«Возмездие»
| Вид материала | Книга |
- «возмездие», 5692.71kb.
- За что полагается смертная казнь в Исламе?, 157.28kb.
- Сочинение Бунин И. А. Разное Тема: "Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!", 45.12kb.
- Более мучительного и горького, нежели страдание нравственное, приходящее как возмездие, 354.89kb.
- Дыхание назревающей революции обостряет социальное чувство поэта. Вего лирике проявляется, 1854.36kb.
Глава 3
«Китайское Облако» разрезал пелену дождя, двигаясь вдоль южного берега Гонконга в главную гавань на севере острова.
Струаны обедали в капитанской каюте: тушеные устрицы, копченые колбасы, соленая рыба, вареная капуста со свиным жиром, холодные жареные цыплята, морские галеты, блюда с яблочным пирогом и пирогами с консервированными фруктами. Охлажденное в море белое вино и шампанское. И чай.
– Сорок лаков – четыре монеты, – говорил Робб, мрачно ковыряя вилкой в своей тарелке. – Одна принадлежит By Фан Чою. У кого остальные три?
– Дзин куа непременно оставил одну себе. Может быть, две, – сказал Струан. Он потянулся через стол и положил себе еще одну обжаренную соленую селедку.
– Теперь мы связаны клятвой и должны оказать огромную услугу, – продолжал Робб. – Для этих дьяволов она куда как стоит десяти лаков. Заполучив такой клипер, как «Китайское Облако»... Господи, да с ним можно пускать ко дну даже фрегаты. Азиатские морские пути всей империи могут оказаться перерезанными. Один корабль – и десять человек, которые смогут построить еще. Девятнадцать человек, выученных на капитана, которые смогут учить других! Мы в ловушке, перед нами тупик. Ужасно.
– Дзин куа обманул тебя. Он обманул тебя, – горячился Кулум.
– Нет. Перехитрил меня, да, но и так сказать будет неправильно. Я оказался недостаточно хитер. Я, парень! Не в нем дело. Когда двое садятся за стол, чтобы заключить сделку, каждый старается добиться для себя как можно более выгодных условий. Все очень просто. Да, я оказался слабее, чем он, и только в этом суть. Но даже если бы мне и пришла в голову мысль о том, что эти монеты могут быть поделены между несколькими людьми, мне все равно пришлось бы принять его условия. У нас не было выбора, абсолютно никакого.
– Если перехитрили тебя, Дирк, на что можно рассчитывать мне? Или Кулуму?
– Ни на что. Если только вы не будете готовы думать своей головой и учиться на ошибках других. И не станете вести себя с китайцем, как с одним из нас. Они не такие, как мы.
– Это верно, – сказал Кулум. – Уродливые, отвратительные, грубые. И все на одно лицо, невозможно отличить одно от другого.
– Я не согласен с тобой. Ты не понял меня. Я имел в виду, что у них иной склад ума, они думают по другому, – возразил Струан.
– Тогда как же подобрать к ним ключ, отец?
– Если бы я знал это, я бы никогда не делал ошибок. Просто у них за спиной пять тысячелетий практики, вот и все. А теперь передай мне, пожалуйста, устриц... вот славный мальчик.
Кулум подал ему блюдо, и Струан положил себе уже третью порцию.
– Тебя все это, похоже, не волнует, Дирк, – заметил Робб. – А ведь это может погубить нас. Погубить всю торговлю с Азией.
– Ты совсем ничего не ешь, Робб. И ты, Кулум. Ешьте. – Струан оторвал куриную ногу и положил себе на тарелку. – Ситуация вовсе не так безнадежна. Возьмем, во первых, эти девятнадцать человек... да, они будут шпионами By Фан Чоя и его отребья. Но для того, чтобы мы могли научить их, им придется выучить английский, так? А если мы сможем говорить с ними, почему нам не попробовать переделать их? Сделать из пиратов полезных для общества граждан? Может быть, даже христиан? Девятнадцать шансов заполучить ценных союзников. Я бы сказал, что попробовать стоит. А если они перейдут к нам – хотя бы один из них, – мы узнаем, где находятся все пиратские убежища и стоянки. Тогда мы сможем контролировать их, а при надобности и уничтожить. Во вторых, этот клипер: через год и один день мне предстоит выдержать морское сражение, только и всего. Я передам им корабль, а потом сразу же пущу его ко дну. Я ведь не давал обещания не топить его.
– А почему просто не передать его, набив трюм порохом и запалив медленный фитиль? – предложил Робб.
– By Квок слишком проницателен для этого.
– А нельзя ли как нибудь подвесить мины снаружи корпуса ниже ватерлинии?
