Ю. С. Подлубнова

Вид материалаДокументы

Ю. С. Подлубнова

Екатеринбург

ЧЕРТЫ АГИОГРАФИИ в очерке М. Горького

«В. И. Ленин»

Восприятие советской культуры и искусства в последние два десятилетия сильно изменилось. За это время в науке выдвинулись различные точки зрения на эстетическую сущность соцреализма – он рассматривался как неоклассицизм, авангард, предпостмодернизм. Появились работы, определяющие основу тоталитарной культуры как «симбиоз религии и мифологии» и предлагающие рассматривать соцрелистический канон как архетипически связанный с каноном религиозного искусства1. Существование в советской литературе некоего жанро-тематического образования, которое можно назвать ленинской «агиографией», сегодня уже не вызывает сомнения2. Более того, известна статья Ю. Шатина, касающаяся эстетики агиографического дискурса в поэме Маяковского «Владимир Ильич Ленин». В этой связи нам представляется целесообразным взглянуть с точки зрения агиографии на очерк Максима Горького «В. И. Ленин».

Горький, в отличие, например, от Маяковского, был лично знаком с Лениным еще с 1905 года. При создании очерка прозаик имел вполне реалистические представления равно как о положительных, так и отрицательных сторонах личности вождя революции. Как известно, эти представления не воспретили, а может, даже позволили ему в серии публицистических заметок, озаглавленных в последующем как «Несвоевременные мысли» (1917-1918), делать резкие высказывания по поводу диктаторской политики, проводимой Лениным и большевиками в стране. Однако к моменту создания очерка Горький все же отказывается от какой-либо критики всенародного Ленина и создает очень идеализированный образ.

Возможно, что немалую роль в идеализации Ленина сыграл выбранный прозаиком жанр литературного портрета. «Свои литературные портреты он стремится, как правило, возвести к тому обобщающему плану, в котором «великое» утверждается как некая норма, как общеобязательный идеал человека»3, – пишет Е. Тагер. Таким индуктивным путем происходила идеализация образа Ленина. Горький делает акцент только на тех чертах вождя, которые соответствуют его представлениям об идеальном человеке. При этом он, в сущности, не рассказывает о вожде ничего нового: ленинский миф к моменту написания очерка уже существовал в общественном сознании эпохи и содержал определенные характерологические моменты. В этом плане чрезвычайно важно, что формирующаяся в 1920-е гг. лениниана активно перерабатывала христианские архетипы. Горький поддерживает эту традицию: агиографическое в образе Ленина, вполне возможно, намеренно оказывается заостренным (Горький отлично знал памятники религиозной литературы и особенности их канона и, ко всему прочему, прозаик не всегда был атеистом и, как известно, увлекался идеями богостроительства).

Образ Ленина, нарисованный Горьким в двух вариантах очерка, примерно одинаков. Он создается за счет привлечения нескольких архетипов. Это архетипы подвижника, культурного героя и идеального правителя. Ленин в очерке призван воплотить в жизнь идею социальной справедливости. Для этого он вынужден вести определенный образ жизни. Писатель напрямую характеризует его как подвижника-аскета: «…его героизм – его нередкое в России скромное, аскетическое подвижничество честного русского интеллигента-революционера, непоколебимо убежденного в возможности на земле социальной справедливости, героизм человека, который отказался от всех радостей мира ради тяжелой работы для счастья людей»4. Но Ленин здесь не просто интеллигент. Он оказывается классическим примером идеального русского человека с его приверженным различного рода крайностям характером. Его «самой резкой» чертой в очерке Горького становится внешняя простота при необычайно глубокой, важной для общественности мыслительной деятельности. Недаром сормовский рабочий скажет о нем: «Прост, как правда» (15). Правда, при ее универсальном и сложном внутреннем содержании, внешне всегда проста, даже груба.

