Учебное пособие кемерово 2001 удк 947

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Лекция № 9

Сталинская модернизация.

Социально-политические процессы

и общественная мысль

в условиях тоталитарного режима.

9.1. Обострение противоречий НЭПа и возможные варианты их разрешения.

9.2. Курс на индустриализацию и его осуществление.

9.3. Коллективизация в СССР.

9.4. Форсированное развитие страны и его результаты.

9.5. Социально-политическая структура СССР в 30-е годы. Народ и власть.

Литература:

Боффа Д. История Советского Союза. – М., 1994.

Бутенко А.П. Откуда и куда идем. – Л., 1990.

Головатенко А.. Социализм: теория и практика. - М., 1999.

Горбовский А., Семенов Ю. Закрытые страницы истории. – М., 1988.

Зуев М.Н. История России (учебник для вузов). – М., 1998.

История отечества в документах. 1917-1993 гг., - Ч.1. – М., 1994.

История России. Россия в мировой цивилизации (курс лекций). – М., 1998.

История России. 20 век: выбор моделей общественного развития. - М., 1994.

История России (учебник под ред. В.П. Дмитренко). – М., 1997.

Мунчаев Ш.М. Отечественная история (учебник). - М., 1998.

Страницы истории советского общества. Люди. Проблемы. Факты. - М., 1989.

9.1. Обострение противоречий нэпа

и возможные варианты их разрешения.

По мере завершения восстановительного периода в 1925-1926 гг. обострялись присущие НЭПу противоречия. В экономику требовались значительные инвестиции для обновления машинного парка, создания новых производств. Речь шла об отраслях тяжелой индустрии с длительным сроком оборота капитала. Однако жесткая правительственная политика в вопросах уплаты дореволюционных долгов, компенсаций за национализированную собственность препятствовала притоку капиталов извне; перелив же внутренних частнокапиталистических накоплений в тяжелую промышленность блокировался законодательным путем. Индустриальный рост требовал увеличения товарности крестьянского хозяйства (чтобы накормить растущие города, обеспечить сырьем промышленность, форсировать агроэкспорт с целью импорта оборудования); однако в деревне тормозилось развитие индивидуальных крупно-товарных хозяйств, а на развертывание коллективных хозяйств не хватало средств.

В социально-политической сфере усиливалось противоречие между многообразием социальных интересов и большевистским авторитаризмом: хозяйственно возрождающаяся деревня, крепнущий частнопредпринимательский сектор стремились обеспечить политические гарантии своих экономических интересов, что в условиях однопартийной системы вело к усилению фракционной борьбы в ВКП(б), к росту коррупции в госаппарате.

Нарастал антагонизм между политикой и экономикой. В городе партию в основном пополняли “рабочие от станка”, не питавшие особых симпатий к “нэпманам”. В деревне главным источником пополнения рядов партийно-советского аппарата являлись “жертвы рынка” - разорявшиеся крестьяне (беднота). Вследствие этого можно представить “любовь” большинства городских и сельских функционеров к НЭПу.

Применительно к конкретно-историческим условиям конца 1920-х гг. можно смоделировать следующие варианты экономического развития. Либо дальнейшее развитие НЭПа и расширение сферы рыночной экономики. При этом отечественный частный капитал, при его незначительных размерах в основном устремился бы в производство предметов потребления и в аграрный сектор. На иностранные инвестиции в условиях “великого кризиса” и депрессии 1930-х гг. рассчитывать не приходилось. В результате наблюдалась бы стагнация производства в тяжелой промышленности. Либо дальнейшее ограничение рыночных начал в экономике, переход к “мобилизационно-командной” модели. В этом случае государство административными методами блокировало бы перелив капиталов в легкую промышленность и в аграрный сектор, сконцентрировав материальные и финансовые ресурсы в тяжелой промышленности.

Полную либерализацию рыночных отношений в экономике не предлагало ни одно из влиятельных течений в руководстве большевистской партии. Таким образом, в конце 1920-х гг. перед советской экономикой встали две реальные альтернативы развития (обеспеченные политически); либо продолжение НЭПа - группа Бухарина, либо форсированный переход к “государственному социализму” - группа Сталина.

9.2. Курс на индустриализацию

и его осуществление.

События, связанные с “великим переломом” мы вправе рассматривать как сталинский путь социалистического строительства. Его принципом были жесткая централизация, администрирование, приказы. На рубеже 1929-1930 гг. в промышленности были созданы крупные объединения, концентрировавшие в своих руках все вопросы, относящиеся к производству, сбыту и к снабжению.

