Краткое содержание первой части романа «Обломов» И. А. Гончарова

I

На Гороховой улице утром в постели лежал Илья Ильич , человек лет тридцати двух-трех, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами. По его лицу гуляла мысль, но в то же время на лице не было сосредоточенности, определенной идеи. Движения его мягкие, ленивые.

На нем был надет халат "без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него". Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие, на них не было задника.

Нормальным состоянием Ильи Ильича было лежание. Комната с виду была чистой, но опытный взгляд сразу бы оценил лишь желание соблюсти видимость чистоты.

Илья Ильич проснулся рано и был озабочен. Дело в том, что накануне он получил письмо от старосты из деревни. Тот писал, что опять неурожай, недоимки и надо принять какие - нибудь меры. Обломов еще по первому письму стал обдумывать план переустройства деревни, но он так и не был закончен. Обломов решил, что вот сейчас встанет, но полежал с полчаса, потом еще, и так уже пробило полдесятого. Тогда Илья Ильич позвал Захара.

Захар - слуга Обломова, который приехал с ним в город из деревни. Он до сих пор носит тот сюртук, который носил там, в деревне, потому что это единственная вещь, напоминающая ему о барах.

Происходит спор Захара и Обломова по поводу письма: Обломов требует письмо от старосты, Захар говорит, что не видел его. Затем Обломов журит Захара за грязь в доме, но Захар отпирается, говорит, что всегда метет и пыль стирает. Захар подает барину счета от зеленщика, мясника, за квартиру и т. д. Обломов страдает от всех навалившихся на него забот. Кроме всего прочего, хозяин просит Илью Ильича съехать с квартиры, так как надо ее переделывать. Обломов говорит Захару, чтобы тот сам уговорил хозяина повременить, но Захар советует барину встать и самому писать хозяину о просьбе. Обломову надоел Захар и он отсылает его из комнаты, а сам погружается в раздумье. Но тут в передней раздается звонок.

II

Вошел молодой человек лет двадцати пяти, который был прекрасно причесан, одет с иголочки. Это был Волков. Волков сообщает Обломову, что едет сегодня в Екатерингоф на празднование 1 Мая, приглашает Обломова составить ему компанию. Затем рассказывает кучу светских новостей, на что Обломов говорит, что все это скука адская. Волков не понимает, как вечера, балы, игры, гулянья могут быть скукой. Обломов хочет поговорить с Волковым о своих делах, но тот раскланивается и уходит.

Когда Волков уезжает, Обломов рассуждает, что этот человек несчастен: "И это жизнь! Где ж тут человек? На что он раздробляется и рассыпается?"

Опять раздается звонок. Пришел Судьбинский - господин в темно-зеленом фраке, с утружденным лицом, с задумчивой улыбкой. Судьбинский был старым сослуживцем Обломова. Судьбинский жалуется на службу: как сделался он начальником отделения, так ни минуты не принадлежит себе, все ездит. Они вспоминают сослуживцев, как служили вместе канцелярскими чиновниками. Обломов удивляется, как Судьбинский выдерживает такой распорядок дня. Судьбинский отвечает, что делать нечего, "коли деньги нужны", тем более он скоро женится. Судьбинский уходит, пригласив Обломова быть на его свадьбе шафером. Обломов рассуждает, что совсем погряз друг его в делах, в карьере и слеп, и глух, и нем для всего остального. "А как мало тут человека-то нужно: его ума, воли, чувства - зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое…"

