Geum.ru

Забастовки в угольной промышленности

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17


Радикализация действий работников в виде фарсовой попытки захвата в заложники генерального директора угольного объединения, а также в виде угрозы перекрытия железной дороги стала реакцией на обманные действия отраслевого руководства. Как и в приведенном в предшествующей главе описании конфликта на шахте «Судженская», радикализация действий работников произошла в ходе забастовки, после безрезультатного использования ими существующих институтов социального диалога.


15 апреля, то есть в день запланированного перекрытия железной дороги, на шахту приехали представители местных властей и правоохранительных органов с тем, чтобы отговорить забастовщиков от участия в акции. На железнодорожном переезде с утра было много милиции. Кроме того, в этот день был отменен 12-й маршрут автобуса, курсирующего между поселками, чтобы агрессивно настроенные пенсионеры не приехали на железную дорогу поддержать шахтеров. «У нас было три прокурора: заводского района, прокурор города и транспортный. Они предупредили о незаконности перекрытия железной дороги». Аргументация шахтеров: «Как на «железку» идти – это незаконно, а деньги по 9 месяцев не платить законно?» – оказалась достаточно убедительной даже для прокуроров. Интересно, что один из шахтерских аргументов в пользу перекрытия железной дороги давался со ссылкой на слова Президента России, сказанные им в мае 1991 г. во время встречи с шахтерами Новокузнецка: «Ельцин сказал: «Если шахтеров обидят, я лягу на рельсы!», а почему мы не можем?»


После долгих переговоров члены стачкома и генеральный директор АО «Северокузбассуголь» согласовали и подписали новый график, предусматривавший выплаты 17 и 22 апреля. Городской, районный и транспортный прокуроры своими подписями заверили подлинность подписей генерального директора «Северокузбассугля» и директора шахты и стали гарантами выплаты денег. После этого трудовой коллектив решил подождать 17 апреля и выйти на рельсы, если к этому дню первая порция денег не поступит на шахту. Подписание генеральным директором АО и директором шахты графика выплаты долгов – не более чем формальность, направленная на то, чтобы снизить социальную напряженность и заставить работников возвратиться на рабочие места. Поскольку средства на погашение долга ожидались от компании «Росуголь», именно от ее руководства, а не от генерального директора или директора предприятия зависело выполнение графика. Привлечение к его подписанию представителей органов правопорядка, даже лишь в качестве свидетелей, говорит о следующем. Во-первых, о том, что у работников нет доверия к отраслевым руководителям и они обращаются за поддержкой к местным органам прокуратуры и ФСБ (которые выступали в данном случае в роли нотариусов, заверяющих подлинность подписей отраслевых руководителей). Во-вторых, для стачкома это служило оправданием перед прокуратурой своих радикальных действий в случае нарушения работодателями согласованного графика.


Потеря доверия проявляется также в том, что люди не возвращаются на работу после подписания соглашений, а продолжают бастовать до момента получения денег. Сработал и психологический момент, ранее отмеченный нами в главе о забастовке в Донбассе: – для работников проще продолжать уже начатую забастовку, чем после ее окончания начинать все сначала.


Утром 17 апреля выяснилось, что никто не знает, как взять предлагаемые деньги. Угольная компания «Северокузбассуголь» не пожелала брать выплату денег на себя. Счет шахты был арестован. Выплаты в пенсионный фонд составляли 28 %. Если решать вопрос о выплате зарплат конкретным людям через суд, то по уже принятым решениям надо было выплатить 959 млн руб..


Достигнутая договоренность о выплате 4,6 млрд руб. касалась задолженности по зарплате. Но, «как оказалось», это была чистая зарплата, которую люди требовали, не учитывая налогов. Это сумма, подсчитанная бухгалтерией предприятия «по квиткам» о зарплате. В случае выплаты всех обязательных налогов из получаемой первой порции денег могло хватить только на то, чтобы заплатить за 1 месяц. Это сообщение вызвало взрыв гнева и матерщины среди собравшихся. Одни кричали: «Если бы нам больше цифру насчитали, мы бы с ней на площадь вышли»; другие в ярости предлагали отдать все деньги в пенсионный фонд, а самим идти на рельсы.


В итоге стачком объявляет, что надо надеяться только на решения городской администрации. Стачкомовцы предлагают принять деньги через расчетный счет шахты, надавить на местные власти и договориться, что налогами перечисляемые деньги облагаться не будут.