Деятельность советского руководства в последней трети 1920-х гг. была направлена на свертывание НЭП. Закрывались товарные биржи и ярмарки. Численность банковских учреждений сократилась с 1175 в 1926 г. до 764 к апрелю 1930 г. Такое уменьшение было оценено как явно недостаточное. Встал вопрос о закрытии всех частных и специализированных банков. Утверждалось мнение о необходимости сократить количество налогов и налоговый аппарат, а заодно свести к минимуму и кредитную систему. Сокращалась численность потребительских кооперативов. В одном из принятых тогда постановлений ЦК ВКП(б) речь шла о заключении договоров, с помощью которых (без участия денег) деревня дает городу сельскохозяйственные продукты, а государство снабжает крестьян средствами производства и предметами потребления. В печати появились статьи об отмирании денег, о переходе от торговли к прямому безденежному распределению продуктов. Существование карточек трактовалось при этом не как вынужденная мера, а как ступень на пути к более высокой стадии развития экономики, к социализму. Аналогично оценивалось решение, позволившее отныне только государству в централизованном порядке распределять средства производства.

Так представление о ликвидации НЭПа входило в сознание масс, которые видели жесткое и быстрое свертывание рыночных отношений, вытеснение экономических методов управления административными. В памяти миллионов еще жило то время, когда в условиях гражданской войны и интервенции, в обстановке “военного коммунизма” сложилась и господствовала система командного руководства всеми сферами жизни общества. Ее главный результат был известен: выстояли, победили, не отступили от революционных завоеваний. Возвращение к прежним, проверенным приемам наступления на капитал многие рабочие встречали с одобрением.

Коренной поворот в политике Сталин и его окружение совершили сразу же после принятия пятилетнего плана. Политика Сталина строилась в расчете на беспрекословное подчинение партийного аппарата и всей партии. Здесь он с самого начала уходил от Ленина и принципиально не мог получить поддержку группы Бухарина. Избавление от последней предопределило окончательное утверждение его взглядов, в рамках которых принуждению, насилию, репрессиям отводилась очень важная роль.

Получив единоличное лидерство в партии и стране, Сталин взял энергичный курс на максимальное обобществление и огосударствление всех сторон экономической жизни. Общее кредо большинства членов Политбюро выразил Молотов: “Ведь в этом, собственно говоря, и заключается социализм - управлять государственным хозяйством”.

Отказ от продуманных установок первого пятилетнего плана был вызван не столько внутренними противоречиями социально-экономического развития времен НЭПа, сколько авторитарными решениями лидера партии. Так начало 30-х гг. прошло под знаком невиданного роста вложений в тяжелую промышленность. По официальным данным, за период с 1 октября 1928 г. до 1 января 1933 г. затраты на ее развитие примерно на 45 % превысили предварительно намеченные расходы. Откуда же появились дополнительные средства, исчисляемые многими миллиардами рублей? Пришлось пойти на размещение новых больших займов среди населения. Крупнейшим источником доходов стала продажа водки. Еще совсем недавно Сталин заверял, что алкоголь, с помощью которого царская Россия имела полумиллиардный доход, не будет в Советской России иметь распространения. А в сентябре 1930 г. он уже прямо писал Молотову: “Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки...”.

Еще одним источником явилась эмиссия. В 1930 г. денежная масса, находившаяся в обращении, увеличилась в два раза быстрее, чем продукция, произведенная отраслями легкой промышленности. Аналогичная тенденция действовала до конца первой пятилетки со всеми вытекающими отсюда инфляционными последствиями.

Экстраординарными мерами проводился экспорт сельскохозяйственной продукции и природных богатств. Наибольшую выручку за вывоз хлеба удалось получить в 1930 г. - 883 миллиона рублей. В тот же год продажа нефтепродуктов и лесоматериалов дала более 1 миллиарда 430 миллионов рублей. Пушнина и лен добавили почти полмиллиарда и т.д. В последующие годы цены на зерно упали на мировом рынке. Экспорт большого количества хлеба в 1932-33 гг., когда голодный мор косил советских людей, суммарно принес всего 389 миллионов рублей, а лесоматериалов - почти 700 миллионов, нефтепродуктов - еще столько же. Продажа пушнины в 1933 г. позволила выручить средств больше, чем за вывезенный в том же году хлеб.

Существенным изменениям подверглась финансовая система. Теперь все накопления изымались в госбюджет. Вместо 86 видов платежей, обязательных в середине 20-х гг., нормой стали всего два вида отчислений: отчисления от прибыли и налог с оборота. В сочетании с другими мерами это позволило правительству иметь огромные средства для нового строительства, для узаконенного существования и развития нерентабельных предприятий и даже планово-убыточных отраслей. Одновременно все звенья производства, все задания, ресурсы для их выполнения, нормы оплаты труда становились объектом прямого централизованного регламентирования. Особое значение в этих условиях приобретали такие показатели, как досрочность выполнения заданий, превышение уровня роста к предыдущему периоду.

