К 110-летию со дня рождения К. А

Вид материала

Подобный материал:

1 2

Сергей Витушкин

к 110-летию со дня рождения К. А. Мерецкова и 65-летию Любаньской операции

Маршал северных направлений

Кирилл Афанасьевич Мерецков родился на исходе Х1Х века 7 июня 1987 года в деревне Назарьево Зарайского района Рязанской губернии (ныне Московской области). Отец его был беднейшим крестьянином.

Судьба испытывала К. А. Мерецкова на крепость, на излом, то взнося вверх, то бросая под ноги власть предержащим, провела через огонь, воду и медные трубы. Характер у юноши оказался твердый. Не сломался, не сгорел в огне, не утонул в воде, не заслушался труб. Больше двух лет маршал сражался с захватчиками на Новгородской земле.

В семье помнили, что прадед его был крепостным крестьянином, а дед — из бедных крестьян. Мечты о военной карьере до поры до времени даже не посещали юношу. До того ли было в бедном семействе, где ежедневно стоял вопрос о выживании, а не о честолюбивых помыслах! Скорее волей обстоятельств, чем осознанно, стал рязанский паренек служить в армии. Он служил, как его прадеды пахали землю — основательно, ради Отечества и ради пропитания. С осени 1904 года ходил учиться грамоте к деревенскому грамотею, бывшему фельдфебелю, воевавшему еще на русско-турецкой войне. В 1906 году в деревне открылась земская начальная школа. Четыре зимы отходил в нее Кирилл. Он помнил, как отец лет в 15 отправил его, старшего в семье сына, в Москву, наказав: “Ты уже взрослый. Пора определяться в жизни. Поезжай с дядей. Может станешь человеком!..”^¹ Дома, в деревне ничего хорошего впереди его не ожидало: только непосильный труд и бедность.

Не сразу Кирилл нашел в Москве работу. Без профессии он был мало где нужен. Наконец с помощью дяди Федора Павловича стал учеником слесаря в мастерской братьев Хаваевых. Позже он писал: ”...прошел там начальный курс пролетарской науки”. Паренька заметили и привлекли к своим делам подпольщики. Участвовал в забастовках, в стычках с мастерами, с полицией. Посещал вечерние и воскресные классы для взрослых рабочих. Не раз его увольняли, в конце концов выписали “волчий” билет. Когда Кириллом чересчур стала интересоваться полиция, подпольщики же переправили Кирилла в Судогду, городок во Владимирской губернии. Там он слесарничал, играл вечерами на гармони, а время от времени переправлял подпольщиков по указанию партийного центра в Шую или во Владимир.

Так прошло три года. Мерецков возмужал, стал много больше понимать в окружающем его мире и в несправедливом к бедным укладе общественной жизни. Здесь застала его и октябрьская революция. Как только в городке возникла партийная ячейка, четвертым в ней стал слесарь Кирилл Мерецков.^²

Новой власти требовались кадры. Возраст и отсутствие практического опыта руководства не были тогда помехами. Вот и Мерецков стал секретарем укома РСДРП, а затем начальником штаба местной Красной гвардии, формировал отряды защитников только что народившейся советской власти. Можно сказать, помогал рождаться Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА). Кругом вспыхивали кулацкие бунты, на Судогду двигались вооруженные правые эсеры. Кирилл организует отпор им. Это был его первый в жизни бой.

Вскоре К. А. Мерецков уже был комиссаром отряда Владимирского полка, направлявшегося на Восточный фронт. Полк вел бои с белочехами под Казанью. Сохранилось письмо военно-политического комиссара 2-го батальона 2-го Оршанского полка К. А. Мерецкова, присланное с фронта в адрес Судогодского уездного исполкома от 1 сентября 1918 года. Оно лежит во Владимирском областном архиве.

“...Положение наше сейчас на фронте создается приличное. С одной стороны продвигается вперед 5-я армия, с другой — 2-я. таким образом, Казань почти уже охвачена кольцом наших войск...

Немного о нашем отряде. 16 августа мы прибыли на станцию Свияжск, откуда были сейчас же отправлены на передовую линию и сейчас же перешли в наступление. Дело шло великолепно. Правда, в одном месте пришлось было податься обратно, но зато потом, собравшись, снова двинулись вперед и удалось вызвать у неприятеля панику...