После затяжных переговоров представителей шахты (при поддержке представителей МВД и ФСБ) с городской администрацией и председателем Пенсионного фонда Кемеровской области было принято решение о символическом (1 % вместо 28 %) отчислении денег в пенсионный фонд и снятии с зарплаты подоходного налога.


Огромные долги предприятия по налогам в различные фонды означают автоматическое снятие налоговыми службами всех средств, поступающих на его счета. Это парализует возможность получения заработной платы работниками, за исключением случаев, когда они своими действиями создают социально взрывоопасную ситуацию и заставляют власти принимать экстренные меры по освобождению от налогов средств, направляемых на погашение долгов по зарплате.


Освобождение пришедших денег от выплаты налогов в пенсионный и прочие внебюджетные фонды означало разрушение мифа о том, что при получении денег шахтерами выгоду получают бюджетники, пенсионеры и т.п. – Складывается новая система трудовых отношений, при которой каждый действует в одиночку. А значит, разрушается основа для возможных солидарных действий работников разных отраслей и бюджетных организаций.


На следующий день шахта приступила к работе. Стараниями властей, при очень активном участии правоохранительных органов, конфликт был притушен и локализован до нового нарастания долга по зарплате. Один из представителей стачкома заявил на собрании: ««Мы должны в пояс поклониться прокурорам; без них мы бы этих денег никогда не увидели». В то же время вмешательство в конфликт правоохранительных органов предотвратило одно нарушение закона (перекрытие железной дороги) посредством нарушения другого закона (договоренность с местными властями о неуплате налогов с перечисленной заработной платы является незаконной).


Пример конфликта на шахте «Ягуновская» раскрывает новую для постсоветской России тему участия УВД-ФСБ в разрешении трудовых конфликтов. Как известно, в годы советского режима доминировала «недиалоговая форма разрешения трудовых споров и конфликтов» – преимущественно расстрел. Последний раз в открытом виде это проявилось в 1962 г. в Новочеркасске во время усмирения стихийно вспыхнувших волнений среди рабочих. В нашем случае новое в том, что служба безопасности и правоохранительные органы, встав на страже общественного порядка, вынуждены (опасаясь взбучки от своего начальства) защищать интересы трудящихся и участвовать в переговорах на их стороне. Практически они устраняют ошибки производственного управления. Участие правоохранительных органов и ФСБ придало особый вес и значимость производственному конфликту и перевело его в разряд дел «государственной важности». В то же время правоохранительные органы оказываются активно вовлеченными в конфликт, поскольку он грозит перерасти в акцию гражданского неповиновения и общественные беспорядки. Для них это традиционная работа по предупреждению правонарушений, без внимания специфике трудовых отношений (отсюда и резкий переход от уговоров к применению силы – если правонарушитель не подчиняется уговорам, его усмиряют силой).


Активное участие местных властей в урегулировании конфликта на «Ягуновской» объясняется неблагоприятным для них социальным контекстом и расстановкой сил в борьбе за власть. Буквально за две недели до этого угольщики Анжеро-Сужденска перекрывали Транссибирскую железную дорогу. Тогда это привлекло внимание федеральных властей, ими было высказано недовольство деятельностью областной и местных администраций. При охлаждении отношений между Кемеровскими властями и Центром и распространение СМИ стереотипа восприятия Кузбасса как «красного региона», вспышка новых конфликтов могла быть использована противниками губернатора Кузбасса и грозила кадровыми перестановками на местах.


7.3 Шахта «Центральная»


Забастовка на шахте «Центральная» интересна по ряду причин. Во-первых, главной причиной была не задержка зарплаты (хотя это тоже было), а решение о закрытии шахты. Во-вторых, забастовка началась по инициативе работниц вспомогательных служб.