– Такой трюк, возможно, и удался бы. Мины снаружи они могут проглядеть. Но даже если тебя загнали в угол, и ты должен найти какую то лазейку, ты не можешь нарушать священную клятву. Никакого обмана, Робб. Мы бы потеряли лицо на сотню лет вперед. By Квока я просто убью.
– Зачем?
– Чтобы научить его держать слово. И защитить нас на следующее поколение. Все замолчали.
– А я полагал, ты собираешься уехать домой через пять месяцев, – сказал Робб.
– В моих планах ничего не изменилось. Я приведу новый корабль обратно, когда он будет готов. Мы назовем его «Облако Лотоса». – Струан вытер рот салфеткой. – С людьми и с кораблем мне все ясно. Но зачем делать из трех мальчиков «дэнди»? Этого я не могу понять. Эти дети беспокоят меня, сам не знаю почему.
– Это будут сыновья By Квока?
– Сыновья или племянники, да, обязательно. Вот только зачем им это? Что они с этим приобретают?
– Все английское. Все наши секреты, – предположил Кулум.
– Нет, парень. То, что относится ко взрослым, относится и к детям. Даже в большей степени. Мальчиков будет легче превратить в европейцев, привить им наши обычаи, обратить в нашу веру. Почему они готовы потерять трех сыновей? Почему это должны быть «дэнди» – не капитаны, солдаты, кораблестроители, оружейники или что нибудь еще столь же полезное? Почему именно «дэнди»?
Ответа не было...
Когда «Китайское Облако» с запада проскользнул в гавань Гонконга, Струан поднимался на ют, где его ожидали Кулум и Робб. Дождь прекратился, дул резкий пронизывающий ветер. День клонился к вечеру. Струан чувствовал себя хорошо отдохнувшим, на сердце у него было спокойно. Но едва лишь он ступил на палубу, как от его спокойствия не осталось и следа.
– Боже милосердный!
Гавань была забита торговыми судами со всей Азии и кораблями королевского флота. На берегу теснились палатки, в которых расположились четыре тысячи солдат экспедиционного корпуса.
Однако больше всего Струана поразили сотни китайских сампанов, облепивших берег севернее Глессинг Пойнта. Бессчетное количество джонок и сампанов прибывали и отчаливали каждую минуту. Тысячи крошечных лачуг выросли, как уродливые грибы, на склонах одного из холмов.
– Китайцы нескончаемой волной хлынули сюда с тою самого дня, когда я вернулся из Кантона, – сказал Кулум. – Одному Богу известно, сколько их тут. Они прибывают целыми сампанами и джонками и устремляются на берег. Потом растворяются в этой кишащей людской массе. Ночью эти дьяволы разбредаются по острову и краду г все, что можно унести.
– Боже милосердный!
– Поначалу они селились по всему острову. Потом я уговорил Лонгстаффа временно выделить им этот склон холма Они называют его Тай Пинь Шан или что то в этом роде.
– Почему ты не сказал мне?
– Мы, дядя и я, хотели, чтобы ты сам все увидел. Несколько часов не имели никакого значения. Европейцев, не считая солдат, набирается сотни полторы. Лонгстафф рвет на себе остатки своих волос. Каждое утро мы вылавливаем в гавани по десять пятнадцать китайских трупов. Убитых или утонувших.
– Нужно самому взглянуть на этот муравейник, чтобы поверить, – сказал Робб. – Как они живут! Места было достаточно, но они прибывают целыми толпами с каждым приливом.
– Что ж, – заметил Струан, – у нас не будет недостатка в носильщиках, слугах и рабочих руках. – Он повернулся к Орлову. – Салютуйте флагману и пошлите сигнал от своего имени: «Разрешение бросить якорь в восьми кабельтовых». Свистать всех наверх. Я жду вас на корме!
Орлов кивнул.
Пушки «Китайского Облака» прогремели, и с флагмана раздался ответный выстрел. Разрешение было дано. Команда собралась на палубе. Струан подошел к леерному отраждению полуюта.
– Всем оставаться на корабле до полудня завтрашнего дня. И до этого же времени никто не должен подниматься на борт. Ни слова о нашем грузе. Или о том, что я на борту. Любого, кто проболтается, я протащу под килем. Всем матросам – двойное месячное жалованье, деньги будут выплачены завтра к вечеру, серебром. Офицерам установить вооруженную охрану на юте по вахтам. Разойтись.
Матросы прокричали тройное «ура» в честь Тай Пэна и разошлись.
– На какое время назначена распродажа, Кулум?
– На три часа дня, отец, завтра. В Счастливой Долине.
– Робб, позаботься, чтобы мы заранее располагали правильными номерами участков.
– Да. Мы принесли список. Круглый холм покупаем?
– Разумеется.
Робб задумался на мгновение.
– Если Брок окажется так же неподатлив, как ты, нам, возможно, придется рискнуть всем нашим будущим из за этого несчастного холма.