Отсюда очевидный в очерке авторский акцент на заурядной внешности Ильича (отсюда и сама номинация вождя по отчеству, просто Ильичом, как внешне непритязательного, приятного всем человека в годах). Горький постоянно подчеркивает неприглядную внешность этого «лысоватого, картавого» (7) человека, который, в быту остается незаметным на фоне других действующих лиц. Даже легендарная «светлая голова» (11)5 вождя в подобном контексте оказывается лишь блестящей лысиной. Простота характеризует горьковского Ленина и в поведении. Поставивший служение идее всечеловеческого счастья выше собственного благополучия, Ильич скромен и непритязателен. Зато, «неприхотливый, чуждый привычки к вину, табаку», герой занят «с утра до вечера сложной, тяжелой работой» (37). Во имя общественно важного дела он всячески ограничивает себя. «Человек изумительной воли, Ленин в высшей степени обладал качествами, свойственными лучшей революционной интеллигенции, – самоограничением, часто восходящим до самоистязания, самоуродования, рахметовских гвоздей…» (36) – пишет Горький. Подобные характеристики приближают образ героя очерка не только к легендарным образам героев-революционеров, но и к образам христианских святых и подвижников из древнерусских текстов.

Так, Ильич, подобно многим подвижникам (обладающим соборным сознанием), посильно участвует в мирских делах. Например, зорко следит за жизнью товарищей, проявляет заботу об их здоровье и комфортном существовании. Не менее, а то и более зорко герой следит и за нуждами простых, незнакомых ему людей, пролетариев, находится в курсе их дел. В Лондоне 1907 года свободные от заседаний съезда часы и минуты Ильич проводит среди рабочих, расспрашивая их о «самых мизерных мелочах быта» (14). По силе любви к партийным собратьям и пролетариату он, безусловно, выше всех прочих героев очерка и приближается к образу Христа и подвижников.

Ленин-подвижник в очерке Горького воплощает те инвариантные модели, которые стали сакральны в христианстве благодаря примеру Христа. Герой здесь одновременно Учитель-проповедник, Чудотворец, Мученик. Например, в качестве проповедника Ленин проявляет себя на лондонском съезде партии в 1907 году. С церковной кафедры (!) герой дает мощный словесный отпор лидерам меньшевистской оппозиции: Плеханову, Дану, Мартову. Именно его речь оказывается коммуникативно успешной: присутствующая на съезде рабочая масса верит именно Ильичу. Такое ленинское умение убеждать силой слова собеседника либо группу слушателей воспринимается Горьким чуть ли не как мистическая одаренность героя: «Иногда казалось, что неукротимая энергия его духа брызжет из глаз искрами и слова, насыщенные ею, блестят в воздухе. Речь его всегда вызывала физическое ощущение неотразимой правды» (29). Потому образ Ленина в очерке близок образу Чудотворца. В подобном контексте главным чудом, совершенным Лениным, являются, конечно, его революционные преобразования в России. Помимо этого герой очерка оказывается обладателем чуть ли не магических «острых» глаз6, способных проникать тайное тайных человеческих помыслов. Герою приписывается дар предвидения. «Далеко вперед видел он и, размышляя, разговаривая о людях в 19-21 годах, нередко и безошибочно предугадывал, каковы они будут через несколько лет» (6).

Кроме того, Ленин в очерке выступает в качестве Мученика. Надо сказать, что Горький опускает многие эффектные с мартирологической точки зрения моменты ленинской биографии, но с нескрываемой жалостью к участи героя пишет: «…великое дитя окаянного мира сего, прекрасный человек, которому нужно было принести себя в жертву вражды и ненависти ради осуществления дела любви» (30).

Говоря о сюжетном устройстве очерка, стоит отметить, что «В. И. Ленин» демонстрирует особенности, свойственные, в первую очередь, жанру литературного портрета, и потому, характеризуя Ленина, Горький не приводит моменты духовного роста этого уникального человека. Тем не менее, в этом портрете наличествует некая эволюция социального положения героя. Если на лондонском съезде Ленин является всего лишь предводителем большевиков (то есть, уравнен в своих правах, например, с Плехановым), то после революции он оказывается фактически полноправным вождем огромной страны, потенциально – вождем трудящихся всего мира. Этот эволюционный момент в судьбе Ленина – лишь с учетом выявленных ранее архетипических составляющих в образе героя – можно трактовать как элемент классического житийного сюжета.