Характеризуя “политику наиболее ускоренных темпов развития промышленности”, Сталин не постеснялся назвать ее “подхлестыванием” страны. Дело не ограничилось пересмотром заданий, рассчитанных на 1928/29-1932/33 гг. В 1931 г. Сталин заявил, будто наша страна отстала от наиболее развитых капиталистических государств на целое столетие. Но Сталин не ограничился такой постановкой вопроса и призвал советский народ ликвидировать этот разрыв за 10 лет, иначе “нас сомнут”. При всей масштабности промышленного преобразования, ставшего реальностью в 30-е годы, до рубежей, провозглашенных Сталиным и Молотовым, было еще очень далеко. Во всяком случае, на XVIII съезде ВКП(б), проходившем в 1939 г. пришлось вновь выдвигать задачу “догнать и перегнать”.

Политика “подхлестывания страны” проявилась в том, что уже через несколько недель после утверждения пятилетнего плана в рабочем порядке начался энергичный пересмотр важнейших заданий. Сначала в металлургии, потом в машиностроении, химии и т.д. Председатель ВСНХ СССР Куйбышев 14 августа 1929 г. в докладе на Президиуме ВСНХ признал возможным поднять во втором году пятилетки выпуск валовой продукции крупной промышленности уже на 28 %, а не на 21,5, как проектировалось планом. Призывы досрочно выполнить намеченную на пять лет программу заняли центральное место в газетах. Мотивы были просты. Рождается невиданное в истории общество, в его распоряжении такие рычаги, как план, соревнование, энтузиазм первопроходцев, вера в собственные силы. Следовательно, потребности народного хозяйства нужно удовлетворить в минимальные сроки.

Стремление как можно быстрее преодолеть многоукладность в народном хозяйстве, ликвидировать эксплуататорские элементы рождалось не на пустом месте. Оно подогревалось и тем, что во второй половине 1929 г. разразился кризис, охвативший весь капиталистический мир. Крепло представление о приближающемся крахе буржуазного строя. Призыв к максимальному напряжению сил, к форсированному осуществлению скачка, обеспечивающего в минимальный срок построение социализма, становился не просто заманчивым. Такой призыв, такой скачок многим представлялся уже единственно верным решением.

Пленум ЦК ВКП(б) в ноябре 1929 г. прошел уже под знаком политики “подхлестывания”. Разговор шел почти исключительно о тяжелой промышленности, о новом строительстве, о необходимости “любой ценой” ускорить развитие машиностроения, выпуск тракторов, различных видов сельхозтехники. Общий тон выступлений был оптимистичен. Результаты первого года ободряли, и ряд участников пленума твердо выразил уверенность в досрочном выполнении пятилетки. Угольщики с учетом достигнутого полагали справиться с заданием в четыре года. Тракторостроители не сомневались в возможности обогнать Америку в три года. Шло как бы соревнование за провозглашение наивысших обещаний. В итоге постановили резко увеличить в 1929/30 г. темп развития крупной промышленности по сравнению с наметками пятилетки. Причем даже не до 28 %, как предложил Куйбышев, а до 32 % - эту цифру без особых аргументов назвал Сталин.

25 января 1930 г. ЦК ВКП(б) принял обращение к партии, ко всем трудящимся с призывом еще более напрячь силы для выполнения цифр, утвержденных в ноябре 1929 г. Члены ЦК были распределены по важнейшим индустриальным районам с целью повседневного контроля за работой промышленности. На XVI съезде партии, летом 1930 г., объективный анализ опять был подменен громкими фразами и перечнем данных, на этот раз о росте промышленности за два года пятилетки (хотя до итогов второго года оставалось еще три месяца), о сдвигах по сравнению с 1926/27 г. и дореволюционным уровнем. Как и прежде, речь шла о выпуске валовой продукции. Документы свидетельствуют, что Сталин точно знал и о невозможности достигнуть 32 % роста промышленности во втором году пятилетки. Однако и это ничуть не умерило призывов к дальнейшему пересмотру оптимального варианта пятилетнего плана. А чтобы исключить малейшую возможность иных, более трезвых суждений и подходов, Сталин предупреждает: “...Люди, болтающие о необходимости снижения темпа развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших классовых врагов”.

После такой артиллерийской подготовки кто мог возразить против его директив выплавить в конце пятилетки 17 миллионов тонн чугуна (вместо 10 миллионов тонн по плану), собрать 170 тысяч тракторов (планировалось 55 тысяч), выпустить 200 тысяч автомашин - вдвое больше, чем предусматривалось раньше. На 100 % увеличивалось задание работникам цветной металлургии, сельхозмашиностроения и т.д. По выпуску продукции в третьем году пятилетки предписывалось вдвое превзойти плановое задание.