– Верно. – Струан подозвал Орлова. – В две склянки утренней вахты пошли сигнал Броку от имени Робба с просьбой прибыть на борт к четырем склянкам. Разбуди меня, когда пробьет две склянки. До того времени меня не беспокоить. С этого момента ты принимаешь командование.
– Хорошо, – кивнул Орлов.
– Я пойду вздремну. Робб, тебе и Кулуму тоже нужно выспаться. Завтра нам предстоит долгий день. Да, кстати, Кулум, может быть, ты поразмыслишь над балом. Где, как и что. Через тридцать один день. – Он спустился вниз.
Когда «Китайское Облако» приближался к флагману, Кулум подошел к Орлову:
– Пожалуйста, спустите баркас на воду, как только мы станем на якорь.
– Тай Пэн приказал всем оставаться на борту. Без его разрешения не будет никакого баркаса.
– Но приказ не распространяется на нас, на мистера Струана и меня, – резко проговорил Кулум. Орлов хмыкнул.
– Ты не знаешь своего отца, Кулум Силач. Он сказал «всем». И именно так все и будет.
Кулум направился к люку, но Орлов остановил его, небрежно покачивая боевым цепом:
– Его нельзя беспокоить. Это тоже его приказ.
– Убирайтесь с дороги!
– Когда Тай Пэн отдает распоряжения, он всегда взвешивает каждое слово. Спроси у своего дяди. До тех пор, пока я капитан «Китайского Облака», ни одна душа не сойдет на берег! Если бы он хотел, чтобы ты туда отправился, он бы так и сказал.
– Мы пробудем на борту до полудня, Кулум, – подтвердил Робб.
Сквозь ярость, обуревавшую его, Кулум спросил себя, будут ли и ему подчиняться столь же беспрекословно, когда он станет Тай Пэном. Он понимал, что подобное повиновение объяснялось не просто титулом. Его нужно было заслужить. – Очень хорошо, капитан. – Он отошел и встал рядом с Роббом у фальшборта. Молча они наблюдали, как остров вырастает перед ними. Вскоре они смогли разглядеть круглый холм.
– Этот холм нас прикончит, – сказал Робб.
– Теперь у нас есть деньги. Брок не станет вмешиваться.
– Он будет повышать, повышать и повышать цену, зная, что Дирк все равно купит холм, чего бы ему это ни стоило. Брок прекратит торговаться, когда цена вырастет до небес. Дирк привязан к этому холму, так же крепко, как мы привязаны к «Благородному Дому». Теперь это вопрос лица, растреклятого лица, черт бы его побрал! Их дикая ненависть друг к другу когда нибудь уничтожит их обоих.
– Отец сказал, что покончит с ним за эти пять месяцев, разве нет?
– Да, парень. Ему придется это сделать. Я не смогу. И ты тоже.
Кулум приковался взглядом к холму и к Гонконгу.
Хочешь ты этого или нет, сказал он себе, чувствуя, как у него холодеет внутри, но пред тобой сейчас твое королевство. Если ты чувствуешь в себе силу. И смелость, чтобы принять его.
Ему вдруг стало страшно.
С рассветом капитан Орлов дал распоряжение всей команде драить и чистить и без того сверкающее чистотой судно. В две склянки он послал сигнал Броку и спустился вниз.
– Доброе утро. Две склянки, – сказал Орлов в закрытую дверь.
– Доброе утро, капитан, – ответил Струан, открывая ему. – Входите. – Он был в зеленом ночном халате из шелковой парчи, надетом на голое тело. Струан спал без одежды в любое время года. – Распорядитесь прислать мне завтрак. И попросите мистера Робба и Кулума присоединиться ко мне за столом через полчаса.
– Насчет завтрака я уже распорядился.
– Где Вольфганг?
– Наверху.
– А китайский мальчонка?
– Вместе с ним. Бегает за ним, как собака. – Орлов протянул Струану аккуратно написанный список. – Эти лодки подходили к кораблю прошлым вечером и сегодня утром, спрашивали вас. Жена вашего брата прислала баркас с просьбой к нему как можно скорее прибыть на борт. Капитан Глессинг справлялся о вашем сыне. Синклер и его сестра тоже его спрашивали. Она также хотела повидать и вас, поэтому вы найдете ее имя в списке. Кроме этого, был сигнал с флагмана: «Вашему сыну незамедлительно прибыть на борт». Капитан Глессинг ругался, как подвальная крыса, когда я отослал его ни с чем.
– Благодарю вас. В дверь постучали.
– Да?
– Доброе утро, сэр р! – сказал вошедший матрос. – Сигнал с «Белой Ведьмы»: «С удовольствием».
– Спасибо, сигнальщик. – Матрос повернулся и исчез за дверью. Струан протянул Орлову банковский чек на тысячу гиней: – Вместе с нашей благодарностью, капитан.