В настоящее время наш отряд приписали ко второму Оршанскому полку Могилевской дивизии как батальон, для того чтобы мы могли получить обоз, которого у нас самих не было...”^³

Здесь в начале сентября погиб командир отряда С. М. Говорков и К. А. Мерецков взял на себя командование. Вскоре он был ранен в рукопашной схватке. Казань 10 сентября освободили уже без него. Но это ничего. Главное — вел себя достойно. Не побоялся ни рукопашной, ни ответственности за отряд. Награжден орденом Красного Знамени. На излете жизни К. А. Мерецков размышлял: первое боевое крещение “решило мою судьбу, подсказало, что мое место — в Красной Армии, вселило в меня желание всю свою жизнь посвятить военной службе”.^⁴

Почти два месяца находился на излечении. Штабная работа рассудительному, ценившему знания о военном деле Мерецкову была интересна. Хотелось учиться дальше, получить настоящее военное образование. Это заметили и после выздоровления губком РКП(б) направил его на учебу в Академию Генерального штаба РККА (она открылась на базе Николаевской военной академии).

Рядом с Мерецковым учатся Василий Чапаев, Павел Дыбенко, Василий Соколовский, Иван Тюленев, Семен Урицкий, Иван Федько. Каждый из них оставил заметный след в военной истории СССР. К. А. Мерецков тоже прошел через всю гражданскую войну, окончил Академию, стал одним из высших военачальников страны.

Учеба и бои причудливым образом чередовались в биографии К. А. Мерецкова. Весной 1919 года он был отозван на Южный фронт в 9-ю армию воевать с Деникиным. Был помощником начальника штаба 14-й стрелковой дивизии, начальником штаба 1-й стрелковой бригады. Контузия в районе ст. Серебряково. Здесь столкнулся он впервые с предательством: командарм-9, бывший царский полковник Н. Д. Всеволодов сбежал к белым. Нужны были свои, верные делу революции военные кадры...

Второе ранение под Поворино. Чуть стало полегче на фронтах гражданской войны, как Академия вспомнила своих первых питомцев и стала отзывать оставшихся в живых слушателей для продолжения учебы. Так из госпиталя Мерецков снова попал в аудитории. Через год — опять отзыв на фронт, участие в боях в качестве помощника начальника штаба по разведке 4-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии. В июне 1920 года она участвовала в прорыве польского фронта. Ее бойцы освободили Житомир, сражались на Сбруче, Стыри, Буге. В районе Коростеня К. А. Мерецков был ранен в третий раз. Отправлен на излечение и потом в вернулся в 1-ю Конную, в 6-ю кавалерийскую дивизию С. К. Тимошенко. Вернулся в Академию. В 1921 году он, наконец, окончил ее в 24 года, имея за плечами опыт боев и штабной работы, многое зная, полный надежд и устремлений.^⁵

Гражданская война закончилась. Но Советское государство находилось во вражеском окружении и Мерецков не раз убеждался в том. что правильно выбрал профессию — защита Родины оставалась очень актуальной и востребованной обществом профессией. Устроилась и личная жизнь. Пять лет ждала его Дуся Белова в Муромцово под Судогдой. В кармане у ехавшего по железной дороге в Петроград выпускника имелись диплом об окончании Академии и аттестация на командира бригады. Непродолжительное время он служит в Отдельной Петроградской учебной бригаде.

Перечень должностей, которые он занимал, не мал. В начале 1922 года формировал в Белоруссии кавалерийский корпус, затем был начальником штаба 1-й Томской Сибирской кавалерийской дивизии. Помощник начальника штаба 15-го стрелкового корпуса, начальник штаба 9-й Донской стрелковой дивизии, начальник мобилизационного отдела, помощник начальника и комиссар штаба Московского военного округа.