Реализовать сверхвысокие наметки не удалось. Так, вместо 17 миллионов тонн чугуна удалось выпустить всего 6,2 миллиона тонн - даже меньше, чем предусматривал пятилетний план. К срыву привели разбазаривание средств, распыление ресурсов, штурмовщина. Экономика оказалась в положении лошади, которую заставили везти непосильный груз. Трудовой порыв передовиков, соревнование, борьба за укрепление дисциплины позволили только локализовать некоторые трудности, но не предотвратить общий срыв. В 1931 - 1933 гг. темпы развития индустрии быстро упали с 23,7 % в 1928/29 г. до 5 % в 1933-м.

В официальных документах говорилось о досрочном выполнении плана первой пятилетки за 4 года и 3 месяца, причем в тяжелой индустрии на 108 %. В январе 1933 г. об этом заявил Сталин. Да и можно ли было сомневаться, если именно в те годы начал действовать Днепрогэс, вступали в строй Магнитка и Кузнецкий металлургический колосс, множилось количество автомашин, выпущенных в Москве, Нижнем Новгороде, Ярославле, впервые в мире налажено производство синтетического каучука. Построены новые города и крупные индустриальные центры. О ярких победах, о динамизме преображения, о стремительном движении вперед писали тогда свои книги, пьесы, очерки В. Катаев, Н. Погодин, И. Эренбург, М. Кольцов. А каким оптимизмом были проникнуты публицистика М. Горького или стихи В. Маяковского, посвященные рабочим Кузнецка.

Лишь немногие имели в ту пору полное представление о подлинной картине происходящего в стране, о горьких драмах и трагедиях. И еще меньше был круг высоких должностных лиц, получивших за подписью Сталина секретную телеграмму, текст которой повторял постановление, принятое Политбюро ЦК ВКП(б) 1 февраля 1933 г.: “Воспретить всем ведомствам, республикам и областям до опубликования официального издания Госплана СССР об итогах выполнения первой пятилетки издание каких-либо других итоговых работ, как сводных, так и отраслевых и районных... ”.

Данные о двукратном увеличении объема произведенных товаров, конечно, впечатляли. Стоило ли на фоне глобальных выводов говорить о том, что по добыче угля или нефти, выработке электроэнергии, выпуску тракторов, автомобилей, минеральных удобрений, выплавке чугуна, стали и т.д. рубежи, намеченные пятилетним планом, не были достигнуты. В наихудшем положении оказались отрасли, работа которых предопределялась состоянием сельского хозяйства. Так, выпуск хлопчатобумажных тканей достиг лишь 59 % намеченного, шерстяных тканей – 34 %, сахара-песка – 32 %. Хуже того, в 1932 г. продукция этих отраслей по объему заметно уступала показателям кануна пятилетки. Произошел серьезнейший спад, тяжело отразившийся на материальном положении народа.

По утверждению Сталина страна “из аграрной стала индустриальной, ибо удельный вес промышленной продукции в отношении сельскохозяйственной поднялся с 48 % в начале пятилетки (1928 г.) до 70 % к концу четвертого года пятилетки (1932 г.)”. Только в обстановке удушения гласности и процветания авторитарной власти Сталина можно было беззастенчиво утверждать подобное. Цены на продукцию земледелия и животноводства были в те времена искусственно занижены, причем основательно. Индустриальная же продукция, прежде всего предприятий тяжелой индустрии, оценивалась много выше ее подлинной стоимости. Если бы подсчитывали итоги в ценах, близких к реальной стоимости продукции, пришлось бы признать, что доля промышленности в начале 30-х годов еще не превзошла долю сельского хозяйства в национальном доходе страны. Это произошло куда позже, примерно через три десятилетия, в 60-е гг.

Зачем же потребовалась Сталину и его окружению фальсификация итогов первой пятилетки? Ведь по любым меркам и реальные сдвиги были огромными. Стоит назвать только удвоение промышленного потенциала, в рамках которого на первое место вышла тяжелая индустрия, самая современная для тех лет. В орбиту индустриального прогресса втягивались бывшие окраины. При общем удвоении численности рабочих и служащих шло быстрое формирование трудовых коллективов в Средней Азии, Казахстане, в районах Поволжья и других национальных регионах, где сплошь и рядом еще совсем недавно люди понятия не имели о современной технике. Небывалые для России размеры принял процесс урбанизации. Выросли десятки новых городов и промышленных поселков. В середине пятилетки было покончено с безработицей.

Обман призван был укрепить авторитет проводимой Сталиным политики, дальновидность и непогрешимость вождя. Он имел целью скрыть грубейшие просчеты и произвол совершенные на волне того подъема, который ознаменовал начало пятилетки. Скрыть, что вопреки сталинским прогнозам уже в 1931 г. проявилось снижение темпов роста промышленности, резкое ухудшение всех качественных показателей работы предприятий, невыполнение планов. Признать это - значило признать правоту Бухарина, “уклонистов”, которые предупреждали об опасности волюнтаристского подхлестывания страны.