Орлов прочел сумму. Он ошеломленно поморгал и перечел ее снова.
– Это по княжески. По княжески. – Он вернул чек Струану. – Я всего лишь выполнял свою работу.
– Нет. С таким количеством денег на борту – нет. Возьмите чек. Вы его заслужили.
Орлов поколебался, потом опустил бумагу в карман. Он снял с руки боевой цеп и задумчиво положил его на полку рядом с другими. – Ваш сын, – заговорил он после долгой паузы, – вам нужно будет хорошенько присматривать за ним. Впереди его караулит большая беда.
– А? – Струан оторвал глаза от списка.
– Да. – Орлов поскреб свою короткую бороду.
– Что это значит? Опять твое дьявольское ведовство?
– Опять мое второе зрение, да.
– Какая именно беда? – Из долгого опыта Струан знал, что Орлов никогда ничего не предсказывает просто так. Слишком часто этот странный человек оказывался прав.
– Не знаю. – Неожиданная улыбка осветила лицо норвежца. – Он думает, что когда станет Тай Пэном, то отберет у меня мой корабль.
– Значит, тебе придется заслужить его доверие, заставить его изменить свое решение, иначе ты потеряешь клипер. Орлов ухмыльнулся.
– Да. Так я и сделаю, можешь не сомневаться. – Улыбка погасла. – Но он станет Тай Пэном в дурной день. Кровь будет на его руках.
Помолчав немного, Струан спросил:
– Чья? Моя?
Орлов пожал плечами:
– Не знаю. Но он доставит тебе много хлопот. В этом я твердо уверен.
– Какой сын не доставляет хлопот отцу?
– Тут ты прав. – Орлов подумал о своей семье, жившей в Норвике. О двух своих сыновьях, статных двадцатилетних молодцах. Оба они ненавидели и презирали его, хотя он обожал их, как обожал и свою жену Леку, лапландку. Они были счастливы вместе, пока сыновья не стали настраивать ее против него. – Да, – сказал он, чувствуя смертельную усталость, – ты прав. Как обычно.
– Тебе лучше поспать немного, – сказал Струан. – Ты понадобишься мне в восемь склянок.
Орлов ушел.
Долгое время Струан неподвижно смотрел в пространство. Какая беда? Чья кровь? Почему «дурной день»? Потом он отвлекся от того, чему не было ответа, ограничившись заботами сегодняшнего дня и, возможно, завтрашнего.
– С каждым днем ты все больше становишься китайцем, – сказал он вслух. Улыбнувшись, он перечел список еще раз. Горт Брок. Мисс Тиллман. Квэнс. Гордон Чен. Скиннер. Боцман Маккей. Маккей? – Стюард! – крикнул он.
– Да, сэр. – Стюард поставил горячую воду на шкафчик, рядом с бритвенными принадлежностями.
– Передайте мистеру Кьюдахи, что если к кораблю подойдет боцман Маккей, пусть он проводит его на палубу.
– Есть, сэр. – Стюард исчез.
Струан подошел к окнам каюты. Он смотрел на пульсирующее скопище людей, каким было китайское поселение Тай Пинь Шан. Но голова его была занята другим: зачем приезжала Шевон Тиллман? О да, она настоящая королева, достойная того, чтобы разделить с нею ложе. Интересно, она еще девственница? Ну конечно, девственница! По другому и быть не может. А ты бы взял ее, зная, что она невинна? Без того, чтобы потом жениться на ней? Нет. В этом случае я бы ее не тронул. Мужчине нужна девственница только дважды в жизни.
Один раз в молодости, когда он женится, и другой раз в расцвете лет, когда он с большой тщательностью выберет себе юную любовницу. Когда он уже научился терпению и сочувствию и может безболезненно превратить девушку в женщину.
Конечно, Шевон девственна; нужно быть дураком, чтобы усомниться в этом. Но искорки, таящиеся в глубине ее глаз, и то, как зазывно она покачивает бедрами при ходьбе, многое сулят ее будущему супругу, а? Да, из нее получилась бы интересная любовница. Так ты хочешь жениться на Шевон? Или просто залучить ее в постель?
Если бы ты был китайцем, ты мог бы открыто иметь много жен. И все они мирно уживались бы друг с другом. Струан коротко хохотнул. Хотел бы я видеть Шевон и Мэй мэй вместе под одной крышей. Интересно, кто бы выиграл эту битву? Потому что только битвой это и могло окончиться – обе они не женщины, а дикие кошки.
– Здравствуй отец. – На пороге каюты стоял Кулум.
– Ты хорошо спал, дружок?
– Да спасибо. – На самом деле Кулума мучали кошмары: ему снился холм, Орлов на холме, предрекающий им вновь скорую бедность. О Боже, не допусти, чтобы мы опять разорились. Помоги мне исполнить то, к чему я призван. – Кстати, если мы будем хозяевами бала, нам, наверное, понадобится и хозяйка?