Жизнь военного всегда хлопотна, и связана с частыми переездами. Вот и Мерецкову довелось поездить по стране: служил на Северном Кавказе, на Дону, в Москве, в Белоруссии, на Дальнем Востоке. Довольно успешно шел его служебный рост. Вот он уже возглавляет штаб Московского, а затем Белорусского военных округов, Особой краснознаменной дальневосточной армии, работает под началом известных военачальников К. Е. Ворошилова, И. П. Уборевича, В. К. Блюхера.

К. А. Мерецков писал: “Я не стал бы в то время мало-мальским военачальником, не пройдя через горнило трех кампаний 1918-1920 годов. Но полагаю также, что из меня не вышло бы ничего путного и в случае, если бы я не получил достаточно серьезной военно-теоретической подготовки”.^⁶

В 1928 году он окончил курсы усовершенствования высшего командного состава. Штабная работа обогащает мышление и раздвигает рамки кругозора, приучает к принятию решений на основе глубокого и всестороннего учета всех составляющих обстановки. Но очень важно, чтобы у самого человека был незашоренный взгляд на вещи, желание переменить ситуацию в лучшую сторону. Кирилл Афанасьевич на каждом новом месте службы пытливо искал возможность улучшить работу порученных ему подразделений и частей. Вникал в мелочи, прислушивался к советам опытных подчиненных. Не чурался спрашивать о том, чего не знал. Частым гостем был он в Академии. Слушал, запоминал, сравнивал. Постоянное недовольство собой, своим уровнем знаний и умений как внутренний двигатель толкало его вперед.

Заметной вехой стала служба в Московском военном округе. “...Ни один военачальник раньше (да, пожалуй, и позже) не дал мне так много, как Иероним Петрович (Уборевич)”.^⁷ Поражало его умение четко, ясно и конкретно ставить задачи. Кирилл Афанасьевич проходит стажировку в должности командира и комиссара дивизии.

“Любой военачальник, меняя место службы и врастая в новую обстановку, сразу же набирается свежего практического опыта, ибо несовпадающие условия моментально заставляют изыскивать другие пути решения сходных по типу военных задач...“^⁸

В 1930 году К. А. Мерецков в группе командиров знакомился в Германии со службой немецких штабов и методикой проведения учений. В апреле 1932 года он вновь встречается с И. П. Уборевичем. Назначен начальником штаба Белорусского военного округа, которым тот командовал. Дивизиями командовали Г. К. Жуков. И. С. Конев. В. Д. Соколовский и другие. Имена командиров корпусов тоже были на слуху: С. Е. Грибов, Е. И. Ковтюх, А. Д. Локтинов, С. К. Тимошенко. Округ являлся своего рода школой освоения новой боевой техники. Заместитель наркома обороны СССР М. Н. Тухачевский считал, что в каждом стрелковом соединений должны быть танковые подразделения. На учениях отрабатывались вопросы их взаимодействия и применения.

В служебной аттестации И. П. Уборевич и член Военного совета округа Л. М. Аронштам характеризовали К. А. Мерецкова положительно : “ Лично проделал в округе огромную работу по вопросам управления, тактической подготовки войск и штабов. Хорошо справился с вопросами опытных учений. Основные вопросы работы штаба округа охватывает вполне, крепко дисциплинирован. В личной подготовке продолжает расти по вопросам управления, усвоения новых вопросов, особенно механизации.”^⁹

В конце 1934 года он назначен начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА). С начальником ОКДВА Василием Константиновичем Блюхером Кирилл Афанасьевич знаком не был, но знал, что тот первым получил в стране ордена Красного Знамени и Красной Звезды, одним из первых — орден Ленина. Знакомство было деловым и приятным. Командующий поставил задачи изучать театр военных действий, посетовал на слабость и протяженность коммуникаций, выделил главное — повышение боеготовности и боеспособности войск. В 1935 году В. К. Блюхер стал маршалом Советского Союза.

В 1936-1937 годах комдив К. А. Мерецков находится в зарубежной командировке. Принимает участие в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев. Официальная должность — советник при начальнике Главного штабе, затем при председателе хунты по обороне Мадрида генерале Миахе. Однако обязанности его невозможно объять никакой инструкцией. Обучает командный состав республиканской армии, помогает формировать испанские регулярные части, интернациональные бригады (“Мы очень торопились, поэтому бригады не успели достаточно хорошо обучиться военному делу. Искусство войны им пришлось постигать сразу на практике”.^¹⁰ Бок о бок с ним работали В. Е. Горев, Б. М. Симонов и другие военные советники под руководством главного военного советника Я. К. Берзина, которого затем сменил Г. М. Штерн.

