История русский церкви
Вид материала | Учебник |
- История Русской Церкви»); Голубинский Е. Е. («История Русской Церкви»); Карташев, 56.27kb.
- История Русской Церкви экзаменационные билеты. III ядс история Русской Православной, 373.95kb.
- 1. Понятие о церковно-исторической науке. Источники по истории Русской Церкви. Периодизация, 3566.82kb.
- М. В. Бахтин история христианской церкви, 3038.41kb.
- История Христианской Церкви. Это довольно элементарная переработка дореволюционных, 2476.97kb.
- История Русской Церкви, 6820.61kb.
- О. А. История Русской Православной Церкви история русской православной церкви учебная, 529.87kb.
- Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000) Преподаватель: Вера Михайловна, 38.56kb.
- История миссионерской деятельности Русской Православной Церкви и современность*, 202.58kb.
- История Христианской Церкви, 31245.49kb.
Таким образом, в конце 1926 г. от управления Русской Церковью, лишенной Патриарха при Местоблюстителе митрополите Петре, заключенном в тюрьму, был устранен и Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий. Временное управление Церковью взял на себя митрополит Ленинградский Иосиф (Петровых). В распоряжении, сделанном митрополитом Петром, он был назван третьим кандидатом в Заместители Местоблюстителя патриаршего престола после митрополитов Сергия и Михаила.
Митрополит Иосиф пребывал в Ростове Великом и тоже не мог выехать оттуда ни в Москву, ни в свой кафедральный город. Предвидя, что и он вскоре будет лишен свободы и не сможет управлять церковными делами, владыка Иосиф 8 декабря обратился к Церкви с посланием, в котором назначил временных заместителей на случай своего ареста: архиепископов Корнилия (Соболева), Фаддея (Успенского) и Серафима (Самойловича). Если и эти владыки разделят участь митрополита Иосифа, то "управление в отдельности, в пределах возможности и законных прав и велений чувства долга возлагается на архипастырскую совесть ближайших иерархов, каждого в отдельной епархии"238. Это решение соответствовало постановлению Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего церковного совета от 20 ноября 1920 г. Не прошло и нескольких дней после издания этого послания, как митрополит Иосиф был действительно арестован. В это время архиепископ Корнилий находился в заточении. Архиепископ Фаддей (Успенский) выехал из Астрахани, но был снят по пути с поезда и отправлен в Кузнецк, поэтому 13 декабря 1926 г. обязанности Заместителя патриаршего Местоблюстителя принимает на себя архиепископ Угличский Серафим (Самойлович). Владыка Серафим был только викарным епископом и состоял в епископском сане лишь с 1920 г. Но его ценило и уважало духовенство и любили верующие. Когда будущий Патриарх Тихон возглавлял Северо-Американскую епархию, отец Серафим служил там миссионером, был близок к архипастырю, пользовался совершенным его доверием. Вместе с ним он переехал в Ярославль, где стал настоятелем Толгского монастыря. Архимандрит Серафим спас свою обитель от разорения в 1918 г. после подавления восстания в Ярославле. В борьбе с обновленческим расколом он был непреклонен и бесстрашен.
В послании от 29 декабря архиепископ Серафим известил всероссийскую паству о своем вступлении в должность временного Заместителя Местоблюстителя патриаршего престола и просил архиереев как можно реже обращаться к нему и управлять, по возможности полагаясь на самих себя. Владыка Серафим был убежден, что в условиях гонений это создаст более благоприятные условия для существования Церкви и исполнения ею своего назначения. Самостоятельность епархиальных архипастырей, думал он, даст им больше свободы в решении насущных вопросов на местах.
В начале марта НКВД вызвал архиепископа Серафима из Углича в Москву, где ГПУ задержало его. Тучков предложил Заместителю Местоблюстителя принять жесткие условия легализации Церкви. Владыка Серафим ответил, что он не может рассматривать их в отсутствие старших иерархов. Тогда Тучков и следователи поинтересовались, кого он оставит своим Заместителем, если его не выпустят с Лубянки. На этот вопрос архиепископ Серафим ответил: "Господа Бога". "Все оставляли себе Заместителей,— сказал раздраженный следователь,— и Тихон Патриарх, и Петр митрополит". "Ну а я на Господа Бога оставлю Церковь",— повторил владыка. Через три дня допросов Заместителя Местоблюстителя отпустили в Углич.