Обломов, занятый своими мыслями, не заметил, что у его постели стоял другой посетитель, очень худой, заросший бакенбардами, усами, одетый с умышленной небрежностью. Это был Пенкин, беллетрист, пишущий о торговле, апрельских днях, эмансипации женщин и т. д. Он говорит Обломову, что написал рассказ о том, как в одном городе городничий бьет мещан по зубам, советует его прочесть, а также поэму "Любовь взяточника к падшей женщине". Но Обломов отвечает, что не будет читать, так как в этих произведениях "жизни-то и нет ни в чем: нет понимания ее и сочувствия… а человека забывают или не умеют изобразить. Человека, человека давайте мне!" Пенкин не совсем понимает, чего хочет от него Обломов, и предлагает ему ехать вместе в Екатерингоф, но Обломов отказывается. Пенкин уходит, а Обломов рассуждает, что друг его тратит мысль и душу свою на мелочи, торгует умом и воображением, насилует свою натуру. Про себя Обломов радовался, что "лежит он, беззаботен, как новорожденный младенец, что не разбрасывается, не пропадает ничего…"

К Обломову приходит следующий посетитель - Алексеев - человек, которого никто никогда не замечал, имени которого в точности никто не знал, у него нет ни друзей, ни врагов, но знакомых много. Алексеев зовет Илью Ильича к Овчинину обедать. Обломов отказывается, мотивируя тем, что сыро, дождь собирается. Обломов рассказывает Алексееву свои беды: переезд с квартиры и письмо старосты. Алексеев сочувствует Обломову, но предложить что-нибудь дельное не может, говорит, что все перемелется. Обломов надеется только на Штольца, который обещал скоро быть, а сам не едет. В это время в передней раздается отчаянный звонок.

III

Вошел человек лет сорока, крупный, с большой головой, с глазами навыкате, толстогубый. Это был Михей Андреевич Тарантьев, земляк Обломова. Тарантьев был ума бойкого и хитрого, но при этом дальше слов у него дело никогда не шло. Он остался теоретиком на всю жизнь, "а между тем он носил и осознавал в себе дремлющую силу, запертую в нем враждебными обстоятельствами навсегда". Он был большой взяточник, который "непременно схватит на лету кусок мяса, откуда и куда бы он ни летел". В комнату Обломова, где царствовали сон и покой, Тарантьев всегда приносил какое-то движение, жизнь, вести извне.

Вот такие гости посещали Обломова, с другими своими знакомыми Обломов все более и более порывал живые связи.

Был в жизни Обломова и человек, которого Илья Ильич любил более всех. Этот человек "любил и новости, и свет, и науку, и всю жизнь, но как-то глубже, искреннее". Это был Андрей Иванович Штольц, который был сейчас в отлучке и которого Обломов ждал с минуты на минуту.

IV

Тарантьев старается поднять наконец Обломова с постели, и ему это удается. Он требует от Обломова, чтобы тот угостил его завтраком, сигаретами, затем берет у Обломова деньги на мадеру. Обломов жалуется гостю на свои несчастья. Тарантьев говорит, что поделом Илье Ильичу, и предлагает ему переехать завтра же к куме его на Выборгскую сторону. Обломов отказывается, так как это очень далеко: нет театров, магазинов поблизости. Тарантьев говорит Илье Ильичу, что тот уже давно никуда не выходит, не все ли равно, где жить, так что никуда Обломов не денется, переедет и всё тут. Затем Обломов жалуется Тарантьеву на старосту. Гость отвечает, что староста - мошенник, он выдумал недоимки, засуху, неурожай и т. д. Предлагает сменить старосту, а также самому отправиться в деревню и на месте во всем разобраться, да еще неплохо было бы написать письма. Вот пусть Обломов сядет и вместе с Алексеевым прямо сейчас и напишет. Обломов и слышать не хочет, чтобы ехать в деревню. Тарантьев возмущен безволием Ильи Ильича, говорит, что пропадет тот. Обломов говорит, что если бы тут был Штольц, он бы мигом все уладил. Из-за этой фразы Тарантьев вспыхивает, ему не нравится, что какой-то немец дороже Обломову, чем он - Тарантьев. Обломов просит уважать Штольца, так как он рос вместе с ним. Напоследок Тарантьев просит, чтобы Обломов дал ему свой фрак, потому что нечего на свадьбу надеть. Обломов соглашается, но Захар не дает фрак. Обиженный Тарантьев уходит. Алексеев предлагает Обломову писать письма, но тот говорит, что после обеда займется всем. Алексеев уходит, а Обломов, подобрав под себя ноги, погрузился не то в дремоту, не то в задумчивость.