Петрович, (под этим псевдонимом его знали испанцы и интербригадовцы) поражал всех поразительной храбростью, своим умением разгадать замысел противника и разбить его (чего стоила одна гвадалахарская операция!).^¹¹

Война в Испании закончилась поражением республиканцев, чьим противникам помогали нацистская Германия и фашистская Италия. Но она дала бесценный опыт ведения современного боя — с участием танков, минометов, самолетов. Все это, считал К. А. Мерецков, необходимо было учесть при строительстве РККА.

В июне 1937 года он прибыл на родину. На мундире бывшего военного советника вскоре засверкали орден Красного Знамени за оборону Мадрида и орден Ленина — за разбитый под Гвадалахарой итальянский экспедиционный корпус. Тогда он еще не знал, что с испанцами, воевавшими против республики, у него произойдет еще одна встреча — на Волховском фронте с добровольческой “Голубой дивизией” дуче (250-й испанской). Они пришли в Россию, чтобы победить ее. И еле унесли ноги, не дожидаясь конца войны.^¹²

После возвращения из Испании (с мая 1937 года) ему предстояло новая интересная работа в Генеральном штабе РККА — заместителем начальника Генерального штаба. Начальником был тогда Б. М. Шапошников.

Стремительный карьерный рост был тогда не в диковинку. В 1937 году репрессии выкосили военные кадры, и поневоле шло омоложение и обновление командных кадров, которое, поскольку не имело планового характера и рождало неуверенность в своей судьбе у командиров, положительным никак назвать было нельзя. Массовые репрессии 1937-1938 годов стали одной из причин значительных перемещений командного состав по служебной лестнице, нередко — на несколько ступенек вверх сразу. Про такой рост недоброжелатели говорят: ”Широко шагаешь, смотри штаны не порви!” В течение только 1938 года было перемещено почти 70 процентов командиров, а некомплект в командных кадрах достигал 34 процентов от штатного расписания.^¹³ Впрочем, сам К. А. Мерецков все ступеньки прошел своими ногами.

Одна за одной слетали с Олимпа фигуры военачальников. Отец мой рассказывал, как в изумлении наблюдали ленинградцы поспешное снятие портретов вчера еще возвеличиваемых людей. И не только портретов — в учебниках замарывали строки и страницы, вытравливали всякое упоминание о них где-либо. Руководить и жить в тот период было очень неспокойно. На мой взгляд, пережить те времена К. А. Мерецкову помогли крепкий семейный тыл (жена и сын Володя), работа, и природная хитрость крестьянина. Недаром Сталин в обиходе называл его “хитрым ярославцем”.

С сентября 1938 года он — командующий войсками Приволжского военного округа. Здесь еще помнили, как на короткое время сосланный в округ (с 11 по 26 мая 1937 года) заместитель наркома обороны СССР маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский был уже 12 июня того же года расстрелян. Должно быть Кириллу Афанасьевичу, как и многим тогда, казалось, что наказывают виновных. А он ни в чем не виноват. За что же его могли бы наказать?

С февраля 1939 года К. А. Мерецков — командующий войсками Ленинградского военного округа. В марте 1939 года он избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б). В начавшейся 30 ноября 1939 года советско-финляндской войне К. А. Мерецкову была отведена одна из главных ролей. Ведь он к тому времени был командующим округа, единственного, имевшего непосредственное соприкосновение с Финляндией. Фактически по его сценарию проходила первая половина войны 1939 -1940 гг. Главный военный совет СССР рассмотрел варианты начальника Генерального штаба СССР Б. М. Шапошникова и штаба Ленинградского военного округа и на удивление посвященных выбрал на этот раз не план начальника Генерального штаба, а экономную разработку команды К. А. Мерецкова. По ней выходило, что боевыми действиями округа с привлечением дополнительных сил в краткие сроки достигается поставленная задача. Сжатые сроки операции были непременным условием.^¹⁴

В жизни более быстрый способ достижения результатов оказался долгим. Возможно, именно это позднее стало причиной больших неприятностей для К. А. Мерецкова. Однако в 1939 году ничто еще не предвещало их и небо над командармом 2-го ранга было безоблачным.