По признанию Сталина, вторая пятилетка уже не требовала “подхлестывания”. В известном смысле так и было, если, конечно, сводить этот метод руководства к повышению темпов роста промышленности. Предполагалось, что в 1933 - 1937 гг. прирост продукции составит в среднем 16,5 % в год, то есть намного меньше, чем в первой пятилетке. При этом отрасли группы “Б” (предприятия по выпуску предметов потребления) должны были по темпам роста заметно превзойти отрасли группы “А” (тяжелую промышленность). Руководители государства видели в этом одну из специфических черт политики индустриализации на новом этапе социалистического строительства, который они связывали с усилением внимания к подъему жизненного уровня трудящихся.

Планы и теперь неоднократно менялись, подвергались корректировке, но прежнего произвола, как правило, не было. В годы второй пятилетки Г. Орджоникидзе (в 1930 г. он возглавил ВСНХ СССР вместо В. В. Куйбышева) стал гораздо более реалистично оценивать хозяйственные ситуации, возможности нашей экономики в целом. Работники ВСНХ больше не ратовали за увеличение выплавки чугуна “любой ценой”. Нередко их руководитель шел даже на уменьшение ряда заданий. Качественно новым стало отношение к соревнованию, к материальному стимулированию, что отразилось в рождении стахановского движения.

Все это дало свои плоды. В строй вступило еще 4500 крупных предприятий. Подъем производительности труда (она выросла вдвое) стал решающим фактором роста производства, произошло заметное усиление его интенсификации. Валовая продукция увеличилась в 2,2 раза. Шло упорное освоение новой техники, вытеснение экстенсивных методов становилось отличительной чертой нового периода. Промышленность уже не приносила убытки, как это было до середины 30-х годов. Что особенно важно, быстро повышался технический уровень промышленности, связанный и с распространением самого современного оборудования, и с выучкой кадров. Прогрессивное изменение структуры производства сопровождалось становлением и упрочением таких важнейших отраслей, как автомобильная, тракторная, самолетостроение, электротехника, радиопромышленность, призванных играть особо важную роль в укреплении обороноспособности СССР.

Принципиально важным результатом осуществления в 1933-1937 гг. политики индустриализации стал сдвиг в преодолении технико-экономической отсталости СССР. За годы второй пятилетки наша страна, по существу, прекратила ввоз сельскохозяйственных машин и тракторов, покупка которых за рубежом в предыдущую пятилетку обошлась в 1150 мил. рублей. Столько же средств было тогда истрачено и на хлопок, теперь также снятый с импорта. Затраты на приобретение черных металлов с 1,4 миллиарда рублей в первой пятилетке сократились в 1937 г. до 88 миллионов рублей. В 1936 г. удельный вес импортной продукции в общем потреблении страны снизился до 0,7 %. Торговый баланс СССР к исходу второй пятилетки стал положительным.

В ходе промышленного преобразования страны, охватившего все республики и регионы, вырос рабочий класс, на долю которого в 1939 г. приходилась треть населения, а вместе со служащими рабочие составляли уже свыше половины трудящихся. В 1926 г. в городах проживало примерно 18 % граждан СССР, в 1939 г. - фактически уже треть населения страны.

По структуре промышленного производства Советский Союз вышел на уровень развитых стран мира. По объему промышленной продукции он обогнал Англию, Германию, Францию и занял второе место в мире, уступая лишь США. А по темпам индустриального роста впервые превзошел и показатели развития американской экономики.

Фиксируя общие сдвиги и достижения, приходится однако признать, что широко известные выводы о досрочном выполнении плана второй пятилетки истине не соответствуют. Как и при оценке итогов прежней пятилетки, руководство вновь пошло на приукрашивание общей картины, правильнее сказать, на искажение полученных результатов. Это относится не только к данным об увеличении национального дохода и подъеме материального уровня жизни трудящихся, их потребления. Проанализировав 46 важнейших показателей плана второй пятилетки, исследователи пришли к выводу о том, что только по 10 задания были выполнены. Если же взять полный набор показателей, то уровень выполнения составит примерно 70-77 %.