Для первосвятителя Русской Церкви митрополита Петра в декабре 1926 г. началась его мученическая одиссея — нескончаемые тюремные этапы. В декабре узника доставили из Суздаля во внутреннюю тюрьму ГПУ на Лубянке. Тучков неоднократно предлагал митрополиту Петру отказаться от местоблюстительства в обмен на свободу, но первоиерарх каждый раз решительно отвергал предложение снять с себя крест первосвятительского служения. Через сокамерника ксендза, вскоре выпущенного на свободу, он передал на волю, что никогда и ни при каких обстоятельствах не оставит своего служения и будет до самой смерти верен православной Церкви. В конце декабря митрополита Петра отправили по этапу в Тобольск с остановками в вятской, пермской, свердловской, тюменской тюрьмах. В Перми Местоблюстителю патриаршего престола удалось многое узнать о церковных событиях первой половины истекшего года, связанных с учреждением ВВЦС и выступлением митрополита Агафангела. 1 января 1927 г. первосвятитель составляет послание пастве с осуждением бунта "григорьевцев". О выступлении архиепископа Григория и своей временной поддержке его действий владыка Петр пишет: "Тогда я и не подозревал, что сей архиепископ уже давно бесчинствует"239. Митрополит Петр в послании оставляет за собой местоблюстительство, а заместительство — за митрополитом Сергием: он ничего не знал ни об аресте митрополита Сергия, ни о том, что Церковью тогда управлял уже архиепископ Угличский Серафим.
21 января 1927 г. в свердловской тюрьме в камеру к первосвятителю впустили архиепископа Григория, председателя ВВЦС. В беседе с ним владыка Петр сообщил о своем совершенном разрыве с ВВЦС, потребовав распустить этот совет и подчиниться ему и его заместителю митрополиту Сергию. В феврале митрополита Петра привезли в тобольскую тюрьму, а в начале марта переправили на поселение в село Абалацкое на берег Иртыша, в 50 верстах к северу от Тобольска.
По сведениям эмигрантского журнала "Китеж", опубликованным в 1929 г., на 1 апреля 1927 г. 117 епископов Русской Православной Церкви находились в различных местах заключения. Смерть на воле была в ту пору редким уделом для русского архипастыря.
* * *
30 марта был освобожден митрополит Сергий, до ареста исполнявший обязанности Заместителя Местоблюстителя патриаршего престола. 7 апреля архиепископ Серафим (Самойлович) передал ему бразды церковного правления. Выйдя из заключения, митрополит Сергий получил наконец возможность жить в Москве.
7 мая митрополит Сергий обратился в НКВД с ходатайством о легализации церковного управления. Из рассказов близкого к нему митрополита Сергия (Воскресенского) известно, что в тюрьме под угрозой расстрела сестры и арестованных архиереев и священников от митрополита Сергия требовали сделать заявление в поддержку советской власти, осуждения контрреволюционных выступлений внутри страны и за рубежом, церковных прещений эмигрантскому духовенству, устранения неугодных властям епископов от управления епархиями. Настаивали на том, чтобы выбор кандидатов на архиерейские кафедры согласовывался с НКВД, арестованные архиереи увольнялись или даже запрещались в священнослужении церковной властью и прекращалось их поминовение за богослужением, гражданская же власть должна была обязательно поминаться на литургии. В ответ митрополит Сергий просил о легализации высшего, епархиального и уездного церковного управления, о разрешении на созыв Поместного Собора и выборы Патриарха, об освобождении заключенных и сосланных священнослужителей, о разрешении на восстановление духовных школ и издание церковного журнала.
18 мая митрополит Сергий провел совещание с архиереями, выбранными им для осуществления высшей церковной власти. Это были митрополит Тверской Серафим (Александров), член Синода в последние годы патриаршества святого Тихона, архиепископы Севастьян (Вести), Сильвестр (Братановский), Филипп (Гумилевский), Алексий (Симанский), епископ Константин (Дьяков). Из участников совещания митрополит Сергий образовал Временный Патриарший Священный Синод, полномочия которого по аналогии с Синодом, образованным Патриархом в 1923 г., проистекали из полномочий учредителя. В его состав Заместитель Местоблюстителя включил позже виднейшего архипастыря митрополита Новгородского Арсения (Стадницкого), пребывавшего уже много лет в ссылке в Туркестане и лишенного права выезда оттуда, а также только что выпущенных на свободу архиепископов Анатолия (Грисюка) и Павла (Борисовского).