В декабре 1939 года он назначается одновременно и командармом 7-й армии, которой предстояло вести бои на самом главном, выборгском направлении, где путь войскам преграждала “линия Маннергейма”. В то время было известно только то, что финны что-то строят, что им помогают западные специалисты, но объем работ и прочность сооружений не были известны командованию РККА. Западные же специалисты высоко оценивали “линию Маннергейма” ставя ее в один ряд с “линией Мажино” и “линией Зигфрида”. Недостаток разведывательных данных самым пагубным образом сказался на действиях армии. Войска топтались на месте, несли высокие потери. “Сталин сердился: почему не продвигаемся? Неэффективные военные действия, подчеркивал он, могут сказаться на нашей политике. На нас смотрит весь мир. Авторитет Красной Армии — гарантия безопасности СССР. Если застрянем надолго перед таким слабым противником, то тем самым стимулируем антисоветские усилия империалистических кругов”.^¹⁵ Сказывались и отсутствие средств для обнаружения и обезвреживания мин, широко применяемых финнами, и доты, которые нисколько не страдали от прямого попадания в них снарядов полевой артиллерии РККА. Еще одной проблемой, скорее психологического свойства, стали финские “кукушки”(так называли снайперов). Пехоте пришлось столкнуться также с автоматическим огнем финнов. Наши автоматы, имевшиеся в разработке, не запускались в производство по причине “чрезмерного и неоправданного расхода патронов” при ведении автоматического огня.

Для руководства действиями 7-й и 13-й армий решением Ставки Главного Командования 7 января 1940 года был образован Северо-Западный фронт, а штаб и управление Ленинградского военного округа были переименованы в штаб и управление СЗФ.

С минами способ борьбы нашли. А. А Жданов, который был членом Военного совета 7-й армии, обратился к ленинградским ученым и те быстро создали миноискатель. Заводы немедленно изготовили опытную партию и отправили в войска. Новой специальности минера стали обучать саперов. Вопрос о дотах оказался намного сложнее. И. В. Сталин поручил К. А. Мерецкову лично разобраться в нем. Расследование было поставлено обстоятельно. Провели эксперимент. В тыл к финнам направили опытных саперов во главе с военным инженером. Они подобрались к большому “неуязвимому“ доту. О нем артиллерийские наблюдатели в недоумении говорили: ”Прямые попадания снарядов не причиняют ни малейшего вреда. Просто мистика какая-то!” Саперы взорвали его и доставили командованию кусок бетонного покрытия. Экспертиза показала, что основой железобетона служил цемент высокой марки “600”. Доты была способна пробить только артиллерия большой мощности. Вдобавок саперы установили, что сверху доты прикрыты толстыми броневыми плитами. Впоследствии стало известно, что система водяного охлаждения позволяла станковым пулеметам финнов стрелять беспрерывно, а минные поля и проволочные заграждения вкупе с озерными дефиле создавали единую надежную линию обороны.^¹⁶

Еще одна проблема — финские снайпера-“кукушки” — порождала зачастую панические настроя. Высокая плотность огня, наблюдатели на деревьях, точность стрельбы финнов рождала рассказы о снайперах, якобы привязанных к деревьям, чтобы на морозе, превышавшем человеческую возможность выдержать его, подстерегать и убивать солдат. С паникой можно и нужно было бороться одним способом: твердо и неукоснительно добиваясь точного выполнения приказов командования, строго наказывая за трусость.

Несколько тучный к своим 42-м годам, но по-прежнему стремительный и бодрый, К. А. Мерецков появляется всюду, в том числе и на передовой, всего в 400-стах метрах от противника.

Финская кампания (так было принято именовать ее долгие годы, подчеркивая незначительность происходящего) принесла К. А. Мерецкову не только звание Героя, но и славу мастера прорыва глубокоэшелонированных укрепленных районов, специалиста по ведению боевых действий в северных условиях, в лесных и болотистых местностях.

