Geum.ru

Мельтюхов Михаил Иванович Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 Проект Военная литература

Вид материалаЛитература
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   56

Тем временем Турция довела до сведения Германии, что не станет вмешиваться в балканские события, если ее интересы не будут затронуты. Формально Турция была связана обязательствами взаимопомощи с Грецией и Югославией в силу участия в Балканской Антанте, но, согласно этому договору, поддержка предусматривалась только в случае нападения балканской державы. Германия дала согласие на завершение болгаро-турецких переговоров, и 17 февраля 1941 г. была подписана болгаро-турецкая декларация о дружбе и ненападении. В прессе тут же появились слухи, что это соглашение подготовлено при советском участии, что было 23 февраля опровергнуто ТАСС. 19 февраля 1941 г. германское командование установило срок начала наводки мостов через Дунай (28 февраля) и вступления вермахта в Болгарию (2 марта){674}. В этой ситуации Англия решила проявить твердость, опасаясь, что ее пассивная позиция приведет к потере влияния в Греции, Югославии и Турции и вызовет неодобрение США. 21 февраля было решено высадить английские войска в Греции, согласия которой удалось добиться в ходе переговоров 22—23 февраля. Англо-турецкие переговоры 25—28 февраля 1941 г. показали, что Анкара продолжает уклоняться от участия в войне. Такую же позицию заняла и Югославия{675}.

Тем временем переговоры Болгарии с Германией и Италией подходили к концу. Вечером 28 февраля Шуленбург сообщил Молотову, что 1 марта Болгария подпишет протокол о присоединении к Тройственному пакту. Выслушав сообщение. Молотов заявил, что германское правительство знало позицию СССР относительно Болгарии, а подобные действия идут вразрез с этой позицией{676}. 1 марта в 19.45 в Вене был подписан протокол о присоединении Болгарии к Тройственному пакту{677}. Уже с 28 февраля германские войска наводили мосты через Дунай и в 6.00 2 марта вступили в Болгарию{678}. Вечером 1 марта Шуленбург уведомил советское правительство, что, ввиду опасности высадки английских войск в Греции, германская армия вступает в Болгарию, Германское правительство обещало уважать суверенитет Турции и вывести свои войска после устранения британской опасности на Балканах{679}. В ответ Молотов "выразил глубокую озабоченность тем, что в вопросе, представляющем для Советского Союза такое значение, германское правительство приняло решение, противоречащее мнению советского правительства об интересах безопасности СССР". Далее Молотов тут же набросал от руки ноту, в которой выражалось сожаление советского правительства по поводу того, что "германское правительство сочло возможным стать на путь нарушения интересов безопасности СССР и решило занять войсками Болгарию", поэтому Советский Союз не поддерживает эти мероприятия. Шуленбург лишь повторил инструкции Берлина{680}. 3 марта 1941 г. в ответ на сообщение Болгарии о вступлении германских войск на ее территорию СССР заявил, [246] что не считает правильной позицию, занятую болгарским руководством, поскольку она "ведет не к укреплению мира, а к расширению сферы войны и к втягиванию в нее Болгарии" и поэтому не может "оказать какую-либо поддержку болгарскому правительству в проведении его нынешней политики"{681}.

4 марта началась переброска английских войск в Грецию, а Гитлер личным письмом заверил президента Турции, что Германия не собирается нападать на Турцию, а действует лишь против Англии. Анкаре было предложено развивать экономические связи и не провоцировать Берлин. В тот же день США заморозили болгарские счета, а 5 марта Англия разорвала дипломатические отношения с Болгарией. 9 марта СССР заявил Турции, что если она "действительно подвергнется нападению со стороны какой-либо иностранной державы и будет вынуждена с оружием в руках защищать неприкосновенность своей территории", то она "может рассчитывать на полное понимание и нейтралитет Советского Союза". 10 марта СССР сообщил об этом шаге Англии. 18—19 марта Англия вновь пыталась добиться участия Турции в антигерманском блоке на Балканах, но уклончивая позиция Анкары осталась неизменной. 20 марта СССР передал Венгрии венгерские знамена, взятые русскими войсками при подавлении национально-освободительного восстания в 1849г., что оказало заметное воздействие на общественное мнение страны. 25 марта в Москве было опубликовано вышеуказанное советское заявление в адрес Турции, подтверждавшее, что "полное понимание и нейтралитет СССР"{682} будут обеспечены ей только в случае внешней агрессии, а не при вмешательстве в войну по собственной инициативе.