Сказанное не умаляет всей важности скачка, который по праву, оценивается как промышленное преобразование страны, обеспечившее технико-экономическую независимость СССР в капиталистическом окружении, суверенность и оборонную мощь государства. В то же время объективный взгляд на события 30-х гг. показывает, что именно тогда сложилась административно-командная система, утвердился технократизм, нормой стала ориентация на затратный механизм, на экстенсивное развитие и т.п. И в те же годы в строй вступали миллионы новых рабочих, техников, инженеров, ученых, партийных руководителей и хозяйственников, способных на невиданный энтузиазм во имя революционного переустройства общества. Вопреки всякого рода препятствиям они построили Турксиб, Днепрогэс, Магнитку, Уралмаш, сотни индустриальных центров и более 9 тысяч промышленных предприятий, вывели СССР на уровень крупнейших достижений НТР.

9.3. Коллективизация в СССР.

Преобразование сельского хозяйства на основе социальной и технической реконструкции было исторической необходимостью. К концу 20 гг. ход социально-экономического развития поставил эти вопросы в повестку дня. Хозяйствование на мелких клочках земли с помощью примитивных орудий обрекало крестьян на тяжелый ручной труд, обеспечивая им всего-навсего поддержание существования. Низкий уровень сельскохозяйственного производства сдерживал общее экономическое развитие страны, ставил серьезные преграды начинавшейся индустриализации. Вместе с тем эта необходимость не требовала проведения “сплошной коллективизации” за два или три года и любыми средствами. Никакие объективные условия не могут оправдать того насилия над крестьянством, которое было совершено при проведении коллективизации и раскулачивания “по-сталински”.

До сих пор прочно сохраняется один из стереотипов сталинской концепции, будто именно на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 г. был провозглашен “курс на коллективизацию”. В действительности же на съезде речь шла о развитии всех форм кооперации, ни сроков, ни форм, ни способов кооперирования крестьянских хозяйств съезд не устанавливал. Решение съезда о переходе к политике наступления на кулачество имело в виду последовательное ограничение эксплуататорских возможностей кулацких хозяйств, их активное вытеснение экономическими методами, а не путем разорения или принудительной ликвидации. В целом XV съезд никак не может быть назван “съездом коллективизации сельского хозяйства”. Вопросы кооперирования занимали важное место в его работе, однако задачи ускорения процессов роста промышленности и сельского хозяйства должны были реализовываться на основе НЭПа.

К 1927 г. в стране складывалась крепкая система сельскохозяйственной, кустарно промысловой и потребительской кооперации. Вместе они охватывали свыше двух третей товарооборота между городом и деревней, обеспечивая тем самым прочную экономическую связь между крестьянскими хозяйствами и промышленностью. Развитие капиталистических элементов и в торговле, и в производстве находилось уже под достаточно полным и эффективным контролем. Таким образом, были все условия для того, чтобы на основе общего производственного подъема деревни в период за две пятилетки создать при этом мощный сектор коллективного земледелия. Трудности на этом пути были неизбежными (особенно в связи с задачами индустриализации), но и преодолимыми, без насилия над крестьянством.

В 20-х годах был наметился подъем крестьянского хозяйства, свидетельствовавший о благотворных результатах национализации земли и освобождения крестьян от помещичьего гнета, а также об эффективности новой экономической политики. За три-четыре года крестьяне восстановили сельское хозяйство после сильнейшей разрухи. Однако в 1925-1929 гг. производство зерна колебалось на уровне чуть выше довоенного. Рост производства технических культур продолжался, но был умеренным и неустойчивым. Хорошими темпами увеличивалось поголовье скота: с 1925 по 1928 г. примерно на 5 % в год. Словом, мелкое крестьянское хозяйство отнюдь не исчерпало возможностей для развития. Но, конечно, они были ограниченными с точки зрения потребностей страны, вступившей на путь индустриализации.

Кризис хлебозаготовок в конце 1927 г. возник как результат рыночных колебаний, а не как отражение кризиса сельскохозяйственного производства, а тем более социального кризиса в деревне. Конечно, сокращение государственных заготовок хлеба создавало угрозу планам промышленного строительства, осложняло экономическое положение, обостряло социальные конфликты и в городе, и в деревне. Обстановка создавшаяся к началу 1928 г. требовала взвешенного подхода. Но сталинская группа пошла на слом НЭПа и широкое применение чрезвычайных мер, то есть насилия над крестьянством. На места последовали подписанные И.В. Сталиным директивы с угрозами в адрес партийных руководителей и требованием “поднять на ноги партийные организации, указав им, что дело заготовок является делом всей партии”, что “в практической работе в деревне отныне делается ударение на задаче борьбы с кулацкой опасностью”. Таким языком с партийными работниками и организациями ЦК не вел разговоров с гражданской войны.