За умелое руководство войсками армии, личное мужество и отвагу 21 марта 1940 года (через две недели после завершения 105-дневной войны) К. А. Мерецкову было присвоено звание Героя Советского Союза. В июне 1940 года назначен заместителем наркома обороны СССР, стал генералом армии. Не успев как следует освоиться на новом месте, вникнуть в свои служебные обязанности, он с августа 1940 года уже является начальником Генерального штаба, а с января 1941 года — опять заместителем народного комиссара обороны СССР.

К. А. Мерецков отвечал за боевую подготовку всех родов вооруженных сил СССР. Ответственность эта легла тяжелой ношей на плечи. Лучше, чем кто-либо, он видел неготовность РККА к современному бою. Сторонники кавалерии препятствовали внедрению в армии механизированных и танковых корпусов, отводили танкам и самолетам лишь вспомогательную роль и жили лицом назад: в гражданскую войну, где так хорошо проявила себя кавалерия. Между тем в Европе шла новая война. Она началась 1 сентября 1939 года агрессией Германии против Польши. Тогда никто не предполагал, что она так быстро захватит в свою орбиту СССР и окончится только в сентябре 1945 года. Все мобилизационные планы РККА исходили из достижения полной готовности к 1942 году. Только в 1938 году был отменен территориальный порядок комплектования частей. В 1939 году был принят “Закон о всеобщей воинской обязанности”. Лишь в 1940 году начался переучет военнообязанных.^¹⁷ Многие виды вооружений еще разрабатывались или начинали внедряться в войска.

Все помыслы К. А. Мерецкова были о том, чтобы встретить новую войну во всеоружии. По указанию К. С. Тимошенко и К. А. Мерецкова к 18 сентября 1940 года были доработаны А. И. Василевским “Соображения об основах стратегического развертывания вооруженных сил СССР на западе и востоке на 1940 и 1941 годы”. Вероятными противниками назывались Германия с союзниками и Япония. Разработка “Соображений...”началась еще при Б. М. Шапошникове. Интересно отметить в связи с этим какие обстоятельства предшествовали назначению К. А. Мерецкова на пост начальника Генерального штаба РККА. По словам Б. М. Шапошникова (так вспоминал А. М. Василевский) И. В. Сталин вскоре после советско-финляндской войны и разбора боевых действий на ней пригласил того и довольно мягко и спокойно высказал соображения, что в условиях, когда после очевидных неудач РККА в войне мы переместили народного комиссара обороны СССР,^¹⁸ мировая общественность не поймет, если начальник Генерального штаба РККА останется на своем посту. Вины Шапошникова в неудачах финской кампании никакой нет, но обстоятельства складываются так, что необходимо переместить вместе с наркомом обороны начальника Генерального штаба РККА. Это необходимо сделать, чтобы произвести впечатление и охладить пыл империалистов. На что Шапошников якобы отреагировал довольно спокойно: “Готов служить на любом посту, куда меня назначат”.^¹⁹

22 июня 1941 года для К. А. Мерецкова было напряженным днем. Вечером 21-го его вызвал нарком обороны К. С. Тимошенко и сообщил: “Возможно, завтра начнется война! Вам надо в качестве представителя Главного Командования быть в Ленинградском военном округе. Надо помочь. Главное — не поддаваться на провокации. А в случае нападения сами знаете, что делать.”^²⁰ Руководство округа ждало, что скажет представитель Москвы. Мерецков предложил провести заседание Военного совета. Он посоветовал создать глубокоэшелонированную оборону на Карельском перешейке, не мешкая приступить к подготовке оборонительных позиций по рубежу реки Луги. Время подтвердило справедливость и предусмотрительность советов генерала армии.