V

Обломов, дворянин родом, коллежский секретарь, вот уже 12 лет живет безвыездно в Петербурге.

Сначала он жил в небольшой квартире, но когда умерли его родители и он стал единственным наследником, он снял квартиру побольше. Тогда он был еще молод и полон стремлений, желаний и мечтаний. Но шли годы, а он так ничего и не сделал, только располнел, все еще находясь "у порога своей арены, там же, где был десять лет назад".

Особенно озадачила его служба. Он полагал, что чиновники - это большая семья, а служба - какое-то семейное занятие. Но все оказалось не таким: все на службе куда-то торопились, не разговаривали друг с другом, все что-то требовали и поскорее. "Все это навело на него страх и скуку великую. „Когда же жить? Когда жить?“ - твердил он". Так Обломов прослужил два года. Протянул бы он и третий год, если бы не один случай. Однажды он отправил важную бумагу вместо Астрахани в Архангельск, его ждало наказание. Но Обломов не стал дожидаться кары, а ушел домой и прислал позже медицинское свидетельство. В этой справке Обломову предписывалось не ходить на службу и воздержаться от умственных занятий и всякой деятельности вообще. После выздоровления Обломов подал в отставку. Более он уже никогда не служил.

Роль в обществе тоже не удалась. Он радовался вечерам, получал немало благосклонных женских взглядов. Он старался держаться на расстоянии от дам, в особенности от "бледных, печальных дев, большею частию с черными глазами". Его душа ждала какой-то чистой девственной любви, но с годами, кажется, перестала ждать. Простился со временем Илья Ильич и с друзьями.

Теперь более ничто не тянуло его из дома, "и он с каждым днем все крепче и постояннее водворялся в своей квартире". Он перестал посещать вечера, потом стал бояться сырости, а потому выходил из дому только утром, а позже и вовсе перестал выходить.

И только Штольцу удавалось вытащить Обломова из дома. Но Штольц часто отлучался из Петербурга, а без него Обломов вновь погружался в уединение.

Постепенно Обломов отвык от жизни, от суеты, от движения.

VI

Что же он делал дома?

Иногда читал, но книги быстро надоедали ему, так как охлаждение быстро овладевало им.

Он не понимал, что он будет делать со всем этим багажом знаний в Обломовке.

Зато задели Обломова за живое поэты, и "он стряхнул дремоту, душа запросила деятельности". Штольц, как мог, старался поддерживать в Обломове этот порыв. Но стремление к деятельности быстро улетучилось, и Обломов вновь погрузился в свою дрему.

Он окончил учебное заведение, но не сумел на практике применить свои знания. "Жизнь у него была сама по себе, а наука сама по себе". И тогда Обломов понял, что его удел - семейное счастье и заботы об имении. Дела же в имении с каждым годом шли все хуже и хуже, Обломову надо было самому поехать туда. Но он все откладывал и откладывал, придумывая разные причины, мешавшие ему.

В голове своей Илья Ильич строил план переустройства имения. Он трудился над ним, не жалея сил. Как проснется утром, лежит и думает, что-то соображает, "цока, наконец, голова утомится от тяжелой работы и когда совесть скажет: довольно сделано сегодня для общего блага".

Но не был Обломов чужд и всеобщих человеческих скорбей, он даже иногда плакал над бедствиями и страданиями человеческими. Случалось, что он наполнялся ненавистью ко лжи, к клевете, и тогда он готов был вершить великие дела, совершать подвиги. Но солнце склонялось к закату, день заканчивался, а вместе с ним заканчивались и мечты Обломова.