20 мая НКВД выдал справку о временной регистрации Синода. Через неделю митрополит Сергий и Синод издали указ, предписывающий епархиальным архиереям подать заявления в местные органы власти с прошением "о регистрации их преосвященных с состоящими при них епархиальными советами (каковые образовать временно путем приглашения указанных преосвященными лиц)"240.
Главное требование властей к митрополиту Сергию заключалось в том, чтобы он обнародовал обращение к пастве с призывом поддерживать Советское правительство. 29 июля митрополит Сергий вместе с Синодом издали "Декларацию", 5 тысяч экземпляров которой срочно разослали по епархиям и приходам, а через три недели опубликовали в "Известиях".
"Одною из забот почившего Святейшего Отца нашего Патриарха Тихона,— говорится в этом документе,— пред его кончиной было поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования. Ныне жребий быть временным Заместителем первосвятителя нашей Церкви опять пал на меня, недостойного митрополита Сергия, а вместе со жребием пал на меня и долг продолжать дело почившего и всемерно стремиться к мирному устроению наших церковных дел. Усилия мои в этом направлении, разделяемые со мною и православными архипастырями, как будто не остаются бесплодными: с учреждением при мне Временного патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и уверенность в возможности мирной жизни и деятельности нашей в пределах закона. Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений, выступления зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас всех на глазах... Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги ее интересы, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства... а с нашим народом и с нашим правительством. Засвидетельствовать это является первой целью настоящего нашего (моего и Синодального) послания. Затем извещаем вас, что в мае текущего года по моему приглашению и с разрешения власти организовался Временный при Заместителе патриарший Священный Синод... Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению православной Всероссийской Церковью увенчалось успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление, а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д. Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о Святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия... Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его... Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи.
Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это — недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране... Забывали люди, что случайностей для христианина нет и что в совершающемся у нас, как везде и всегда, действует та же десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять "знамений времени", и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием. Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах, и в делах и навлекшее подозрение советской власти, тормозило и усилия Святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с советским правительством. Недаром ведь Апостол внушает нам, что тихо и безмятежно жить по своему благочестию мы можем, лишь повинуясь законной власти (1 Тим. 2. 2), или должны уйти из общества... Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры; или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела...
Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношениям между правительством и Церковью, как известно, заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (5 мая/22 апреля 1922 г.). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии... Не менее важной своей задачей мы считаем и приготовление к созыву и самый созыв нашего Второго Поместного Собора, который изберет нам уже не временное, а постоянное центральное церковное управление, а также вынесет решение и о всех "похитителях власти" церковной, раздирающих хитон Христов"241.
Необходимость издания этого или подобного ему документа была вызвана прежде всего тем, что без него гражданские власти не признавали законность существования ни Высшего церковного управления, ни епархиальных органов церковной власти, а Русской Православной Церковью официально считали обновленческую схизму. Но издание "Декларации" вызвало в церковном народе и духовенстве замешательство. Многие не без горечи читали обращенные к ним слова, вполне понимая неизбежность появления подобного документа. В некоторых приходах священники отказывались возглашать "Декларацию" с амвона, как им было предписано, и отсылали ее обратно в Москву, в Патриархию. И по сей день "Декларация" 1927 г. остается документом, вызывающим споры. Поэтому необходимо внимательно рассмотреть его содержание. Прежде всего вопрос о статусе "Декларации", о том, насколько связывала она совесть архиереев, клириков и мирян. Для того чтобы оценить действия тех, кто разорвал евхаристическое общение с митрополитом Сергием, важно определить, ставил ли Заместитель Местоблюстителя непременным условием пребывания в составе подведомственного Патриархии клира публично заявленное согласие с текстом этого документа. Ответ на этот вопрос дан самим митрополитом Сергием в письме митрополиту Кириллу: "Главным мотивом отделения служит наша "Декларация". В ней наши противники, сами не отрицающие обязательности для каждого христианина гражданской верности, не совсем последовательно увидели заявление не таких же, как и они, земных людей, граждан СССР, а заявление самой Церкви как благодатного учреждения. Отсюда крики о подчинении Церкви государству, Царства Божия — царству мира и даже Самого Христа — Велиару"242. Таким образом, если "Декларация" — это только заявление группы "граждан СССР", из письма следует, что митрополит Сергий как автор "Декларации" отнюдь не предполагал согласия с нею всех епископов и клириков и не требовал заявления полной поддержки всего того, что выражено в этом документе. В таком случае оправдать разрыв канонического общения с Заместителем Местоблюстителя несогласных с "Декларацией" могло лишь наличие в ней таких идей и положений, которые следует расценивать как проявление и всенародную проповедь вероотступничества или ереси, осужденных Соборами и святыми отцами. В противном случае действия разрывающих общение подпадали под осуждение, предусматриваемое 14 и 15 правилами Двукратного Собора.