Тон был задан сталинской поездкой по округам Сибири в январе - феврале 1928 г. Во время этой инспекции были сняты с работы и подвергнуты наказаниям, вплоть до исключения из партии, многие десятки местных работников - за “мягкотелость” и “примиренчество” с кулаком и т.п. Волна замены партийных, советских, судебных и хозяйственных работников прокатилась тогда по всем районам. На Урале за январь - март 1928 г. были отстранены 1157 работников окружного, районного и сельского аппарата. Все это нагнетало обстановку нервозности и административного произвола. Началось закрытие рынков, проведение обысков по крестьянским дворам, привлечение к суду владельцев не только спекулятивных хлебных запасов, но и весьма умеренных излишков в середняцких хозяйствах. Суды автоматически выносили решения о конфискации как товарных излишков хлеба, так и запасов, необходимых для производства и потребления. Аресты в административном порядке и тюремные заключения по приговорам судов довершают картину произвола и насилия, чинимого в деревне зимой и весной 1928 г.

Волна массового недовольства прокатилась по районам хлебозаготовок уже весной 1928 г. Во многих местах были отмечены демонстрации крестьян в городах, учтено около 150 массовых выступлений на Украине, Северном Кавказе, в Сибири, Казахстане и других районах. Казалось, эти факты были учтены июльским Пленумом ЦК ВКП(б), подтвердившим сохранение НЭПа и запретившим применение чрезвычайных мер. Однако “чрезвычайщина” на заготовках хлеба в дальнейшем приобретала все более широкие масштабы. В следующей хлебозаготовительной кампании, особенно к весне 1929 г., под давлением непосильных заданий местные организации становились на путь невольных обысков и арестов. Нарушения законности, произвол, насилие вызывали открытые протесты крестьян, вплоть до вооруженных восстаний. В 1929 г. было зарегистрировано до 1300 “кулацких” мятежей.

Анализ происхождения кризиса хлебозаготовок и путей его преодоления был в центре внимания апрельского и июльского пленумов ЦК ВКП(б) в 1928 г. На этих пленумах выявились коренные расхождения в позициях Бухарина и Сталина в предлагаемых ими решениях возникших проблем. Для Сталина кризис хлебозаготовок объяснялся “кулацкой стачкой” - выступлением выросшего и окрепшего в условиях НЭПа кулачества против Советской власти. Вообще все трудности, по Сталину, создавались врагами: “Мы имеем врагов внутренних. Мы имеем врагов внешних. Об этом нельзя забывать... ни на одну минуту”. И средства преодоления трудностей виделись ему в беспощадном уничтожении врагов, среди которых на первом месте стояли кулаки.

Н.И. Бухарин при анализе тех же явлений делал акцент на имеющихся недостатках и ошибках в работе органов власти. Отсюда и альтернатива сталинской линии - улучшение работы партийно-государственных органов по созданию условий для кооперирования сельского хозяйства на базе совершенствования экономического механизма, сложившегося в годы НЭПа(отказ от “чрезвычайных” мер, сохранение курса на подъем крестьянского хозяйства и развитие торгово-кредитных форм кооперации, повышение цен на хлеб и др.). Предложения Н.И. Бухарина были отвергнуты как уступка кулаку.

Довольно реален был и другой вариант: добиться в течение первой пятилетки (1928/29-1932/33 гг.), чтобы кооперация охватила до 85 % крестьянских хозяйств, из которых 18-20 % предполагалось вовлечь в колхозы.

Осуждение группы Бухарина в 1929 г. как “правооппортунистической” и в отстранении ее от участия в политическом руководстве ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) лишил крестьянство иных альтернатив, кроме поголовного “околхозивания”. В это же время был фактически отброшен и первый пятилетний план: продуманные и взаимосвязанные задания стали произвольно пересматриваться в сторону увеличения без учета реальных условий и возможностей. Начиналась безумная и безумная гонка “за темпом”.

Если сформулировать подлинные цели коллективизации “по-сталински”, то они могут выглядеть следующим образом:

- получение средств на индустриализацию за счет продажи сельхозпродукции наряду с другими экспортными товарами за границу;

- обеспечить людские ресурсы для строительства промышленных предприятий за счет миграции населения из деревни;

- уничтожить кулака и поставить под полный контроль государства самостоятельного сельского производителя.

- наладить бесперебойное обеспечение городского населения сельскохозяйственной продукцией.

“Курс на сплошную коллективизацию” вырабатывался в ходе кризиса хлебозаготовок и в непосредственной связи с ним. Меры по борьбе с кризисом сочетали как политико-административный нажим на крестьян не желавших продавать хлеб государству по низкой цене, так и экономическое стимулирование кооперативных форм ведения сельского хозяйства. Резко возрастают масштабы государственной помощи колхозам - кредитование и снабжение машинами и орудиями, передача лучших земель, налоговые льготы. Партийные и советские организации разворачивают активную пропаганду коллективного земледелия, работу по практической организации колхозов. Летом 1929 г. провозглашается лозунг “сплошной коллективизации” крестьянских хозяйств целых округов (первым среди них стал Хоперский округ Нижневолжского края).

