Geum.ru

Ном в иные времена соотношении: пятнадцать процентов пишущих и восемьдесят пять процентов читающих. Пропорция, понятно, прибли- зительна

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
Лев Аннинский рассуждает на страницах альманаха о традицион-

ном в иные времена соотношении: пятнадцать процентов пишущих и

восемьдесят пять процентов читающих. Пропорция, понятно, прибли-

зительна; сомнений не вызывает только тот факт, что находятся и те,

и другие в общем силовом поле или, если угодно, в одном помещении.

Назовем его театром. Понятно, что чем больше «артистов» стремится

на сцену, тем меньше «публики» остается в зале. Понятно и другое: с

какого_то момента в зале остаются только друзья и родственники «ар-

тистов», только те, кто прошел по пригласительному билету, прошел

мимо кассы. И «мимо кассы» пролетает и вся лихо задуманная антреп-

риза.

Это я, разумеется, не об альманахе (хотя, увы, не исключено, и о

нем тоже), а о ситуации, в которой его задумали и выпустили. О ситуа-

ции, безусловно, кризисной, чтобы не сказать революционной, — вер-

хи не могут, низы не хотят. В нашем случае традиционный читательс-

кий «верх» — «белые воротнички», «middle brow», «средний класс» —

назови хоть горшком, только в печку не ставь, — ни с того, ни с сего

возжаждал прямо противоположного: не претендуя на то, чтобы сразу

же стать горшком (то есть профессиональным писателем), он, однако,

зажмурившись, полез в печку литературного сочинительства в строч-

ку и в столбик, то есть стихами и прозой, покипел на тамошнем огне,

подал себя на стол — и теперь ждет, чтобы его начали есть. Чтобы его

ели – и нахваливали. Чтобы его ели – и, если уж попадется среди едо-

ков гурман или придира, — поругивали. Но, главное, — чтобы ели; глав-

ное, — чтобы уписывали за обе щеки, — а потом, когда эти «кубики»

кончатся, — немедленно попросили добавки. И, желательно, — круп-

ным оптом.

Итак, средний класс, как тот чукча из анекдота, — не читатель, а

писатель. Что, с одной стороны, свидетельствует об имманентно при-

сущем данной страте общества социальном оптимизме – не боги, мол,

горшки обжигают (привязались ко мне эти горшки), а с другой, озна-

чает, что современная литература нашего предпринимателя, про-

граммиста и оптимиста категорически не устраивает. Между этими по-

люсами – «Мы могём не хуже!» и «Попробуем сделать лучше!» — ба-

506

лансирует сформулированная не слишком по Станиславскому сти-

хийная сверхзадача.

Строго говоря, и такой поворот общелитературного сюжета не со-

всем в диковинку. Как оригинальные прозаики успели выступить удач-

ливый московский ресторатор Дмитрий Липскеров, знаменитый хи-

рург_косметолог Евгений Лапутин (оказавшийся впоследствии жерт-

вой заказного убийства), успешные деятели рекламного бизнеса Ар-

сен Ревазов и Владимир Спектор, светская львица Оксана Робски и,

конечно, один из королей экономического детектива, друг и соратник

опального олигарха Березовского Юлий Дубов. Но, конечно же, куда

чаще отображением новой реальности, имеющей, увы, сугубо эконо-

мическую подоплеку, занимаются профессиональные литераторы и

делают они это главным образом «вприглядку». А в результате, прото-

типы не узнают себя в персонажах, наливаются тихой яростью и рано

или поздно хватаются – не за маузер, слава Богу, люди ведь они интел-

лигентные, люди читающие – за перо. Понимаемое, разумеется, в пе-

реносном смысле – без компьютера, ноутбука или хотя бы палма они

как без рук.

В ранней молодости я вел «квартирное» поэтическое ЛИТО, поло-

вина участников которого мнила себя великими поэтами, а вторая по-

ловина, тоже пописывая стихи, училась на математико_механическом

факультете. «Поэты» поголовно спились; один сдает бутылки, другой

составляет кроссворды и пишет сценарии новогодних елок; матема-

тики уехали в Израиль и стали миллионерами. В те годы для того, что-

бы стать миллионером, надо было уехать в Израиль. А для того, чтобы

стать поэтом?

С поэзией хуже всего обстоит дело и в «кубиках». Кроме стихов

Нины Савушкиной – душевно неуклюжих, хотя и трогательных, но в

плане версификации виртуозных (а она, кстати, профессиональный

поэт; поэт во всем; у нее даже муж_электромонтер стихи пишет!), —

поэзии здесь нет вообще, — и пародийный «Парадокс о поэте», в кото-

ром «на фоне Бродского снимается семейство» самодеятельных сти-

хотворцев, это прискорбное обстоятельство только подчеркивает.

Здесь и критики никакой не надо: рядовые слушатели поэтических

семинаров (а уровень наших «поэтов» именно таков) при первой же

возможности рвут друг друга в клочья, не оставляя и мокрого места.

Дайте Ларисе Подистовой на отзыв стихи Елены Ефимановой (и на-

оборот), дайте им обеим Дмитрия Легезу, а их – Легезе, подключите к

процессу Владимира Игнатьева, — и сами увидите.

Впрочем, и мои «программисты» начинали с какого_то момента

писать ничуть не хуже «поэтов». Просто, в отличие от них, могли пи-

сать стихи, а могли и не писать. Тогда как поэты получаются только из

тех, кто не писать не может, — это совершенно необходимое условие,

507

хотя и явно недостаточное. Потому что, как сказал Станислав Ежи Лец,

компромисс с судьбой, как правило, получается односторонним.