Как агиографический элемент сюжета в очерке – с той же оговоркой – можно истолковать и осмысление факта смерти героя. Смерть Ленина в очерке становится эпизодом ключевым (он расположен в сильных смысловых позициях – в начале и в финале произведения). Читатель понимает, что именно реальная смерть Ленина дала творческий импульс создателю очерка. Что немаловажно, текст Горького имеет и посмертное чудо, произошедшее благодаря как бы неким эманациям духа героя в земной мир. Писатель дарует Ленину духовное бессмертие: «Вот он не существует физически, а голос его все громче, победоноснее звучит для трудящихся земли, и уже нет такого угла на ней, где бы этот голос не возбуждал волю рабочего народа к революции, к новой жизни, к строительству мира людей равных» (28). На уровне композиционной организации очерка-портрета для нас важна произведенная Горьким для второго варианта текста «замена тематического принципа изображения хронологическим»7, принципом знаковым с точки зрения агиографии.

Субъектно-объектный уровень организации очерка и внутритектстовые авторские репрезентации также могут быть представлены как агиографические. Авторская линия содержит характерные в этом плане моменты. Очевидно, что Горький сознательно строит определенный образ автора. В очерке он малосамостоятелен, его лицо определяется в первую очередь этикетным отношением к главному герою. Так, автор полностью разделяет метафизические убеждения своего героя («…в мире есть только одна сила, способная освободить ее из плена хищников, – сила правды Ленина» (25)); подчеркивает, что имеет меньший, чем у героя статус в сложившейся социальной и «конфессиональной» иерархии; к герою относится благоговейно (использует прием панегирика и похвалы), к себе – самоуничижительно (например, кается в идеологической близорукости и признается в совершенных политических просчетах). Мы можем говорить об этикетном лице автора и о наличии пиететной дистанцированности между героем очерка и автором. Это еще одна агиографическая черта данного текста.

Остается сказать несколько слов по поводу бытования очерка в советской литературе и действительности. «В. И. Ленин» в силу политического рейтинга Горького в конце 1920 – начале 1930-х годов тотчас же после своего появления из печати приобрел статус классического произведения советской литературы, а позднее был зачислен в ряд канонических текстов социалистического реализма. В советской действительности данный очерк Горького не редко рассматривался как воспитательная литература (он, например, входил в школьную программу). Эта особенность бытования произведения свидетельствует о его нахождении в той социокультурной нише, которую прежде занимала религиозная литература.


1 См.: Добренко Е. Метафора власти: Литература сталинской эпохи в историческом освещении / Е. Добренко. München, 1993; Кларк К. Советский роман: история как ритуал / К. Кларк. Пер. с англ. Екатеринбург, 2002; Глотов А. Л. ...Иже еси в Марксе (Русская литература XX века в контексте культового сознания) / А. Л. Глотов ; и др.

2 См.: Вайскопф М. Писатель Сталин / М. Вайскопф. М., 2002. С. 210; Тумаркин Н. Ленин жив! Культ Ленина в Советской России / Н. Тумаркин. Пер. с англ. С. Л. Сухарева. СПб., 1997. С. 194. Более того, широко известна статья Ю. Шатина, касающаяся эстетики агиографического дискурса в поэме Маяковского «Владимир Ильич Ленин». См.: Шатин Ю. В. Эстетика агиографического дискурса в поэме В. В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин» / Ю. В. Шатин // Дискурс. 1996. № 2. С. 24-30.

3 Тагер Е. Б. Жанр литературного портрета в творчестве Горького / Е. Б. Тагер // Избранные работы о литературе. М., 1988. С. 143.

4 Горький М. В. И. Ленин / М. Горький // Собр. соч. В 30 т. Т. 17. Рассказы, очерки, воспоминания. 1924-1936. М., 1952. С. 6. Здесь и далее используется вторая версия очерка. Номера страниц для удобства указываются в тексте, в скобках.

5 Что интересно, устойчивый для ленинианы мотив «светлой головы» вождя появляется лишь во втором варианте очерка Горького. Этот факт, безусловно, является иллюстрацией зависимости писателя от клише современной ему литературы и публицистики.

6 Еще один общий для ленинианы мотив. Ср., например, с «без промаха бьющим глазом» вождя в поэме Маяковского, «пронзающие даль глаза» в стихотворении Бедного «Земля! Земля!».

7 Барахов В. С. Искусство литературного портрета. Горький о В. И. Ленине, Л. Н. Толстом, А. П. Чехове / В. С. Барахов. М., 1976. С. 131.