23 июня К. А. Мерецков был внезапно отозван в Москву. На этом месте все авторы делают тщетные попытки связать июнь с августом и сразу отправляют Мерецкова на Северо-западный фронт. Но отсутствие того в течение почти трех месяцев вдумчивому исследователю все равно бросается в глаза. Где же он был? О. Берггольц приоткрыла завесу тайны: в ведомстве Берии в качестве обвиняемого. Только когда Г. К. Жуков в ответ на раздражение И. В. Сталина на нехватку командных кадров сказал, что надо немедленно вернуть на фронт тех из них, кто еще жив, и набросал список, К. А. Мерецков получил свободу. Доставленный в кабинет Сталина за назначением, он не мог стоять. С тех пор получил привилегию: сидеть в присутствии Главнокомандующего.

9 сентября 1941 года на Северо-Западный фронт приехала представительная группа уполномоченных Ставки Верховного Главнокомандования: заместитель председателя Совнаркома СССР Н. А. Булганин, заместитель НКО СССР начальник ГлавПУРККА армейский комиссар 1 ранга Л. З. Мехлис и генерал армии К. А. Мерецков.^²¹ Здесь вновь из небытия возник К. А. Мерецков. Ни в одном издании, ни в одном исследовании до 1991 года не говорится, где он был с 23 июня по 9 сентября 1941 года. И можно только догадаться, что заместитель наркома обороны СССР попал в застенки органов не просто по капризу Л. П. Берии, а с санкции самого И. В. Сталина за какую-то перед вождем вину. Не будем гадать, за какую.

Итак, уполномоченные прибыли, посланные опять же волей И. В. Сталина на СЗФ. Почему? Еще в июле Ставка была резко недовольна отходом войск фронта из Пскова и оставлением Острова. А 19 августа оставлен уже и Новгород. Большие надежды возлагались на контрудар 34-й и 11-й армий СЗФ, который наносился из района юго-восточнее Старой Руссы в северо-восточном направлении и поначалу ознаменовался успехом — к вечеру 14 августа на 60 км продвинулись войска до Волота, охватив правый фланг старорусской группировки фашистов и напрямую угрожая немецкой группировке, вышедшей в район Новгорода. Дальнейший успех армии развить не смогли прежде всего из-за отсутствия поддержки авиации и средств ПВО. Господство немецкой авиации в воздухе сказалось губительным образом. Встречному удару противника в районе Старой Руссы танковыми, моторизованными и авиационными частями противопоставить было не чего. В результате, как докладывал И. В. Сталину член Военного совета 34-й армии Воинов, к 20 августа она, “потеряв больше 50 процентов [личного состава] убитыми и ранеными, была настолько деморализована, что побежала беспорядочно”.^²² Из 86 тысяч человек к 28 августа остались в строю только 20 тысяч. Армия лишилась всей артиллерии. П. А. Курочкин считал, что еще одной важной причиной поражения 34-й армии было то, что управление ее соединениями велось не на должной высоте. Основной оборонительный рубеж СЗФ проходил в конце августа по берегу озера Ильмень и по реке Ловать. В этот момент немцы силами 56-го моторизованного корпуса и 16-й армии предприняли новое наступление на СЗФ. Прорвав оборону советских войск на Ловати, они продвинулись на сто километров и дошли до озера Селигер. Восточнее реки Полометь они создали Демянский плацдарм, ликвидация которого впоследствии отняла много сил и средств РККА.

Вот в такой момент и оказался здесь востребован талант полководца К. А. Мерецкова. Перед поездкой уполномоченных в войска СЗФ был направлен подручный Берии заместитель наркома внутренних дел СССР, начальник управления особых отделов В. С. Абакумов. Как всегда, много полезной информации собрал по своим каналам Л. З. Мехлис. Среди них были копия доклада Абакумова, письмо Воинова с резолюцией Сталина ”Маленкову, Мехлису. Разобраться прошу. И. Сталин”, доклад начальника Северо-западного направления Оперативного управления Генерального штаба РККА полковника Карпухина о боевых действиях 34-й армии с 12 по 22 августа 1941 года, политдонесение политуправления фронта о состоянии частей армии.