С прозой интереснее и уж во всяком случае, неоднозначнее. Понят-

но, я не имею в виду Татьяну Москвину, о которой в «кубиках» хоро-

шо сказал Владимир Рекшан: «Литературу переписывать женской ру-

кой тяжело и не обязательно», и самого Рекшана, о котором что-ни-

будь столь же доброе скажет Москвина. Да, строго говоря, в опублико-

ванном в альманахе отрывке из романа уже сказала. С некоторой на-

тяжкой к профессионалам можно отнести и Андрея Лещинского – как

и к «новым средним»; помню, что дебютировал он (в журнале «Нева»)

именно как преуспевающий бизнесмен, пишущий при этом недурную

прозу. Про бизнес господина Лещинского я ничего не знаю, тогда как

проза была недурна на вкус главного редактора «Невы» Бориса Ни_

кольского, а у меня с ним разные вкусы, даже можно сказать, противо-

положные: у меня вкус есть, а у него нету. Но как знать: а вдруг госпо-

дин Лещинский, подобно герою своего рассказа, пишет прозу шесть-

юдесятью процентами мозга, а в бизнес впрягается всею сотней? По-

падался мне вроде бы и Алексей Смирнов: фактура прозы у него, пожа-

луй, лучшая в альманахе, но рассказ про попа и слона выдержан в жан-

ре «бред сивой кобылы». Особенно – в части летающего попа. Кто бы

мне объяснил, откуда, а главное, для чего в этом отчетливо зоофильс-

ком анекдоте взялся поп?

Остальное – и впрямь «проза среднего класса». Опыт среднего класс-

са. Байки среднего класса. Байки – и (куда уж сегодня без них) стра-

шилки… Качество, правда, пока ниже среднего – но, скорее, не от без-

дарности авторов, а от их писательской неискушенности. Чувствует-

ся, что людям интересно писать, — но во многих случаях чувствуется,

к сожалению, только это.

«Не делайте мне красиво!» — единственно справедливая отповедь

Славе Фурте с его Татарчонком_Шайтанчиком и Бахчисарайским фон-

танчиком дешевого крымского вина в желтой подводной лодке само-

убийцы_Айвазовского. У Ивана Меркурьева неплох, хотя и слишком

прямолинейно плакатен рассказ «Зеленая весточка», но категоричес-

ки не сходятся концы с концами в детективной повести «Почем Бага-

мы для народа». «Это потому что детектив – иронический», — навер-

няка отзовется автор и окажется неправ. В ироническом_то всё долж-

но «срастаться» в первую очередь! И потом ироническому детективу

(да еще от женского имени) никак не обойтись без обаятельной геро-

ини, чтобы читатель за нее все время переживал. Героиню Меркурьев

написал, а вот обаятельной ее сделать забыл. Ну, или не забыл, а не

получилось у него. Бывает. Только без сочувствия к героине (в повес-

ти она абсолютно картонная) вся эта разводка с незаконной провод-

кой летит к чертям собачьим. И совершенно невероятна инсцениров-

508

ка покушения, оборачивающаяся проломленным черепом или чем_то

в том же роде.

У Сергея Сурина два домашних «капустника» — первый с довлатов-

щиной, а второй – с валеропоповщиной. «Капустники» бывают смеш-

ные и несмешные; у Сурина получаются несмешные. Правда, и повесть,

и приложение к ней на редкость кинематографичны (если, конечно,

переписать в них всё с первого слова до последнего), потому что и там,

и тут есть свежая конструктивная идея: рамка для спортивной коме-

дии («Вперед за Питер») и эдакий «Курс молодого отца», который,

кстати, сильно украсила бы (и придала достоверности) мимолетная

амурная история – но здесь автору наверняка помешала задеклариро-

ванная «документальность».

«Судилища» недурно пародируют «равноудаленность» литератур-

ной критики по принципу, сформулированному еще императором Ти-

берием: «Друзьям – всё, остальным – закон!». Принцип, знакомый

многим авторам альманаха не понаслышке из их бизнес_практики. «В

чужой п.зде соломинку заметит, а у себя не видит и бревна!», — как

сострил в юности А.С. Пушкин.

Беседа с Борисом Стругацким получилась неожиданно внятной –

наверное, потому, что у него не спросили ни про политику, ни про эко-

номику. Беседа с Львом Аннинским, наоборот, — нечленораздельной,

но этот старый лис по_другому просто не умеет: всегда славился тем,

что умеет говорить красиво и долго, не сказав в результате ни слова по

существу дела. Автор предисловия Валерий Попов, похоже, пребыва-

ет во вполне, впрочем, понятной растерянности; самое время восклик-

нуть не «Жизнь удалась!», а «Да здравствует мир без меня!», — но эти

слова уже сказаны другим писателем. А вообще эта троица сама по себе

достаточно показательна и симптоматична. Горшки обжигают и

впрямь не боги.

В альманахе – и это хорошо – практически нет нытья (кроме стихов

и Фурты). В нем – в соответствии с Максом Вебером и Карлом Поппе-

ром – правит бал нормальность (или, если угодно, норма). Нормаль-

ность мыслей, чувств, описываемых поступков и даже самого языка

описания. Ничего, кроме единиц и нулей, — двоичная система. Даже

свое (для большинства, уверен, внезапное) обращение к сочинитель-

ству авторы альманаха не считают ни изъяном, ни, упаси господи, из-

вращением. Так, причуда. Хобби. Симптом кризиса среднего возрас-

та. И, не будем забывать, — кризиса среднего класса.

И зря, кстати, они так беспечны. Литература дело затягивающее.

И надежды здесь, как при входе в Дантов Ад, лучше всего сложить

горкой у порога. И социальный оптимизм – тоже.

Иначе, знаете ли, ничего не получится.