– Мэри Синклер?
Кулум безуспешно попытался придать себе безучастный вид.
– Да.
Струан отметил про себя, что ему нужно подыскать сыну какую нибудь девушку, и побыстрее.
– Может быть, раз мы хозяева, будет лучше, если мы одинаково радушно примем всех, не отдавая предпочтения кому то в отдельности. Тут у нас более двух десятков юных леди, твой глаз может остановиться на любой из них.
– Орлов сказал, что был сигнал с флагмана. Меня требуют на борт. Могу я теперь отправиться туда? Я хочу уточнить с Лонгстаффом последние детали земельной распродажи. Я бы хотел хорошо выполнить это его поручение.
– Отправляйся. – После паузы Струан добавил: – На твоем месте я не стал бы увольнять Орлова. Кулум вспыхнул:
– А, так, значит, он рассказал тебе? Мне он не нравится. От него у меня мурашки начинают бегать по коже.
– Смотри на него как на лучшего изо всех капитанов, когда либо ходивших под парусами. Будь терпелив с ним. Он может оказаться ценным союзником.
– Он говорит, что умеет провидеть будущее.
– Это правда. Иногда его предсказания действительно сбываются. И он далеко не один такой. «Кровь на твоих руках» может означать что угодно или вообще ничего. Не тревожься, сынок.
– Хорошо, не буду, отец. Могу я теперь отбыть на флагман?
– Да. Сразу, как только уедет Брок.
– Ты считаешь, что я не умею держать язык за зубами?
– Некоторые люди обладают даром получать нужные им сведения просто заглянув человеку в лицо. Орлов, например. Или Брок. Ты изменился с того момента, как увидел серебро.
– Ничуть я не изменился. Струан взял кисточку для бритья.
– Завтрак подадут минут через двадцать.
– Как я изменился? – настаивал Кулум.
– Есть огромная разница между молодым человеком, который знает, что он разорен, и молодым человеком, который уверен в обратном. У тебя хвост торчит трубой, парень, и его видно за полмили. – Струан начал намыливать лицо. – У тебя когда нибудь была любовница, Кулум?
– Нет, – ответил Кулум, смутившись. – В борделе я был, если ты это имеешь в виду. Почему ты спрашиваешь?
– Большинство людей в этой части света имеет любовниц.
– Китаезских?
– Китайских. Или евразийских.
– А ты?
– И я, конечно. – Струан взял бритву. – В Макао есть бордели. Восточные и европейские. Но без опаски можно посещать лишь некоторые, большинство из них заразны. Отсюда этот обычай… ты слышал о «женской болезни», французской хвори или испанской хвори, называй ее, как хочешь?
– Да. Конечно. Слышал.
Струан начал бриться.
– Говорят, первыми эту болезнь привезли в Европу Колумб и его матросы, подхватившие ее от американских индейцев. Есть своя ирония в том, что мы зовем ее французской или испанской, французы – испанской или английской, а испанцы – французской. Когда виноваты все мы. Я слышал, что она испокон века существует в Индии и Азии. Ты знаешь, что от нее нельзя излечиться?
– Да.
– Тогда ты должен знать, что заразиться ею можно только от женщины?
– Да.
– Тебе известно, что мужчина может предохраняться?
– Да... да, конечно.
– Стыдиться тут нечего. Я жалею, что за последние годы у меня не было возможности поговорить с тобой. Мне бы хотелось самому рассказать тебе о... о жизни. Может быть, ты и так уже все знаешь, а может быть, просто стесняешься. Так что я расскажу тебе в любом случае. Поверь, крайне необходимо надевать чехольчик. Самые лучшие делают из шелка – их выписывают из Франции. Существует и новый тип, который изготовляют из рыбьего пузыря. Я прослежу, чтобы ты получил достаточное их количество.
– Не думаю, что мне понадобятся…
– Согласен, – прервал его Струан. – Но никакого вреда не будет, если ты запасешься ими. На всякий случай. Я не пытаюсь вмешиваться в твою личную жизнь и не предлагаю тебе стать повесой. Я просто хочу быть уверен, что тебе известны некоторые элементарные вещи и что ты сумеешь избежать опасности. Чехольчик предотвратит заражение. И не даст девушке забеременеть, избавив ее, таким образом, от больших неприятностей, а тебя от чувства неловкости перед всем светом.
– Но это против законов божеских, не так ли? Я имею в виду, пользоваться... ну, это ведь грех, разве нет? Разве это не разрушает самого смысла любви. Ведь главное – это иметь детей.
– Так считают католики, да. И наиболее религиозные из протестантов.
– Ты ставишь под сомнение Священное Писание? – искренне ужаснулся Кулум.