Резкой критике подвергалось начало документа. Обнаружить в нем ересь, естественно, нет никакой возможности, но по мнению протопресвитера Георгия Граббе, одного из самых непримиримых критиков действий Заместителя Местоблюстителя, "весь центр тяжести в установлении "правильных отношений" в "Декларации" переносится исключительно на Церковь, как будто возможность ее "вполне законного и мирного существования" зависит только от нее, а не от гражданской власти... В этих словах "Декларации" (как и в других местах ее) совершается предательство по отношению к пастве"243. На самом деле это место из "Декларации" мало чем отличается по смыслу и стилистике от заявлений Патриарха Тихона, сделанных им после освобождения из-под ареста. По вполне известным причинам иерархи предпочитали обойти молчанием роль государственной власти в отношениях с Церковью, но только митрополиту Сергию это ставилось в вину как предательство, а в случае с Патриархом Тихоном рассматривалось как стремление защитить паству от гонений. Внешние условия жизни, в которых находились оба иерарха, были одинаково трудны для обоих, и ни Патриарх Тихон в 1923 г., ни митрополит Сергий в 1927 г. не могли предвидеть, что повлекут за собой издаваемые ими документы. Но добросовестно ли применять разные критерии, разные мерки для оценки действий и заявлений двух иерархов? Прямой повод издания "Декларации" — известить всероссийскую паству о признании законным органа Высшего церковного управления, но у противников Патриарха Сергия и сама эта легализация, и стремление к ней со стороны Заместителя Местоблюстителя вызывают острую критику.
Но обратимся к примеру предшественников митрополита Сергия. Разве не на то, чтобы обеспечить Церкви легальный статус, были направлены заявления, послания, газетные интервью Патриарха Тихона начиная с 1923 г.? Разве легализация высшего церковного управления не была одной из главных забот Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра? Протопресвитер Василий Виноградов, бывший председатель Московского епархиального совета, писал: "Я свидетельствую, что как Патриарх Тихон, так и Сергий были великими страстотерпцами за Русскую Церковь. Бранят патриарха Сергия за то... что будто бы он ввел поминовение властей за богослужением. Но ведь... это... установил именно Патриарх Тихон тотчас после освобождения его из тюрьмы... со своим временным Синодом, в котором (был) всеми восхваляемый еп. Иларион (Троицкий). А указы об этом по приходам рассылал именно я... Сергий только подтвердил... распоряжение Патриарха Тихона, сделанное при давлении епископа Илариона..."244 Еще 28 июля 1925 г. митрополит Петр обратился к пастве с посланием и призывал: "Будем пребывать в союзе мира и любви между собою, будем едино хранить нашу православную веру, являя везде и всюду пример доброй жизни, любви, кротости, смирения и повиновения существующей гражданской власти, в согласии с заповедями Божиими"245.
Другим камнем преткновения в "Декларации" служила фраза "мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи". Эту фразу переиначили в саморазоблачительное выражение: "ваши радости — наши радости", утверждая, что авторы "Декларации" приветствуют успехи советского правительства, в том числе связанные и с распространением неверия в народе. Но в этом месте "Декларации" митрополит Сергий и члены Синода говорят отнюдь не о правительстве, которое гонит Церковь, а о Родине, и заявляют не более чем о лояльности государству. В "Деянии Заместителя патриаршего Местоблюстителя и Временного при нем Патриаршего Синода" от 29 марта 1928 г. митрополит Сергий разъяснял, что под успехами, упомянутыми в "Декларации", подразумевалось внешнее благополучие, например хороший урожай, а под неудачами — народные бедствия246. С 1923 г. на позициях лояльности государству стоял и Патриарх Тихон, этой же линии придерживался затем митрополит Петр, об этом заявляли и соловецкие епископы, авторы знаменитой "Памятной записки", которая многими критиками неоднократно противопоставлялась "Декларации", но на самом деле послужила одним из проектов ее247.