Усиление германского влияния на Балканах поставило в сложное положение Югославию. В Белграде понимали, что сила на стороне Германии, но симпатии населения были в основном на стороне Англии. Часть правящих кругов считала необходимым сближение с СССР, что, по их мнению, было более безопасным, поскольку он был нейтральной страной. Советская сторона, стараясь не обострять отношений с Германией, заняла выжидательную позицию, ограничившись выражением сочувствия Югославии в борьбе за ее "политическую и экономическую независимость" и согласившись рассмотреть вопрос о продаже оружия для югославской армии на обычной коммерческой основе. Вместе с тем еще 15 сентября 1940 г. КПЮ получила задачу решительно бороться "за дружбу и тесный союз между народами Югославии и Советского Союза"{683}. 28 ноября 1940 г. Германия предложила Югославии заключить пакт о ненападении. В ответ на согласие Белграда 22 декабря из Берлина последовало предложение присоединиться к Тройственному пакту. Ранее Германия дала согласие на заключение венгеро-югославского договора о мире и вечной дружбе, что должно было служить для Югославии дополнительным стимулом сближения с державами Оси{684}. [247]

Приближения срока осуществления плана "Марита" требовало от Германии определить позицию Югославии. 14 февраля 1941 г. в ходе новых германо-югославских переговоров в качестве территориальной компенсации Югославии за присоединение к Тройственному пакту был предложен греческий порт Салоники. В этих условиях югославское руководство активизировало свои контакты с великими державами, стараясь использовать их противоречия в своих интересах. Еще 8 февраля Югославия просила СССР предпринять какой-либо шаг в поддержку ее позиции. В конце февраля в Москву с секретной миссией приехал Б. Симич. К сожалению, до сих пор неизвестна цель этого визита, но, исходя из дальнейших событий и данных югославских историков о том, что Симич придерживался славянофильских идей и был связан с патриотической организацией сербских военных "Черная рука", а также с советской разведкой, можно предположить, что в Москве он обсуждал вопросы заключения военного союза{685}. В то же время в ответ на запрос Англии Югославия заявила, что окажет сопротивление в случае нападения на нее или попыток транзита иностранных войск через ее территорию, но не может взять на себя каких-либо обязательств в отношении Греции{686}.

Тем временем Германия усилила нажим, и 7 марта 1941 г. Югославия согласилась вступить в Тройственный пакт при условии неучастия в войне, недопущения транзита германских войск через свою территорию и получения Салоник после войны. Однако внутриполитическая борьба на этом не завершилась. 13 марта было решено запросить СССР о возможности заключения военного союза. Продолжались и контакты с Англией, стремившейся добиться от Белграда поддержки Греции. Принятие Германией выдвинутых Югославией условий привело к тому, что 20 марта югославское правительство решило присоединиться к Тройственному пакту, что вызвало министерский кризис. Тем не менее 25 марта в Вене был подписан протокол о присоединении Югославии к Тройственному пакту. Это вызвало в стране массовые выступления протеста, 27 марта в Белграде при поддержке английской и советской разведок произошел государственный переворот: на престол был возведен Петр II и сформировано правительство генерала Д. Симовича. Узнав об этом, Гитлер в тот же день подписал директиву № 25 о нападении на Югославию одновременно с вторжением в Грецию. Хотя новое югославское правительство, стремясь выиграть время, не заявило о расторжении протокола о присоединении к Тройственному пакту, Берлин теперь рассматривал Югославию как противника. Началось сосредоточение вермахта у югославских границ{687}.

