Предисловие
| Вид материала | Книга |
- Содержание предисловие 3 Введение, 2760.07kb.
- Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
- Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
- Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
- Breach Science Publishers». Предисловие. [3] Мне доставляет удовольствие написать предисловие, 3612.65kb.
- Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие, 3218.12kb.
- Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
- Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
- Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
- Тесты, 4412.42kb.
"Русский народ нуждался в сильнейшей идейной поддержке для перенесения всех своих невзгод; более того, требовалось в основу государственного становления Руси положить краеугольный камень - идею, которая не только освещала бы путь людей для их объединения в деле создания национального государства, но и давала бы силу преодолевать трудности, через которые этот путь пролегал. Такой благодатной, все освещающей и все воедино соединяющей идеей явилось таинство любви во святой Троице, призывающей к подобному объединению всех людей: "Да вси едино будут" (Ио. 17,21). Преподобный Сергий был действенным носителем этой идеи..."316
В этом смысле Рублев - выразитель народной идеи своего времени, народного идеала, народного миросозерцания. Но он не просто ее выражает, он ее формирует. "Вражде и ненависти, царящим в дольнем, противопоставилась взаимная любовь, струящаяся в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних. Вот этот-то неизъяснимый мир, струящийся широким потоком прямо в душу созерцающего от Троицы Рублева, эту невыразимую грацию взаимных склонений, эту премирную тишину безгласности, эту бесконечную друг перед другом покорность мы считаем творческим содержанием Троицы",- писал священник П. А. Флоренский317.
"Бесконечная друг перед другом покорность", "сердце всех милующее", готовность душу свою положить за други своя - вот что лежит под словом "любовь", которое обязательно возникает в нашем сознании, как только мы начинаем пытаться выразить наши чувства от этой великой иконы XV в. Все эти слова словно кружатся вокруг какого-то центра, что-то хотят выразить, что-то такое близкое нам и высокое. И наконец, такое слово приходит: самопожертвование. Любовь - самопожертвование, причем с ударением не на "жертвенности", а на этом "само-" - на добровольности этой жертвы. Не героическая жертва собою в борьбе и напряжении всех сил, всех страстей, в безоглядном стремлении к результату, а простое, смиренное, как бы логически вытекающее из общего мироощущения, которое можно назвать "просветленным страданием". Любое самопожертвование - это потрясающее величие духа, но в данном случае перед нами - величие духа не античного образца: "Чашу, юже даде Мне Отец, не имам ли пити ея?" (Ио. 18,11)
Страдание осмысленное, не как наказание за какие-то провинности, не как рок или фатум, слепо сваливающийся на человека, страдание необходимое для устроения и просветления мира, добровольно принимаемое на себя по жалостливости, по состраданию всей твари, всему миру (а раз всему - стало быть и врагам, и разрушителям, и тем, кто хотел бы сделать мою жертву напрасной). Только такое страдание действительно просветляет и возносит душу, и вводит ее в божественный, горний, вечный мир, в мир "этого Триипостасного Божества, вечного в Своем покое и одновременно находящегося в безмолвном строении жизни внутри Себя заключенной..."318
Вот что начинает проступать на рублевской "Троице", когда мы отложим в сторону Рафаэлей и "любование человеческим телом". Ренессанс! У нас не было Ренессанса. И именно поэтому мы до сих пор не можем сложиться в нацию. Не можем осмыслить свою собственную культуру.
Наш Ренессанс заключался бы в возвращении и осмыслении образцов XIV в. (потому что это был поистине великий век в истории России, а также потому, что от более ранних периодов фактически ничего не сохранилось), в попытках понять из них XV и XVI в., а также XVII в.- до того момента, когда культура наша была погребена под петровскими преобразованиями и замурована в фундаменте современного государства. Мы же все эти образцы последовательно и систематически изничтожаем. И не только в наше время, которое всеми воспринимается как варварское. Баженов, гениальнейший зодчий и культурнейший человек своего времени, разработал проект о снесении полностью Московского Кремля, с тем чтобы на его месте построить четырехугольный царский дворец в европейском духе. Только недостаток средств остановил реализацию этого проекта. А ведь была уже взорвана Троицкая башня и часть кремлевской стены разобрана. И так "всю дорогу". Но обо всем этом говорилось уже множество раз, и потому мы с этим здесь покончим.
И в заключение еще раз вернемся к примеру Японии, о которой мы говорили, что ей, по-видимому, удалось как-то разместить национальную культуру внутри западноевропейской цивилизации. Любопытно, в чем эта культура на нас похожа и какие у нее отличия.