А наутро все повторялось. Он много раз воображал себя каким-нибудь непобедимым полководцем, творящим добро на земле. Но никто не видел этой внутренней жизни Ильи Ильича, кроме Штольца, но того часто не было в Петербурге. Другие же думали, "что Обломов так себе, только лежит да кушает на здоровье, и что больше от него нечего ждать; что едва ли у него вяжутся и мысли в голове". Еще Захар знал, конечно, внутренний мир своего барина. Но он считал, что живут они с барином правильно, и иначе жить не следует.

VII

Захару было за пятьдесят. Он принадлежал двум эпохам, которые наложили на него свой отпечаток. "От одной перешла к нему по наследству безграничная преданность дому Обломовых, а от другой, позднейшей, утонченность и развращение нравов".

Он постоянно лгал барину, любил выпить и посплетничать, помаленьку воровал деньги, ел то, что слугам не положено, расстраивался, когда барин доедал все до крошки, не оставив ничего на тарелке.

Он был неопрятен, редко мылся, брился, был очень неловок, постоянно все разбивал. Все эти качества происходили лишь оттого, что получил он свое воспитание "в деревне, на покое, просторе и вольном воздухе".

Он делал только то, что однажды принял в круг своих обязанностей, нельзя было заставить его сделать что-то более того. Но, несмотря на все это, выходило, что он был преданный своему барину слуга. Он мог умереть ради барина, но если бы, например, нужно было просидеть у постели барина всю ночь, и от этого зависела бы жизнь последнего, Захар непременно бы заснул.

Наружно Захар никогда не выказывал подобострастия Обломову, но ко всему, что имело отношение к Обломовым, он относился трепетно, все это было близко, мило, дорого ему.

Илья Ильич привык к тому, что Захар всецело предан ему, и считал, что иначе и быть не может. Но Обломов уже не питал к Захару дружеских чувств, как прежние господа, он даже часто ругался со своим слугой.

Обломов тоже надоедал Захару. Еще с детства барчонка Захар был приставлен к нему в качестве дядьки, а потому почитал себя только предметом роскоши. От этого он, одев барчонка утром и раздев его вечером, целыми днями ничего не делал.

Захар был ленив, поэтому когда на него в Петербурге навалилось все хозяйство Обломова, он стал угрюмым, грубым и жестоким, постоянно брюзжал, ворчал, препирался с барином.

Захар и Обломов давно знали друг друга, и связь между ними была неистребима. Они не представляли жизнь друг без друга. Как Обломов не вставал бы с постели, не ел, не был бы одет без Захара, так и Захар не представлял себе другого барина и другого существования, кроме как поднимать, кормить и одевать Обломова.

VIII

Захар, закрыв двери за Тарантьевым и Алексеевым, напомнил Обломову, что пора вставать и писать письма. Но Обломов не встал, а лежал и продумывал план имения. Особенно занимала Обломова постройка нового дома, он разобрал все мелочи его устройства, затем добрался до сада с фруктами, представил, как он сидит вечером на террасе и пьет чай, рядом жена, дети, друг детства Штольц. И Обломов так захотел любви, счастья, своего дома, семьи, детей. Илья Ильич видит себя окруженным друзьями, которые живут неподалеку, и лицо его светится счастьем. Но ему пришлось очнуться от крика людей во дворе.

Обломов поднялся и попросил Захара приготовить поесть. Захар говорит, что ничего нет и денег нет. Тогда Обломов просит принести, что есть. Захар приносит еду и напоминает о просьбе хозяина квартиры освободить ее. Захар предлагает писать письмо. Обломов садится писать, но у него никак не выходит красиво и грамотно. Наконец, совсем замучившись, Илья Ильич рвет письмо и бросает его на пол.

Приходит доктор, который, осмотрев Обломова, говорит, что если Илья Ильич еще два-три года проживет в таком климате, ведя подобный образ жизни, он умрет. Доктор советует ехать за границу, избегать напряжения ума, чтения, писания, можно также нанять виллу, чтобы цветов было побольше, да неплохо бы было ходить часов по восемь в день. А потом надо ехать в Париж, где развлекаться, не задумываясь, вертеться в вихре жизни; затем сесть на пароход в Англии и прокатиться до Америки. Обломов ужасается советам доктора. Доктор уходит.