Мартовские события вызвали определенную эйфорию в руководстве КПЮ, которое 29 марта сообщало в Москву о поддержке антигерманского и антианглийского курса нового правительства, склоняющегося к союзу к СССР. 31 марта ИККИ указал [248] КПЮ на необходимость сохранения и накопления партийных сил и тщательной подготовки к грядущим классовым боям{688}. 28 марта Югославия обратилась к СССР с просьбой о продаже военных материалов, что вызвало положительную реакцию Москвы. 30 марта Югославия уведомила СССР о намерении защищаться от возможного германского нападения, о нежелании принимать помощь от Англии, опасаясь втягивания в войну, о стремлении получить советское вооружение и о желании заключить "военно-политический союз на любых условиях, которые предложит советское правительство, вплоть до некоторых социальных изменений, осуществленных в СССР". Кроме того, югославское руководство интересовала возможность советского заступничества в Берлине{689}. 31 марта Югославия уведомила СССР, что протокол о присоединении к Тройственному пакту остался в силе. В тот же день Москва ответила согласием на предложение переговоров о союзе, а 1 апреля одобрила югославскую позицию в отношении Германии. В то же время проходившие 31 марта — 1 апреля англо-югославские переговоры о сотрудничестве Югославии и Греции, как и англо-югославско-греческие военные переговоры 3 апреля, не привели к подписанию каких-либо документов{690}.

На советско-югославских переговорах, начавшихся 3 апреля в Москве, югославская сторона предложила свой проект договора о дружбе и союзе, дав согласие на ввод советских войск. Оценивая ситуацию в Югославии, советский НКИД полагал, что югославское руководство "серьезно готовится дать отпор немецким притязаниям, не останавливается даже перед войной для защиты своей независимости". Поэтому "политическая поддержка Югославии со стороны СССР в ее борьбе за сохранение своей государственной независимости соответствовала бы нашим государственным интересам. Разумеется, тот или иной соответствующий шаг с нашей стороны не явится абсолютной гарантией того, что Югославия не подвергнется нападению со стороны держав "оси", но сам факт нашей поддержки будет иметь огромное политическое значение для Югославии и в то же время в серьезной степени укрепит наши позиции на Балканах"{691}. 4 апреля советская сторона предложила свой проект договора о дружбе и ненападении. Югославия согласилась, но просила убрать из договора фразу о сохранении нейтралитета в случае нападения на одну из договаривающихся сторон и ускорить советские военные поставки.

4 апреля Молотов вызвал Шуленбурга и заявил ему, что в соответствии с советско-германским договором советское правительство информирует германское правительство, что югославское правительство предложило СССР заключить договор о дружбе и ненападении и СССР принял это предложение. По мнению советского правительства, это не идет вразрез со стремлением [249] Германии бороться против расширения войны. Советское правительство выразило надежду, что Германия сделает все, чтобы сохранить мир с Югославией. Шуленбург ответил: он сомневается, что момент для подписания договора выбран удачно. К тому же "само заключение договора создаст в мире нежелательное впечатление". Политика Югославии не ясна, а ее отношение к Германии "просто вызывающе". На это Молотов ответил, что Югославия подписала с Германией протокол о присоединении к Тройственному пакту, и югославский посол в Москве заверил советское правительство, что Югославия продолжает поддерживать этот протокол. Исходя из этого, советское правительство и решило подписать договор, что произойдет сегодня или завтра. Шуленбург ответил, что Югославия до сих пор не подтвердила свое вступление в Тройственный пакт, и выразил сомнение в доброй воле югославского правительства. Заявив, что "он убежден в мирных намерениях югославского правительства". Молотов закончил беседу утверждением, что советское правительство хорошо "обдумало свой шаг и приняло окончательное решение", и еще раз настоятельно, просил германское правительство сделать "все возможное для сохранения мира на Балканах"{692}.

5 апреля СССР заявил Югославии, что не против ее сближения с Англией и даже считает это "целесообразным". 6 апреля в 2.30 в ходе последних согласовании Сталин решил вычеркнуть из договора упоминание о "нейтралитете", и около 3 часов ночи договор был подписан, хотя и датирован 5 апреля. Но Германия не собиралась считаться с подобными демонстрациями. Рано утром 6 апреля люфтваффе бомбили Белград и другие города, вермахт перешел границу Югославии и Греции. В тот же день в 16-00 Шуленбург информировал Молотова о начале войны на Балканах. Эти действия Германии объяснялись угрозой англо-югославско-греческой военной акции против Германии и Италии. Германское правительство заявляло, что оно не имеет на Балканах "совершенно никаких интересов, политических или территориальных, и выведет войска с Балкан после выполнения своей задачи". На все это Молотов заявил, что очень печально, что расширение войны все же оказалось неизбежным{693}. Вместе с тем СССР решительно осудил участие Венгрии в войне против Югославии{694}.