В 50-х годах группа японских ученых во главе с Еситомо Усидзима (университет в Кюсю) с помощью английских, немецких и французских коллег предприняла сравнительное изучение формирования личности в условиях Японии и Западной Европы319. Сравнительные исследования всегда вскрывают много интересного. По этой проблеме было издано несколько десятков работ*1. В начале 60-х годов Т. Ямамото на основании анализа 30 работ сделал доклад на симпозиуме по философии культуры, состоявшемся в 1961 г. в Австралии320. Поскольку данные этого анализа он представлял в "описательной форме и в удобном для себя порядке", извлечь из этой выжимки можно весьма немного, и выводы делать можно только сугубо предположительные. Но мы сделаем такие предположительные выводы, просто чтобы задуматься над тем, почему они эту проблему решают, а мы нет.
Как можно заключить из этих данных, японская этническая культура, по-видимому, также относится к типу репрессивных культур. Ее носители отличаются "терпеливостью и самоконтролем", а также "преувеличенным сознанием роли социальных связей и общественных обязанностей" и еще "знанием своего места в сложной социальной системе".
Однако этому факту исследователи уделяют немного внимания, гораздо больше делая упор на приверженность японцев к традиции, куда входит целый ряд черт: "нелюбовь к отрицанию без необходимости", "недостаточность творческого мышления и оригинальности"*2, "любовь к порядку", "склонность к завершенности в мелочах и простоте", "преданность семейным устоям", "уважение к религии предков, родителям, властям", "повышенное внимание к чести имени и к чести семьи".
По-видимому, эта приверженность традициям более ярко выражена у японцев и более конкретно оформлена, чем у нас, в силу одного обстоятельства: у них нет отчужденности от государства, поэтому для них характерно "представление о нации как о большой семье", "признание государственных интересов наивысшими", "восприятие руководителей как людей, поставленных божественной волей", "благожелательность в отношениях между императорской семьей и народом", "покровительство руководителей подчиненным (как родителей детям), непротивление и покорность властям, верность в службе" и еще - "безразличие к политике" и даже "чувство стыда при мысли о возможности вмешательства в политику".
Может быть, именно эта конкретность традиционных форм, поддерживаемых правом и государством, помогла японцам проявить активность в их защите, приложить усилия к их сохранению. Но кроме того, отметим, что из-под культурных моделей "проглядывает", кажется, совсем другой, чем у нас, генотип: более живой, подвижный и реактивный. Исследователи подчеркивают в японцах "чувствительность", "сентиментальность", "мягкость, терпимость", "быструю реакцию на внешние влияния" и "чувствительность к мнению других народов", "быструю реакцию" вообще.
Кроме того, для японской культуры, по-видимому, характерно также допущение большего "утилитаризма и прагматизма", "способности приспосабливаться", а также "способность к компромиссам", "интуитивное и реалистическое мышление", "эмпиризм", "практицизм", "нежелание признавать факт, не подтвержденный конкретным примером", "преобладающее внимание к событиям и фактам ("кото") по сравнению с абстрактными законами и умозаключениями ("ри"), а также к частностям по сравнению с общими понятиями".
Наша культура больше обращена именно к абстрактному, к вечности. И мы, являясь традиционалистами, слабо воспринимаем конкретные формы этих самых традиций. К своим культурным и социальным устоям мы относимся как к части какой-то огромной, вечной, не зависящей от нас действительности, которая развивается по каким-то своим собственным законам, интуитивно нами ощущаемым, но недоступным нашему познанию. Что-то разрушается, что-то созидается в этой вечной действительности - все это от наших усилий не зависит, и лучше не мешать этим процессам своим неразумным произволом.
Но культура разрушается, и все большая часть населения впадает в духовное опустошение и алкоголизм. Приходит время нам вспомнить поучения Дмитрия Ростовского, утверждающего, что Адам не сохранил заповеди потому, что не привел в действие своего ума. "Но будь смиренен не безумно,- поучает он.- Смиренномудрствуй правильно, разумно. Не бессмысленно смиряйся во всяком неразумии, да не уподобишься скоту бессловесному. Смирение разумное, как и все другое, принимается за добродетель, а смирение бессмысленное отвергается, ибо и бессловесные скоты часто бывают смиренны, но без разума; потому и недостойны никакой похвалы. Но ты Смиренномудрствуй... в правом разуме, дабы не быть тебе во всем преткновенным"321.
И еще: "Да смыслиши о всех, яже твориши,- сказал Господь Иисусу Навину"322. И мудрейший Соломон заповедал нам: "Взыщите премудрости - и поживете, и приложатся вам лета жития".
* Мы процитировали здесь этот отрывок по работе Аверинцева, заинтересованных же отсылаем к первоисточнику315.
*1 Из которых у нас не переведена, по-видимому, ни одна.
*2 Казалось бы, какое унизительное определение! А означать может всего лишь нежелание создавать там, где все давно создано, и отсутствие стремления выделиться всеми возможными способами "из общей массы", предпочтение готовых форм.