Тенденция к сплошной коллективизации отражала позицию Сталина и его окружения. В основе этой позиции лежало пренебрежение к настроениям крестьянства, игнорирование его неготовности и нежелания отказаться от собственного мелкого хозяйства. “Теоретическим” обоснованием форсирования коллективизации явилась статья Сталина “Год великого перелома”, опубликованная 7 ноября 1929 г. В ней утверждалось, что в колхозы якобы пошли основные, середняцкие массы крестьянства, что в социалистическом преобразовании сельского хозяйства уже одержана “решающая победа” (на самом деле в колхозах тогда состояло 6-7 % крестьянских хозяйств, при том, что свыше третьей части деревни составляла беднота).

Следующий шаг на пути усиления гонки за “темпом коллективизации” был сделан на ноябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) того же 1929 г. Задача “сплошной коллективизации” ставилась уже “перед отдельными областями”. Сообщения членов ЦК, сигналы с мест о спешке и принуждении при организации колхозов не были учтены. Вся работа по организации колхозов проходила под лозунгом: “Кто больше!” На местах директивы округа иногда преломляются в лозунг: “Кто не идет в колхоз, тот враг Советской власти!”

Руководители парторганизаций Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, Украины стали брать своего рода “обязательства” по проведению коллективизации к лету 1931 г. Но и эти “обязательства” были признаны недостаточными. Вот как выступил В.М. Молотов: “...для основных сельскохозяйственных районов и областей, при всей разнице темпов коллективизации их, надо думать сейчас не о пятилетке, а о ближайшем годе”. 5 января 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) “О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству”. Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллективизацию “осенью 1930 г. или во всяком случае весной 1931 г.”, а остальные зерновые районы - “осенью 1931 г. или во всяком случае весной 1932 г.”

Несмотря на это под сильнейшим нажимом сверху не только в передовых зерновых районах, но и в черноземном центре, и в Московской области, и даже в республиках Востока выносились решения завершить коллективизацию к концу 1930 г. Разъяснительная и организационная работа в массах подменялась грубым нажимом, угрозами, демагогическими обещаниями. Раскулачивать стали не только кулаков, но и середняков - тех, кто еще не хотел вступать в колхозы. Число раскулаченных во многих районах достигало 10-15 % крестьянских хозяйств, число “лишенцев” (лишенных избирательных прав) - 15-20 %. Грубейшие извращения допускались при обобществлении средств производства (включая единственную корову, мелкий скот и птицу).

Уровень коллективизации стремительно повышался, к январю 1930 г. в колхозах числилось свыше 20 % крестьянских хозяйств, к началу марта - свыше 50 %. Конечно, среди них было немало значившихся лишь на бумаге. Однако главным последствием насилия при создании колхозов стало массовое недовольство, истребление скота (чтобы не сдавать его в колхозы) и открытые протесты крестьян, вплоть до вооруженных выступлений. С начала января до середины марта 1930 г. их было зарегистрировано более 2 тысяч. Особенно сильными были выступления на Северном Кавказе в Осетии, Чечне и Кабардино-Балкарии, где по существу развернулась партизанская война против Советской власти. Только применение армии, жестокие преследования и расстрелы недовольных позволили взять ситуацию под контроль.

Неверно было бы отрицать наличие в деревне этого времени сторонников коллективизации, ее подлинных энтузиастов, борцов за колхозы. Они были представлены беднотой и частью середнячества, а также партийными активистами. Без их активной поддержки ни коллективизация, ни ликвидация кулачества были бы просто невозможны. Но и самый убежденный сторонник коллективного земледелия не мог понять и принять того разгула бюрократического насилия, который ворвался в деревню зимой 1929/30 г. За осень и зиму на имя Сталина и Калинина поступило из деревни 90 тысяч писем с жалобами, протестами, описаниями творившихся безобразий. И тем не менее нажим на местные организации продолжал нарастать.

Однако уже во второй половине февраля 1930 г. ЦК партии дал директивы о ликвидации спешки при организации колхозов, прекращении раскулачивания там, где сплошная коллективизация еще не началась, о необходимости учета местных условий в национальных республиках. 2 марта “Правда” опубликовала переработанный Примерный устав сельскохозяйственной артели, учитывающий возможности и настроения крестьян.

В том же номере газеты появилась статья Сталина “Головокружение от успехов”, в которой осуждались перегибы, подчеркивалась необходимость соблюдения принципов добровольности коллективизации. При этом вся ответственность за допущенные “искривления” перекладывалась на местных работников, обвиненных в “головотяпстве”. Тем не менее, достигнутый к 20 февраля 50 % уровень коллективизации объявлялся в этой статье успехом, свидетельствующим, что

Blog

Учебное пособие кемерово 2001 удк 947