События в Восточном Средиземноморье и на Балканах развивались стремительно. Еще 31 марта германские войска в Ливии перешли в наступление и к 15 апреля отбросили английские части к египетской границе. 17 апреля Югославия капитулировала, а 23 апреля прекратила сопротивление и Греция. Английские войска были вынуждены эвакуироваться на Крит. Хотя фронт в Ливии стабилизировался, 28 апреля обострилась ситуация на Ближнем Востоке, когда Ирак отказался пропустить через свою территорию английские войска, следующие из Индии. Англия решила подавить сопротивление силой, а иракское руководство 2 мая [250] запросило у Германии помощи вооружением. 5—6 мая по просьбе Германии Франция дала согласие на передачу Ираку 3/4 оружия, находящегося в Сирии, а германские ВВС получили разрешение использовать сирийские аэродромы. Это усложнило положение Англии, и 14 мая английские ВВС получили приказ действовать против германской авиации в Сирии. Тем временем Германия подготовила и 20 мая — 1 июня провела воздушно-десантную операцию по захвату Крита, создав важный плацдарм в Восточном Средиземноморье. В это время Англия разгромила иракские войска и утвердила 31 мая 1941 г. дружественное правительство в Багдаде. 8 июня английские войска вторглись в Сирию, а 15—18 июня предприняли неудачное наступление в Ливии{695}.

В условиях войны на Балканах советское руководство продемонстрировало подчеркнуто лояльную позицию в отношении Германии. 8 мая СССР разорвал дипломатические отношения с Югославией, а 3 июня с Грецией, 13 мая заявил об установлении дипломатических отношений с Ираком, но 17 мая ТАСС опроверг слухи о том, что "советское правительство разрешило вербовку добровольцев среди пилотов для поступления на службу в иракскую воздушную армию". В ходе проходивших в мае 1941 г. в Анкаре советско-германских консультаций по Ближнему Востоку советская сторона подчеркнула готовность учитывать германские интересы в этом регионе{696}. Дальнейшее втягивание Германии в войну на Ближнем Востоке было на руку Москве, поскольку любое германское наступление в этом регионе, во-первых, поставило бы почти непреодолимый барьер .на пути возможного сговора Лондона и Берлина и, во-вторых, увело бы наиболее боеспособные силы вермахта из Восточной Европы. 10 апреля румынская компартия получила задачу усилить борьбу против вовлечения Румынии в войну и за дружбу с СССР, что должно было затруднить деятельность правительства и действия Германии{697}. В конце мая 1941 г. Москва довела до сведения румынского правительства, что "готова решить все территориальные вопросы с Румынией и принять во внимание определенные пожелания относительно ревизии [границ], если Румыния присоединится к советской политике мира", т.е. выйдет из Тройственного пакта{698}. Правда, ответа из Бухареста не последовало.

Балканы традиционно являлись в Европе регионом, где сталкивались интересы практически всех великих держав континента. С новой силой борьба за Балканы вспыхнула с началом Второй мировой войны. Уже в 1939 г. Советский Союз предпринял новую попытку расширить свое влияние в Юго-Восточной Европе, попытавшись создать советско-турецко-болгарский блок в августе-октябре 1939г. Вместе с тем заключение советско-германского пакта о ненападении и начавшаяся война в Европе позволили СССР добиться признания Германией советских интересов относительно Бессарабии и несколько нейтрализовать [251] германское противодействие советскому проникновению на Балканы, для чего использовались экономические и культурные связи, а также местные компартии. Изменение стратегической ситуации в Европе в мае-июне 1940 г. позволило СССР активизировать свою политику на Балканах. С согласия Берлина и Рима был решен Бессарабский вопрос, и Москва поддержала венгерские и болгарские претензии к Румынии. Однако перемещение центра военно-политических событий в Средиземноморье поставило Балканы в эпицентр дипломатической борьбы Германии, Италии, Англии и СССР.