Шахта вошла в забастовку 3 декабря 1996 г. по призыву Президиума Росуглепрофа ко всем угольным предприятиям включиться в общероссийскую забастовку угольщиков. Однако после прекращения всероссийской акции забастовка на шахте продолжалась, т.к. работникам не были погашены долги по зарплате за 6 месяцев. Она закончилась лишь в конце января 1997 г., после возвращения директора шахты из Москвы и сообщения о закрытии предприятия, хотя шахта до этого не стояла в планах на закрытие[14]. «Добастовались! Можете и дальше продолжать. От этого уже ничего не зависит», – заявил директор шахты. После этого забастовщики двинулись в объединение, требуя погасить долг по зарплате. Технический директор объединения сказал, что денег они больше не получат. Это стало причиной очередного возмущения, выразившегося в перекрытии трамвайных путей в Прокопьевске. Из объединения сразу же позвонили генеральному директору «Росугля», и часть долга в течение недели была выплачена работникам.


Пришедшие деньги частично освободили от налогов. По словам членов комитета по защите шахты, заплатили только в пенсионный фонд, по поводу остальных налогов руководство «договорилось». Однако на шахту приезжали «ребята с автоматами» из налоговой полиции. Но народу возле кассы было много, и они уехали ни с чем.


Продолжение забастовки на шахте после прекращения общероссийского мероприятия не совпадало с интересами директора и вышестоящих отраслевых руководителей, которые уже решили свои вопросы в ходе переговоров с правительством. Действия «самовольных» забастовщиков получили жесткий отпор со стороны директорского корпуса, выразившийся в решении об ускоренном закрытии шахты.


Получив решение о закрытии, руководство шахты[15] издает приказы о переводе работников целыми участками на другие шахты. Причем руководители других угольных предприятий соглашались брать людей только вместе с шахтовым оборудованием. Все это напоминало передачу крепостных крестьян с землей. Спустя некоторое время после перевода на ряде принявших новых работников шахтах начались сокращения[16]. Очевидно, что первыми в очереди на сокращение оказались, те, кто принят последним. Принцип: «последний пришедший первым уходит» работает достаточно четко. С 1-го января по 15 апреля численность работников шахты снизилась с 2094 до 1118 человек в результате переводов, увольнений «по собственному желанию» и выпроваживания пожилых на «заслуженный отдых». Оставшиеся не имели практически никаких перспектив найти работу в городе в случае закрытия их шахты.


На самой «Центральной» тем временем идет демонтаж оборудования; директор объявляет, что предприятие прекращает свою работу 1 апреля 1997 г., хотя раньше этот срок оттягивался до момента принятия технико-экономического обоснования 1 июня.


В ежедневной статистике по забастовкам на угледобывающих предприятиях, представляемой «Росуглем», шахта «Центральная» в списке бастующих предприятий угольной отрасли весь этот период не числится. Ситуация складывается парадоксальная: шахта не работает, но она не включена в список бастующих, так как «Росуголь» просто вычеркнул ее из планов добычи, а значит и из списка работающих предприятий. Технико-экономического обоснования на закрытие шахты нет, приказа о ликвидации нет, но для «Росугля» шахта просто перестала существовать. Нет такой шахты!


31 марта, то есть накануне объявленного закрытия шахты, 1-й участок выполнил месячный план по добыче угля, после чего отказался подниматься на поверхность, требуя погасить долги. Директор спустился в забой и предложил шахтерам дойти до кассы и получить свою зарплату. Таким образом, одному участку деньги были выплачены по февраль, тогда как у остальных по-прежнему сохранилась девятимесячная задолженность по зарплате. Это привело к расколу в коллективе. Действия директора стали лучшим проявлением политики «разделяй и властвуй». В то же время самого директора через два дня снял с должности Совет директоров за то, что он не контролировал ситуацию на предприятии и допустил вторую самовольную акцию за последние полгода. Был назначен и.о. директора шахты.


2 апреля состоялось собрание трудового коллектива, на котором и.о. директора шахты заявил о ее закрытии. В связи с этим в среде работников возникли опасения, что, «пользуясь весенним паводком, руководство может просто затопить шахту и не нести за это никакой ответственности, ведь водоотлив работает в нормальном режиме». На собрании трудового коллектива был избран профком (старый потерял всякое доверие после того, как была проиграна забастовка, начатая в день Всероссийской акции, и практически прекратил свое существование), но руководитель предприятия объявил его незаконно избранным. Работники предприятия не очень сильно сопротивлялись мнению и.о. директора по этому поводу, т.к. их вера в получение поддержки со стороны профсоюза к тому времени окончательно пропала.