Д. Поспеловский, касаясь раздела "Декларации", посвященного церковной жизни российской эмиграции, писал в одной из статей, что "полной лояльности можно требовать только от граждан данной страны, а заграничное духовенство состояло или из белых эмигрантов, не являвшихся гражданами СССР (о чем было объявлено Советским правительством специальным декретом), или из русских меньшинств, большинство из которых были уже гражданами стран, в которых они проживали. Неприемлемо это требование было и психологически для людей, ушедших от советского правительства с оружием в руках"248.
Заметим, прежде всего, что в этом суждении есть и некая странность. Требование митрополита Сергия дать подписку о лояльности (разумеется, не присягу), относится к заграничному духовенству, которому, равно как и не заграничному, держать оружие в руках категорические запрещают каноны. Сомнителен и тезис о совершенной неприемлемости и абсурдности этого требования. Митрополит Евлогий воспринял требование о лояльности всего лишь как призыв воздерживаться от политических выступлений, он сам дал такую подписку и собрал аналогичные подписки у духовенства возглавляемой им Западноевропейской епархии, его примеру последовал и митрополит Платон. Подобное требование действительно прозвучало впервые, но и оно лежит в русле тех оценок, которые давал Патриарх Тихон поведению и заявлениям политического характера определенной части зарубежного духовенства, ставивших под удар Московскую Патриархию и российскую паству. Еще до своего ареста, 5 мая 1922 г., Патриарх Тихон издал указ об упразднении зарубежного ВЦУ и признал актами, не выражающими официального голоса Русской Православной Церкви и не имеющими церковно-канонического значения, постановление Карловацкого Собора о восстановлении монархии и послание в адрес Генуэзской конференции с просьбой о помощи в борьбе с большевиками. В послании Патриарха Тихона от 1 июля 1923 г. говорится: "Мы могли бы ограничиться этим осуждением владык, бывших на Соборе во главе с высокопреосвященным Антонием (Храповицким), митрополитом Киевским, если бы они раскаялись в своих поступках и прекратили дальнейшую деятельность в этом направлении, но нам сообщают, что они не только не прекратили, а еще и более того ввергают Православную Церковь в политическую борьбу... Пусть хотя теперь они осознают это — смирятся и покаются, а иначе придется звать преосвященных владык в Москву для ответа перед церковным судом и просить власть о разрешении им прибыть сюда"249. Такая угроза звучала, наверное, для архиереев куда серьезнее, чем требование подписки о лояльности. 15 января 1924 г. Патриарх Тихон издал постановление об увольнении на покой митрополита Северо-Американского Платона за контрреволюционные выступления, направленные против советской власти и пагубно отразившиеся на православной Церкви. В этом постановлении митрополиту Платону было предложено прибыть в Москву в распоряжение Патриарха. Есть все основания предполагать, что эти акты изданы не без давления со стороны гражданской власти, но столько же, если не больше, найдется оснований предполагать такое же давление и на митрополита Сергия.
Пожалуй, только два документа высшей церковной власти 1926 г. несколько отличались от документов, изданных Патриархом Тихоном после его освобождения в 1923 г. В проекте "Обращения" (от 10 июня 1926 г.) митрополит Сергий акцентирует внимание на идеологической несовместимости христианства с коммунизмом, а второй документ — послание к зарубежным архипастырям (от 12 сентября 1926 г.) — отличал такой теплотой тона, которую не обнаружить ни в обращениях к ним Патриарха Тихона, ни в позднейших посланиях самого митрополита Сергия.
Среди соавторов "Декларации" 1927 г. были видные церковные деятели: митрополит Тверской Серафим (Александров) и епископ Сумской Константин (Дьяков), расстрелянные в 1937 г., архиепископ Самарский Анатолий (Грисюк), впоследствии замученный в застенках ГПУ, архиепископ Хутынский Алексий. Заместителя Местоблюстителя поддержали введенный им в состав Временного Патриаршего Синода митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), а также митрополиты Михаил (Ермаков), экзарх Украины, Никандр (Феноменов), Серафим (Чичагов), архиепископы Евгений (Зернов), Петр (Зверев), епископы Мануил (Лемешевский), Николай (Ярушевич), Венедикт (Плотников). В эмиграции митрополиту Сергию сохранили верность митрополиты Евлогий (Георгиевский), Елевферий (Богоявленский), Платон (Рождественский), архиепископ Сергий (Тихомиров).