Захар возвращается в комнату и напоминает о переезде. Обломов хочет его прогнать. Захар советует Илье Ильичу сходить прогуляться, в театр заглянуть, а потом и переезжать можно. Но Обломов противится, говорит, что нет никаких человеческих сил переезжать, да он на новом месте пять ночей кряду не сможет уснуть, а так можно и заболеть. Захар говорит: "Я думал, что другие, мол, не хуже нас, да переезжают…" Эта фраза выводит Обломова из себя, он не может понять, как Захар мог сравнить его с другими. Слово "другие" задело самолюбие Обломова, и он решил показать Захару разницу между ним и другими.

Обломов говорит, что другой - это голь окаянная, которая "трескает селедку да картофель", сам себе сапоги чистит, сам одевается, не знает, что такое прислуга. Другой кланяется, просит, унижается. А он, Обломов, воспитан нежно, ни холода, ни голода никогда не терпел, ничего сам никогда не делал. И как посмел Захар сравнить его с другим?! Захар мало что понял из речи Обломова, но губы его дрожали от внутреннего волнения. Обломов говорит, что весь день заботится о Захаре, даже в своем плане отвел ему роль поверенного по делам, которому мужики в ноги кланяются. А он смотри что выкинул: совсем не бережет покой барина. Ведь Обломов ради него и других крестьян себя не жалеет, все думает, даже в отставку вышел.

Захар уходит, называя Обломова мастером жалкие слова говорить.

Обломов немного успокоился, перевернулся на другой бок и стал думать, что авось все сложится самой собой и не надо будет переезжать. Он начинает размышлять, а что же такое и в самом деле "другой"? Ведь, наверное, "другой" уже давно бы написал письма и хозяину квартиры, и в деревню старосте, а, может, даже и с квартиры бы съехал. Ведь и он, Обломов, все это мог бы сделать. Но почему не может? "Настала одна из ясных сознательных минут в жизни Обломова". Он понимает, что многие стороны его души не получили развития, а между тем в нем есть светлое начало. Но клад этот завален дрянью. Кто-то отбросил его в начале жизненного пути с прямого человеческого назначения. И уже не выбраться ему из глуши на прямую тропинку. Ум и воля его давно парализованы. И Обломову стало горько от такой исповеди перед самим собой. Он старается найти виновного. Но, не найдя такового, Обломов медленно засыпает, думая, отчего же все-таки он такой? Сон перенес его в другое место, в другую эпоху, к другим людям.

IX Сон Обломова

Мы в том мирном уголке, где небо с любовью обнимает землю, солнце светит ярко и жарко в течение полугода, а потом медленно уходит на покой. Горы там, словно отлогие холмы. Река бежит весело и играя. Лето, весна, зима и осень приходят в точности с календарем, не бывает такого, чтобы внезапно вернулась зима весною и занесла все снегом. "Ни бурь, ни разрушений не слыхать в том краю". Поэт и мечтатель были бы довольны этой незатейливой местностью.

Три-четыре деревеньки составлял этот уголок, в котором все было тихо, сонно. Повсюду лежат тишина и мир. Уголок этот был непроезжий, а потому черпать знания было неоткуда. И люди жили счастливо, думая, что иначе и жить нельзя.

Из деревень были там Сосновка и Василовка, известные под общим названием Обломовка.

Илья Ильич проснулся рано. Он еще маленький, "хорошенький, красненький, полный". Он видит свою мать, которая осыпает его поцелуями. Мальчик спрашивает у нее, пойдут ли они сегодня гулять? Мать говорит, что пойдут. Потом идут к отцу пить чай. За столом сидят родственники и гости, и все они подхватывают Илюшу, осыпают ласками и похвалами, кормят его булочками, сухариками.