– Нет, парень. Лишь некоторые из его – как бы это сказать? – толкований.
– Я всегда считал себя приверженцем передовых взглядов, но ты... знаешь, то, что ты говоришь, это самая настоящая ересь.
– Для некоторых, пожалуй. Но Дом Господа нашего очень важен для меня – он стоит на первом месте, выше меня, тебя, кого угодно, даже «Благородного Дома». – Струан продолжал бриться. – Здесь, на Востоке, существует обычай: каждый имеет свою собственную девушку. Которая принадлежит ему одному. Ты содержишь ее, оплачиваешь ее счета, прислужницу, кормишь ее, одеваешь и так далее. Когда она тебе надоедает, ты даешь ей денег и отпускаешь.
– Тебе не кажется, что все это довольно жестоко?
– Да – если делать это без лица. Обычно та небольшая, в нашем представлении, сумма, которую ты оставляешь ей, более чем достаточна, чтобы у девушки появилось приданое и она нашла себе хорошего мужа. Сам выбор девушки проводится с большой церемонией. Делается это через «маклера» – поверь, это не просто сводник, – и в строгом соответствии с древним китайским обычаем.
– Но разве это не то же рабство? Причем самое гнусное из всех?
– Если ты намерен купить себе рабыню – да. И если ты обращаешься с ней, как с рабыней. Вспомни, как это бывает, когда ты нанимаешь слугу? Ты платишь деньги и покупаешь его на несколько лет. То же самое и здесь. – Струан провел рукой по подбородку и начал снова намыливать те места, которые показались ему выбритыми недостаточно чисто. – Мы поедем в Макао. Я договорюсь обо всем, если ты желаешь.
– Спасибо, отец, но... – Кулум хотел склать, что покупать женщину – шлюху, рабыню, наложницу – отвратительно и грешно, – ...я... э... благодарю тебя, но в этом нет необходимости.
– Если передумаешь, скажи мне, парень. Только не стесняйся. Я считаю, чго «иметь аппетиты» вполне нормально, и греха в этом нет Но ради Бога, будь осторожен, когда идешь в бордель. Никогда не ходи туда пьяным. Никогда не ложись с девушкой, не приняв мер предосторожности. Пока ты здесь, никогда не позволяй себе вольностей с женой или дочерью европейца – особенно португальца – иначе дело кончится твоей смертью, и очень быстро, что будет только справедливо. Никогда не называй человека сукиным сыном, если ты не готов подкрепить свои слова стальным клинком или пулей. И никогда, никогда не посещай борделей, которые не были рекомендованы тебе человеком, пользующимся твоим доверием. Если тебе не хочется обращаться ко мне или к Роббу, спроси у Аристотеля. Ему можно верить.
Растревоженный всем услышанным, Кулум наблюдал, как отец быстрыми, точными движениями заканчивает бритье. Он кажется таким уверенным во всем, подумал юноша. Но он неправ – во многих вещах. Неправ. В Писании ясно сказано: плотские утехи, похоть посланы нам дьяволом. Любовь же ниспослана нам Господом. Любить женщину, не желая ребенка, – похоть. И страшный грех. Как бы я хотел иметь жену. И забыть о похоти. Или любовницу. Но это незаконно и противно слову Божию.
– Ты купил свою наложницу? – спросил он.
– Да.
– Сколько ты заплатил за нее?
– Я бы сказал, что это не твоего ума дело, сынок, – мягко ответил Струан.
– Прости. Я не хотел быть грубым... любопытным или... – Кулум покраснел.
– Я знаю. Но такие вопросы мужчины друг другу не задают.
– Да. Я просто хотел узнать, сколько стоит женщина? Если ее покупать?
– Это будет зависеть от твоего вкуса. Начиная с какого нибудь жалкого тэйла и кончая чем угодно. – Струан не жалел, что затеял этот разговор. Лучше сделать это самому, сказал он себе, чем ждать, когда это сделают другие. – Кстати, Кулум. Мы так и не обговорили сумму твоею жалованья. Ты начнешь с пятидесяти гиней в месяц. Эти деньги почти целиком пойдут на твои карманные расходы, поскольку ты будешь всем обеспечен.
– Это очень, очень щедро, – вырвалось у Кулума. – Благодарю тебя.
– Через пять месяцев эта сумма будет значительно увеличена. Как только мы приобретем землю, сразу же начнем строиться. Пакгаузы, Бо тьшой Дом – и дом тебе.
– Это было бы чудесно. У меня никогда не было дома – я имею в виду, у мети никогда не было даже комнаты, которая принадлежала бы только мне. Даже в универсшеге.
– Человек должен иметь собственное жилье, пусть маленькое и тесное, но свое. Место, где он мог бы побыть один. Это очень важно для поддержания ясности ума.