В ответ на действия руководства на предприятии был создан комитет защиты шахты (по примеру Прокопьевского городского комитета спасения, созданного в 1996 г.), который попытался взять под свой контроль работы по поддержанию шахты в работоспособном состоянии и предотвратить растаскивание оборудования и материалов, которые приняли широкие масштабы[17]. Содержание забастовки изменилось. Из акции с требованием выплаты долгов по зарплате она превратилась в акцию за сохранение предприятия. Роль профсоюзного комитета свелась в основном к предоставлению своего помещения для комитета спасения шахты.


О том, что конкретно делать созданному комитету, общего мнения участникам собрания достичь не удалось. Тогда инициативу взяли в свои руки женщины, работницы вспомогательных служб, у которых шансов найти работу в случае закрытия шахты почти не было. «Если мужики ничего сделать не могут, у нас нет другого выхода!» – пятеро женщин из комитета защиты шахты решили спуститься под землю и начать подземную акцию протеста, чтобы привлечь внимание общественности и предотвратить затопление шахты.


Конфликт на «Центральной» поднимает еще один пласт проблем – забастовочная активность работников основных и вспомогательных участков. В подавляющем большинстве случаев инициаторами забастовок выступают работники добычных и проходческих участков. За ними закрепилось негласное «право» на забастовку. Случай на «Центральной» уникален тем, что подземную акцию начали женщины с вспомогательных участков. Обращает на себя внимание – более высокая активность женщин на той стадии конфликта, когда вопрос встал о сохранении предприятия. Возможно, это объясняется их страхом остаться без работы. Мужчин с основных участков могут переводить на другие шахты целыми бригадами; женщины – всегда остаются за воротами.


Так как, по правилам техники безопасности, работницы вспомогательных служб не имели права самостоятельно спускаться под землю, председатель комитета защиты шахты, работавший горным мастером, провел под роспись их инструктаж, объяснил, как пользоваться самоспасателем, и взялся сопровождать их в шахте.


Дальнейший ход событий напоминает сюжет боевика; ниже мы приводим фрагменты из интервью с участниками подземной акции, в том числе и взятые в городской больнице, куда часть из них позже попала.


Из интервью с А., участницей подземной акции:


«На собрании трудового коллектива ничего не решили; тогда мы с женщинами решили за мужиков отстоять шахту. Андрей Сухомятов – горный мастер участка вентиляции и техники безопасности – был с нами. Вроде как защищал. Он же является и председателем этого комитета. Сидели в диспетчерской на горизонте – 60 м, где был телефон, соединявший с поверхностью. Требовали не закрывать шахту.


Пришел помощник начальника участка вентиляции. Вручил Андрею «портянку» – бумагу, в которой мы предупреждались о нарушении статей 206 и 207 Уголовного Кодекса. Пообещал, что за нами «придут». Пришла смена горноспасателей. Директор пригрозил, что их вызвали за наш счет. Их было человек десять. Но они с нами шуточками: «Девчонки, давайте мы вас на руках вынесем». Особо нам не позволяли выходить. По сменам просидели с нами сутки. Потом ушли.


На вторые сутки телефонистки стали отказываться нас соединять по телефону. Нам звонили и подводили к телефону то дочь одной женщины, которая была с нами, то мужа другой женщины. Пытались нас наверх вытянуть».


По словам участниц акции, им звонил генеральный директор «Росугля» Малышев и предлагал находящимся под землей женщинам выплатить зарплату и предоставить новую работу. Они отказались и продолжали настаивать на сохранении шахты. После того, как руководство использовало свой традиционный ресурс (попыталось «купить» работников), оно отказалось от продолжения диалога.


«Было подозрение, что они могут отключить насосы. Поэтому мы регулярно ходили и проверяли уровень воды. Он постепенно поднимался.


Андрей и две женщины ушли проверять уровень. Мы остались втроем. Это уже на третьи сутки. Тут пришли несколько человек во главе с Шамхурдиным и Соболевым из объединения. Мы их спрашиваем: «Кто такие?» А они нам: «Вы не имеете права находиться в шахте, должны покинуть». Когда мы отказались, они с матами схватили за руки (по два здоровых мужика на каждую) и повели. Я предупредила, что могут быть синяки. Поэтому меня вели аккуратно. Только кто-то шел сзади и норовил ударить меня по голове, но поскальзывался и матерился от досады. А первую женщину так скрутили, что она кричала. Один из них говорит: заткните ее, а то уебу. Так ее головой о вагонетку.