Потом Илюша идет гулять, но мать предупреждает, чтобы он далеко не убегал. Но Илюша не слушает ее. Он бросился в сеновал, потом в овраг, но вовремя его останавливает нянька, говоря, что это не ребенок, а юла какая-то. И приходится Илюше возвращаться. Ему хочется всё узнать, изведать, но мать и няньки не дают ему шагу ступить.

Главною заботой обломовцев были кухня и обед. С самого утра и до полудня готовилась еда в огромных количествах.

В полдень же дом как будто вымирал: наступал час всеобщего послеобеденного сна. "Это был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти. Все мертво, только из всех углов несется разнообразное храпенье на все тоны и лады".

И в это время ребенок был предоставлен сам себе, он все осматривал, забирался в канаву, в овраг. Но жара понемногу спадала, и в доме все пробуждалось. Пили чай. Но вот начинает смеркаться, и в доме принимаются за приготовление ужина. После ужина все ложатся спать, а нянька читает Илюше сказки. И ум, и воображение Обломова, "проникшись вымыслом, оставались уже у него в рабстве до самой старости". Уже взрослый, Илья Ильич узнает, что нет молочных рек, добрых волшебниц и т. д. Но "сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательное грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка". "Населилось воображение мальчика странными призраками; боязнь и тоска засели надолго, может быть, навсегда в душу".

Далее Илья Ильич увидел себя мальчиком лет тринадцати или четырнадцати. Он уже учится у немца Штольца, у которого был сын Андрей.

Может быть, Илья Ильич чему-нибудь, да и выучился, но вот Верхлевка, где жил Штольц, находилась далеко от Обломовки, и в мороз, дождь и ветер родители не отпускали Илюшу учиться.

Снится также Обломову темная гостиная, мать сидит, поджав ноги, в комнате горит одна сальная свеча. Обломовцы были очень скупы, поэтому они соглашались терпеть любые неудобства, но только не тратить деньги.

Счет времени в Обломовке вели по праздникам, по разным семейным и домашним случаям. Ничто не нарушало в доме привычного течения жизни, однообразия. Все было здесь однообразно: Обломовцы "продолжали целые десятки лет сопеть, дремать, зевать…"

Только однажды произошел случай, нарушивший сложившийся быт Обломовых: к ним пришло письмо. Сначала не хотели открывать послание, но потом выяснили, что это было письмо от Филиппа Матвеича с просьбой прислать ему рецепт пива. Все успокоились, решили, что надо писать ответ. Отец сказал, что "о празднике" лучше напишет. Неизвестно, дождался ли Филипп Матвеич рецепта.

Обломовы всегда понимали выгоду образования, оно могло принести чины, о которых так мечтали для Илюши. Но учиться не любили в Обломовке.

Илюша никогда ничего не делал сам. Вздумается ему что-нибудь, а тут и три-четыре слуги все сами сделают. Так и жил Обломов, "лелеемый, как экзотический цветок в теплице, и так же, как последний под стеклом, он рос медленно и вяло. Ищущие проявления силы обращались внутрь и никли, увядая".

X

Захар сплетничает возле ворот о своем хозяине. Рассказывает, как Обломов поругал его за "другого", что не хочет съезжать с квартиры, потому что уже с жиру бесится. Ему говорят, что если ругает его барин, значит, это славный хозяин, характерный. Один из слуг сказал что - то нелестное об Обломове, так Захар готов убить за барина своего. Он говорит, что Обломов золото, а не барин, такого еще поискать надо. Захара успокаивают, приглашая в пивную, он соглашается. Все уходят.

XI

В начале пятого Захар вернулся домой и пошел будить своего барина. Обломов не хочет вставать, Захар кричит на него, ругается. Обломов встает и хочет ударить Захара за такую дерзость. Но его останавливает громкий смех в дверях. "Штольц! Штольц! - в восторге кричал Обломов, бросаясь к гостю".