса - сказочный образ женщины-ребенка, воплощающий ангельскую чистоту, - постепенно утрачивает свою привлекательность, развенчивается самим автором и, наконец, обнаруживает свою нравственную пустоту. Но угроза нравственной пустоты, как "дамоклов меч", нависает и над Дэвидом Копперфилдом. И этим дамокловым мечом является сомнение, которое тоже не может заменить утраченные надежды. Ведь недаром герои Диккенса в этом романе, наделенные нравственной пустотой, Спенлоу и Стирфорт, умирают, а крайнее выражение нравственной пустоты воплощается в образе отвратительного Урия Гипа.

Дело в том, что Диккенс не лишает своих героев "больших надежд". Даже в этом "наполненном жизнью" романе, в котором так последовательно писатель утверждает жизненный опыт, все же нашлось место рождественской теме. Но эта близкая сердцу писателя тема уже связана не столько с теплом домашнего очага, сколько с идеей борьбы в бурном житейском море, столь чуждой раннему Диккенсу.

Таким образом, вместо иллюзий "больших надежд" Диккенс предлагает своим героям борьбу за счастье, ибо счастье можно только выстрадать, пройдя через все жизненные испытания и невзгоды. Борьба в житейском море становится той "очищающей силой", которая помогает Дэвиду прозреть и увидеть в Агнес качества, близкие уже самому повзрослевшему герою. Угроза нравственной пустоты исчезает, побежденная борьбой за счастье, в ходе которой наступает истинное нравственное прозрение и свершение "больших надежд" самых дорогих писателю героев.