Действия советской дипломатии на Балканах исходили из необходимости для СССР остаться вне воюющих группировок, осторожного противодействия дальнейшему усилению Германии, руками которой ослаблялись позиции Англии, расширения влияния местных компартий и Советского Союза. Активное использование СССР местных компартий привело к тому, что правящие элиты, опасаясь социальных перемен, стали постепенно склоняться в сторону Германии. К марту 1941 г. стало ясно, что правительства балканских стран не станут сближаться с СССР, поэтому обострение обстановки на Балканах отвечало советским интересам. В своих оценках советское руководство исходило из важности продолжения англо-германской войны, поэтому начало войны на Балканах тут же изменило позицию СССР, который стал усиленно демонстрировать лояльность Германии. Хотя к лету 1941 г., как отмечается в отечественной историографии, Советскому Союзу не удалось усилить, свое влияние на Балканах, оказавшихся захваченными Германией и ее союзниками, не следует забывать, что германская оккупация вела к расширению антигерманских настроений, создававших благоприятную обстановку для усиления влияния местных компартий, а через них и для советского проникновения, которое теперь должно было принять иные формы. [252]


Советский Союз между Англией и Германией

Отношения Советского Союза с европейскими великими державами в начале Второй мировой войны определялись расколом Европы на три военно-политических лагеря: англо-французский, германо-итальянский и советский, каждый из которых стремился к достижению собственных целей. В основу советского внешнеполитического курса были положены следующие расчеты, сформулированные И.В. Сталиным 7 сентября 1939 г. в беседе с руководством Коминтерна: "Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему... Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент — подталкивать другую сторону"{699}. Таким образом, советское руководство собиралось в полной мере использовать выгоды позиции "наблюдателя в войне двух империалистических группировок"{700}.

Начавшаяся война в Европе и действия Красной Армии в Польше после 17 сентября 1939 г. не улучшили советско-английских и советско-французских отношений, ухудшившихся после подписания договора о ненападении с Германией, который был воспринят английским и французским руководством как поражение их внешнеполитической стратегии. Вместе с тем, не желая подтолкнуть СССР к дальнейшему сближению с Германией, Англия и Франция не стали обострять проблему советского вмешательства в германо-польскую войну, а попытались уточнить советскую позицию относительно войны в Европе. 23 сентября 1939 г. Лондон запросил советское правительство, готово ли оно ответить на английское предложение о торговых переговорах или его соглашение с Германией "делает такие переговоры вообще бесцельными". Английское руководство также интересовалось, "как мыслит себе Советское правительство будущее Польши? В частности, является ли существующая демаркационная линия временной военной мерой или же имеет более постоянное значение?", а также насколько изменились принципы советской внешней политики{701}. [253]

27 сентября, в день, когда в Москву вновь прибыл Риббентроп, до сведения английского руководства был доведен ответ из Москвы, согласно которому СССР соглашался на ведение торговых переговоров с Англией. Относительно судьбы Польши советское руководство считало, что "нынешняя демаркационная линия не представляет, конечно, государственной границы между Германией и СССР. Судьба Польши зависит от многих факторов и противоположных сил, учесть которые в настоящее время нет пока возможности". Естественно, Москва подчеркнула, что принципы советской внешней политики не изменились, а советско-германские отношения "определяются пактом ненападения"{702}. Случайно ли, что подписанный в ночь на 29 сентября советско-германский договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г., как справедливо отметил В.Я. Сиполс{703}, вопреки своему названию определил не границу между Германией и СССР, а границу между их "обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства"? Не исключено, что ни Берлин, ни Москва не хотели подписывать официальный документ, в котором был бы зафиксирован раздел Польши между ними.

Это позволило показать Англии и Франции, что СССР не претендует на национальные польские территории, а его действия носят потенциально антигерманский характер. В Лондоне и Париже обозначилось два внешнеполитических курса в отношении Москвы. Один из них рассматривал СССР как главного противника западных союзников, для нанесения ущерба которому были хороши все средства, а второй исходил из необходимости первоначального разгрома Германии, что требовало привлечения Москвы к антигерманскому фронту любыми возможными способами. В любом случае западные союзники были заинтересованы в провоцировании напряженности в советско-германских отношениях, для чего использовались, например, советско-турецкие переговоры 25 сентября — 17 октября 1939 г. о договоре о взаимопомощи. Кроме того, англо-французская пропаганда активно использовала тезис о "красной опасности" для Европы{704}.