Через месяц после издания "Декларации" высшее церковное управление, состоявшее из Заместителя Местоблюстителя и Патриаршего Синода, было зарегистрировано НКВД. Юридически Патриаршему Синоду был дан тот же статус, что и обновленческому синоду, хотя обновленцы продолжали пользоваться покровительством со стороны властей, в то время как патриаршая Церковь оставалась гонимой. Только после легализации митрополита Сергия и Синода Восточные Патриархи, вначале Иерусалимский Дамиан, потом Антиохийский Григорий прислали благословение митрополиту Сергию и его Синоду и признание его временным главой патриаршей Церкви. В декабре к митрополиту Сергию обратился с посланием Вселенский Патриарх Василий III, призвав его к примирению с обновленцами. "Ответственность за прошлое тяготеет одинаково на многих, и никто не может сбросить ответственность с одного на других",— говорилось в послании250.
7 октября 1927 г. Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий подает в ОГПУ заявление с просьбой об амнистии и облегчении участи репрессированных священнослужителей в связи с тем, что они "оказались жертвами (может быть, и не без их вины), прежнего нелегального положения нашей Церкви и прежних ее ненормальных отношений к Советскому правительству. Называем их жертвами в том смысле, что не будь ненормальности в отношениях нашей Церкви к соввласти и получи она права легальности лет пять назад, и поведение вышеупомянутых духовных лиц и отношение к ним власти было бы иным, да и теперь можно быть уверенным, что, возвратившись к церковной деятельности при давно жданных новых условиях, эти духовные лица сделают со своей стороны все, чтобы не подавать повода к прежним недоразумениям"251.
Нельзя сказать, что это заявление осталось совершенно без ответа, но милости, явленные властью православному духовенству, не обнаружили ее особой щедрости. Несколько священнослужителей смогли вернуться из мест заключения и ссылок в конце 1927 — начале 1928 г. Среди них были архиепископы Захарий (Лобов) и Ювеналий (Масловский), епископы Аркадий (Ершов) и Мануил (Лемешевский), но другие архипастыри и пастыри были арестованы и сосланы.
В целях укрепления пошатнувшейся церковной дисциплины Синод издает распоряжение о возношении во всех храмах, подведомственных Московской Патриархии, имени митрополита Сергия вслед за именем Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра.
Но начинают исполняться и условия легализации, поставленные Тучковым и принятые Заместителем Местоблюстителя: Синод издает указы о поминовении за богослужением властей, об увольнении сосланных и заключенных епископов на покой и назначении вернувшихся на волю архиереев в дальние епархии, потому что тем архиереям, которых выпускали из лагерей и ссылок, не разрешался въезд в свои епархии. Прежде архиереи, томившиеся в тюрьмах, лагерях и ссылках, оставались на своих кафедрах. Теперь этот своеобразный протест против произвола и беззакония властей уже не могло терпеть правительство. Всем становилось ясно, что "Декларация" повлекла за собой не только легализацию Церкви, но и реальные изменения в церковной политике.
На имя митрополита Сергия стали приходить письма с выражением протеста против новой линии Патриархии и призывами отказаться от нее. По стране стали распространяться обличительные послания, обращения, воззвания с критикой "Декларации", с осуждением церковной политики Заместителя Местоблюстителя. С серьезными замечаниями на текст "Декларации" выступил особенно близкий митрополиту Сергию в первые дни его заместительства епископ Прилукский Василий (Зеленцов), арестованный и сосланный на Соловки. Основываясь на постановлении Всероссийского Поместного Собора от 2/15 августа 1918 г. об отказе вести впредь общецерковную политику и считать политику частным занятием членов Церкви, епископ Василий (Зеленцов) в заметке "Необходимые канонические поправки к посланию Заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и Временного при нем Патриаршего Священного Синода от 16 (29) июля 1927 г." писал, что действия митрополита Сергия и Синода, почившего Патриарха Тихона и Карловацкого Собора были следствиями их личной, а не церковной политики, потому и необязательно поддерживать их. "Стараниям митрополита Сергия и его Св. Синода,— продолжал епископ Василий,— добиться от гонящих Всероссийскую Православную Церковь большевиков мирного отношения к ней Церковь не может не сочувствовать, ибо христианам заповедано от Бога: Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми (Рим. 12. 18). Но Христос разрешает Церкви принять от митрополита Сергия и его Св. Синода только такое примирение с гонителями ее, большевиками и их советской властью, которое действительно будет миром Христовым, т. е. миром такого содержания и качества, каких требует Христос, сказавший: Ищите прежде Царствия Божия и правды его (Мф. 6. 33), а не земного благополучия и безопасности... К сожалению, эта попытка митрополита Сергия и его Св. Синода не только не дает нам еще Христова мира с большевиками, но пока не дает и надежды на такой мир, и то не по одному лишь упорству большевиков во вражде к Православной Церкви, но и потому, что попытка митрополита Сергия и его Синода начата ими и движется вперед не по каноническим рельсам, следовательно, не по пути церковной правды"252.