На поверхности было много милиции и омоновцев. Нас посадили в УАЗик, и с нами – трое в камуфляже.


Когда привезли в медпункт, Шамхурдин потребовал, чтобы мы подписали бумагу, что мы не имеем претензий, Мы отказались ее подписывать. А Соболев представился врачом медсестре и стал спрашивать, на каком основании она ставила диагноз. Потом нас повезли в травмбольницу.


На следующий день прихожу на работу. Начальник мне говорит: «Вы уволены». Я: «А на каком основании?» Нет законных оснований. Сейчас каждый день ходим на шахту только отмечаться, так как предприятие не работает.


Завели дело в прокуратуре по нашим заявлениям. Мне приходило приглашение в Зенковский РОВД. Но я не пошла. Какое отношение имеет ко всему этому милиция, – непонятно.


На Андрея это очень повлияло. Он стал гораздо хуже. Как-то говорит не так и голова как-то набок. Ему досталось больше всех. Был в крови, когда его в машину к нам бросили. Один охранник ему: «Я тебя гомиком сделаю». Они вообще неизвестно откуда. По жаргону – блатные. Говорят: «Что бы мы без вас делали, нам так хорошо обещали заплатить, спасибо вам».


Из интервью с Петром Николаевичем, работником на подъеме (интервью проходило в больнице):


«Когда произошли все эти события, я дежурил на третьем подъеме. Я – член комитета защиты шахты. Был выбран на своем участке. Дежурство на стволе мы установили по решению комитета защиты. Я случайно услышал разговор кого-то из администрации шахты с объединением. Они обсуждали, как попасть в шахту. Решили, что пойдут через третий ствол, причем под любым предлогом, например, на переговоры с теми, кто сидел в шахте. Но никаких переговоров нет, и я решил не пускать. Мне звонил механик. Я отказался спускать кого-либо без согласия комитета защиты шахты.


Я переоделся в грязное и пришел на ствол около 5 часов вечера. Тут подъехали из объединения. На трех машинах. В одной ОМОН с автоматами, в другой милиция, в третьей – из объединения и их команда, служба охраны, что ли.


Они ко мне – я отказался спускать их в шахту. Подполковник в форме скомандовал: «Да что вы с ним разговариваете, в машину его». Я говорю, что имею инвалидность, что уже на пенсии. Но четверо здоровых – двое за руки, двое за ноги – схватили, дернули и потянули. Я сразу почувствовал – позвоночник. Потом я два часа сидел у них в машине, хотя бы дали позвонить или сами вызвали скорую. Слышал, как они по рации говорили с Соболевым. Он им – отвезите. Они на машине меня в травмбольницу. Сейчас, говорят, справочку возьмем. Милиционер зашел вперед меня и поговорил с врачом. А он там вообще один был в это время. Врач осмотрел меня – травм нет.


Повезли в шахтовый медпункт. Там был Арыков (депутат) и еще люди. Снова все на машину, и – в больницу. Врач сказал – надо делать снимки. С шестого числа – лежу здесь. Сначала вообще не вставал. Сегодня сам сходил в «Коместру» (страховую компанию)».


Из интервью с Андреем Сухомятовым, горным мастером участка вентиляции и техники безопасности шахты «Центральная», председателем комитета защиты шахты (интервью проходило в больнице):


«Когда спустились, мы сразу позвонили в блок «Народовластие» и в редакцию газеты «Весь Прокопьевск». Звонил директор шахты; он все требовал составить требования. Мы написали и отправили вместе с начальником вентиляции. По памяти (где-то есть эта бумага – В.Б.).


Первое. Возобновление работы шахты.


Второе. Передача участка открытых работ (разреза) обратно на баланс шахты. Это участок с 20 марта был каким-то образом передан шахте 5-6, без собрания акционеров, без ничего.


Третье требование – прекратить все преследования членов комитета защиты и всех трудящихся шахты.


И четвертое – прекратить сдачу цветмета с шахты и закрыть приемный пункт в городе.


И, наконец, пятое – погасить задолженность по зарплате[18].


Вокруг шахты поставили милицию. Когда комитет защиты хватал за руку тех, кто тащил что-то с шахты (вывозили), то милиция говорила, что это не их дело. Основная задача, поставленная руководством объединения, – чтобы в шахту никто не попал.