– Пятьдесят гиней в месяц это так много, – проюворил Кулум.
– Это не подарок. Ты их отработаешь.
С такими деньгами я могу жениться, думал Кулум. Очень легко. Он обойдется без борделей или этих грязных китаянок. Кулум с отвращением вспомнил три своих визита в публичный дом, который пользовался популярностью у студентов университета и был им по карману. Ему пришлось тогда изрядно напиться, чтобы не ударить лицом в грязь перед друзьями и заставить себя войти в вонючую комнату. Шиллинг за то, чтобы повозиться на влажных от пота простынях с коровоподобной ведьмой, вдвое старше его годами. Чтобы избавиться от болей, посланных дьяволом. – проклятия всех мужчин. И потом обязательные недели кошмарного ожидания, не проявится ли болезнь. Господи, избавь меня впредь от греха, помолился он.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Кулум?
– Да, спасибо. Знаешь, я, пожалуй, пойду побреюсь перед завтраком. Извини меня. Я не хотел... ну, я не хотел показаться грубым.
– Я знаю.
– Подошел баркас Брока, сэр р, – доложил матрос.
– Проводи его вниз, – распорядился Сгрузи, не поднимая глаз от перечня участков, который передал ему Робб.
Кулум и Робб почувствовали, как с каждой секундой ожидания растет напряженность в каюте.
Дверь открылась, и Брок вошел, тяжело ступая. Он широко улыбнулся:
– Ага, так это все таки ты, Дирк. Я так и подумал, что ты на борту!
– Выпьешь?
– С удовольствием. Доброе утро, Робб. Доброе утро, Кулум.
– Доброе утро, – ответил Кулум, ненавидя себя за страх, охвативший его при появлении этою человека.
– Эта одежда сидит на тебе прямо лучше не надо. Ты теперь, надо полагать, станешь мореходом? Как твой батюшка?
– Нет.
Брок уселся в морское кресло.
– В последний раз, когда я видел твоего батюшку, он шел под таким креном, что жуть брала. Прямо сказать, тонул он. Ужас, да и только. Страшное это было происшествие – несчастный то случай. – Он принял от Струана кружку с ромом. – Благодарствуйте. К тому времени, как я управился с этим чертовым огнем, невесть откуда взявшимся в той кромешной тьме, прямо как молния из бездны, и приготовился идти к нему на выручку, глядь, Господи, а его уж и нет нигде. Всю ночь мы тогда провели в поисках и большую часть следующего дня.
– Я ценю такую заботливость с твоей стороны, Тайлер, – сказал ему Струан.
– Прошлой ночью я послал Горта справиться о тебе. Очень, прямо, странно, а, Кулум?
– Что странно, мистер Брок?
– Как что? Да ведь этот дьявол карлик даже не знал, что твой батюшка у него на корабле. И никому не разрешено было подниматься на борт до полудня, как я слышал. И встали вы под прикрытием пушек флагмана. А ты спрашиваешь, что тут странного.
– Горт коснулся флагштока? – спросил Струан.
– Ага. Очень он только расстраивался. Все говорил, что это было все равно как вбить еще один гвоздь в твой гроб. Ужасно он не хотел этого делать.
Струан протянул ему банковский чек на двадцать тысяч гиней.
– Спасибо, Дирк, – сказал Брок, не прикасаясь к чеку и даже не глядя на него. – Только он не мой. Может, тебе лучше самому отдать его Горту. Или прислать ему на борт. Эти деньги ты не мне платишь.
– Как пожелаешь, Тайлер. Он будет на распродаже?
– А как же.
Струан взял в руки список участков.
– Лучшие прибрежные участки идут под номерами 7 и 8 к западу от долины, 16 и 17 в центре, 22 и 23 к востоку. Какие ты хочешь для себя?
– Ты предлагаешь мне вот так свободно взять и выбрать, Дирк?
– Тут хватит нам обоим. Ты выберешь какие захочешь. Мы не станем торговаться против тебя. А ты против нас.
– Я подумал о том же. Это будет справедливо. 16 и 17 из прибрежных участков и 6 и 7 из городских.
– Мы возьмем 7 и 8 у берега. И 3 и 4 в городке.
– Идет. Остается круглый холм. Ты все так же собираешься купить его, а?
– Да.
Брок приложился к кружке. Он чувствовал беспокойство, снедавшее Кулума.
– Флот завтра уходит, Дирк. Ты слышал об этом?
– Heт. Уходит куда?
– На север. Воевать, – с сардонической усмешкой ответил Брок.
– Я и забыл, что у нас война, – сказал Струан с коротким смешком. – Еще один прорыв к Пекину? Зимой?