По почину епископа Василия часть архиереев, сосланных на Соловки, составляет отзыв на "Декларацию", в котором делаются возражения против отдельных ее положений: а) "Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства; б) послание приносит правительству "всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения". Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви; в) послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь; г) угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917–1918 гг. от 2/15 августа 1918 г., разъяснившего всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшего всех лиц, лишенных сана за политические преступления в прошедшем"253.
Некоторые из архипастырей, недовольные новым курсом церковной политики Заместителя Местоблюстителя и его Синода, отказывались принимать назначения и по собственной воле уходили на покой. Так поступил бывший Серпуховской епископ Арсений (Жадановский); епископ Серафим (Звездинский) в ответ на требование митрополита Сергия прочитать перед паствой "Декларацию" сказал, что "морально не способен делать то, чего хотят не любящие Христа Спасителя". При этом присутствовал архиепископ Тамбовский Зиновий (Дроздов), и они тут же подали составленные заранее прошения об увольнении на покой.
Не был согласен с митрополитом Сергием и передавший ему церковную власть архиепископ Угличский Серафим (Самойлович). Осуждал "Декларацию" и церковную политику Патриархии архиепископ Феодор (Поздеевский), впрочем не одобрявший уже и линии, выбранной Патриархом Тихоном после освобождения из тюрьмы. Владыка Феодор пользовался большим влиянием на епископат, и близкие ему по духу архиереи, епископы Гавриил (Абалышев), Григорий (Козырев), которых называли "даниловцами" по монастырю, где пребывал архиепископ Феодор, разделяли его отношение к "Декларации". Самым непримиримым в этой группе архиереев был епископ Дамаскин (Цедрик), который обратился к митрополиту Сергию с резким посланием: "За что благодарить? За неисчислимые страдания последних лет? За храмы, попираемые отступниками? За то, что погасла лампада преподобного Сергия? За то, что драгоценные для миллионов верующих останки преподобного Серафима, а еще ранее останки святых Феодосия, Митрофана, Тихона и Иоасафа подверглись неимоверному кощунству? За то, что замолчали колокола Кремля? За кровь митрополита Вениамина и других убиенных? За что?.."254
Временно управлявший Вятской епархией епископ Виктор (Островидов), получив "Декларацию", отослал ее обратно в Патриархию, а вслед затем и письмо с весьма мрачной оценкой документа и его автора. По мнению епископа Виктора, "Декларация" содержит "тяжелую неправду" и "возмущающее душу глумление над Святой Православной Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию". Он называет ее прискорбным отречением от самого Господа Спасителя. "Сей же грех, как свидетельствует слово Божие, не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели"255.
В Воткинской и Вятской епархиях начались нестроения и распри. Архиепископ Вятский Павел (Борисовский), введенный в Синод, одобрял, естественно, линию митрополита Сергия и осудил поведение своего викария, паства же разделилась. Синод потребовал, чтобы епископ Виктор "как викарий знал свое место и во всем подчинялся бы правящему архиерею". Затем Синод принял постановление об упразднении новосозданной и еще не утвержденной Воткинской епархии и об устранении епископа Виктора от временного управления Вятской епархией. Арестованный и сосланный в Соловецкий лагерь епископ Виктор впоследствии согласился с аргументами архиепископа Илариона, что разрыв общения с Заместителем Местоблюстителя — это каноническое преступление, и в начале 1929 г. сообщил вятской пастве о своем примирении с митрополитом Сергием. После этого разлад в Вятской епархии почти прекратился. Епископ Виктор скончался на Соловках 19 июля 1934 г.