– Да. Наши доблестные вожди приказывают кораблям двигаться на север. У твоего лакея вместо мозгов пушечные ядра. Я слышал, адмирал чуть не визжал от возмущения, но Лонгстафф лишь повторял, как заведенный: «На север, клянусь Господом, я приказываю вам идти на север! Мы покажем этому языческому сброду, как нарушать договоры! Они это надолго запомнят!».
– Флот не пойдет на север.
– Теперь, когда ты вернулся, может, и не пойдет. Печальное это дело, когда Тай Пэном оказывается человек вроде Лонгстаффа. Смех один, а не представитель Короны. И когда люди, вроде тебя, нашептывают ему на ухо. Когда нам всем приходится уповать на тебя, чтобы спасти наш флот. – Он шумно прочистил горло, потом потянул носом воздух: – До чего странно пахнет у вас на корабле.
– О?
– Запах денег. Да, деньгами пахнет, точно. – Брок быстро повернулся к Кулуму: – Стало быть, ты больше не банкрот, а парень?
Кулум промолчал, но кровь бросилась ему в лицо.
Брок удовлетворенно крякнул.
– Я почуял это, когда ты встал на якорь, Дирк. Господи, даже еще раньше, когда ты только вошел в гавань. Стало быть, ты не потонул и деньги у тебя есть, чтобы расплатиться, а я в очередной раз проиграл.
– Когда истекает срок моих векселей?
– Сегодня, как тебе хорошо известно.
– Хочешь отсрочить платеж?
– Если бы не лицо этого парнишки, да и всех на борту, я бы спросил себя, уж не блефуешь ли ты. Может, никакого серебра и нет в твоих трюмах. Но меня не провести. Это написано на каждой роже здесь на корабле, исключая твою – и Робба. Я приму твой банковский чек сегодня, клянусь Богом. Никакого кредита.
– После распродажи мы все уладим.
– До нee. Да, до нее. Лучше тебе быть свободным от всех долгов, прежде чем ты начнешь торговаться на аукционе, – сказал Брок, сверкая глазом, и его злоба прорвалась наружу – Ты опять побил меня, да проклянут тебя Господь и дьявол, которому ты служишь, на веки вечные! Но круглый холм будет мой. Он будет мой.
– Он принадлежит «Благородному Дому». А не тому, кто тащится следом.
Брок поднялся, сжав кулаки.
– Я еще плюну на твою могилу, клянусь Богом.
– А я буду плевать на твою компанию с моего холма, клянусь Богом. Еще до захода солнца!
– Может статься, во всей Азии не наберется столько сокровищ, чтобы заплатить такую цену, клянусь Богом! Желаю здравствовать всем вам.
Брок в ярости ринутся из каюты, и его сапоги застучали по трапу.
Кулум вытер потные руки.
– Этот холм стал твоей ловушкой, Дирк. Он прекратит торговаться и разорит нас, – сказал Робб.
– Да, отец. Я знаю, что он так и сделает. Струан распахнул дверь каюты:
– Стюард!
– Да, сэр р.
– Мистера Кьюдахи ко мне. Быстро!
– Есть, сэр р.
– Послушай, Дирк, – продолжал Робб. – У тебя есть шанс. Сделай с ним то же, что он собирается сделать с тобой. Прекрати вдруг торговаться. Пусть он сам разгребает эту кучу Тогда конец ему. Ему! Не нам!
Струан не произнес ни слова. Раздался стук в дверь, и в каюту торопливо вошел Кьюдахи:
– Слушаю, сэр р?
– Катер на воду. Скажите боцману, пусть доставит мистера Робба и мистера Кулума на «Грозовое Облако». Там он дождется мистера Кулума и отвезет его на флагман. Потом пусть возвращается сюда. Собрать всех на палубе у кормы!
Кьюдахи закрыл за собой дверь.
– Отец, дядя прав. Ради всех святых, неужели ты не видишь, что этот проклятый пират загнал тебя в ловушку?
– Тогда нам остается только посмотреть, не вытащат ли нас святые, которых ты помянул, из этой ловушки. Это вопрос лица!
– Дирк, – взмолился Робб, – почему ты не прислушаешься к голосу разума?
– Сара хочет видеть тебя на борту. Пока о серебре ни слова. И, Кулум, дружок, если Лонгстафф спросит обо мне, скажи только, что я на корабле. Больше ничего.
– Дирк, это твой единственный шанс...
– Тебе лучше поторопиться, Робб. Передай мои наилучшие пожелания Саре и детям. – Он вернулся к вороху бумаг на столе.
Робб знал, что спорить дальше бесполезно. Он молча вышел. Кулум последовал за ним с тоской в сердце. Он понимал, ничто на свете не заставит отступить его отца – или Брока; «Благородный Дом» поставил все свое будущее на никчемный холмик земли, выросший на никчемной скале. Глупо, кричало все его существо. Почему отец так чертовски, так безнадежно глуп?