Наказ Главнокомандующего был ясен и понятен. Поехать на место, разобраться, доложить. В какой-то мере быть ушами и глазами И. В. Сталина на фронте. Первое донесение ему группа отправила на следующий день: обстановка крайне неблагоприятная, 8 сентября в результате прорыва немцев захвачен Демянск, противник вышел в тылы 27-й, 34-й и 11-й армий. Возникла реальная угроза Валдаю и тылам Новгородской оперативной группы. Силы фронта ослаблены: стрелковые дивизии неполного состава и совершенно нет танковых батальонов. Остро требовалась хотя бы одна танковая бригада и 3 танковых батальона, одна свежая стрелковая дивизия. Командующий фронтом П. А. Курочкин еще не овладел обстановкой (он всего лишь за две недели до того сменил генерал-майора П. П. Собенникова). Штаб фронта (генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин) не знает точного расположения дивизий и их действий. Штабные работники наблюдали. Приезд Абакумова, а затем и самого Мехлиса ничего хорошего не предвещал. Ожидали поисков виноватых. И они нашлись.

По соображения военного, каковым и был К. А. Мерецков, остро требовалась стабилизировать линию фронта, укрепить позиции и не дать противнику продвинуться, чтобы обойти советские соединения, стоявшие у Волхова. Более всего его беспокоил левый фланг 11-й армии генерал-лейтенанта В. И. Морозова и весь фронт обороны 34-й армии генерал-лейтенанта К. М. Качанова. Здесь, на пути в Крестцы, Валдай, Бологое можно было с наибольшей вероятностью ожидать очередного удара немцев. У штаба фронта не было никакой связи с 34-й армией.

Второй эшелон штаба армии был обнаружен только 11 сентября в тылу советских войск у д. Заборовье Демянского района ныне Новгородской области. Там же были командарм генерал-майор К. М. Качанов и начальник артиллерии армии генерал-майор артиллерии В. С. Гончаров. “Оба они ничего толком не знали о своих войсках и выглядели растерянными” (вспоминал через 25 лет К. А. Мерецков). Уполномоченные Ставки установили, что генерал Качанов самовольно отдал приказ об отходе частей с занимаемого рубежа: р. Шелковка, р. Полометь, Костьково, р. Тоболка, р. Пола. Потеряв управление, он даже не знал, что большая часть соединений (163-я мотострелковая дивизия, 257-я, 259-я стрелковые дивизии, 270-й кап и другие) попали в окружение. Задачу по выводу их из “мешка” пришлось решать К. А. Мерецкову. С этой целью он предложил послать самолет для розыска войск и передачи им указаний. Соединения вышли из окружения организованно, сохранив боеспособность.

О результатах расследования уполномоченные доложили 12 сентября Сталину. Сообщили, что Качанов арестован, а Гончаров расстрелян. Приказ об его расстреле № 057 от 12 сентября 1941 года написан рукой Мехлиса “задним числом”, для придания законности личному произволу начальника ГлавПУРККА. 26 сентября военный трибунал по заданию Мехлиса осудил к расстрелу и К. М. Качанова. Приговор был немедленно исполнен в присутствии бывшего личного секретаря Сталина, его любимца и доверенного лица, уполномоченного Ставки ВГК. (Оба генерала посмертно были реабилитированы). Не исключено. что “воспитательное” значение этой акции (для К. А. Мерецкова и других) имело в то время немаловажное значение. Пока К. А. Мерецков вызволял дивизии из окружения, Мехлис “чистил” командные кадры. Начальник особого отдела 34-й армии капитан Белкин представил справки, а Мехлис предложил командиров 33-й стрелковой дивизии генерал-майоров Железнякова и 262-й стрелковой дивизии Клешнина, а также 54-й кавалерийской дивизии полковника Ю. В. Вальца отстранить от командовании, понизить в звании до полковников (Вальца — до майора) и назначить на должности командиров полков. 34-й армией назначили командовать генерал-майора П. Ф. Алферьева. Путем чистки тылов была сформирована слабо вооруженная 188-я стрелковая дивизия. По 500-600 человек осталось в 163-й и 33-й стрелковых дивизиях. Для их восстановления уполномоченные 15 сентября попросили у Сталина срочно выделить 24 маршевые роты с оружием. 8 маршевых специальных рот, 3 танковых батальона, 2 артиллерийских полка с матчастью, 54 орудия 45 мм калибра, 324 станковых пулемета и другое оружие. В результате принятых мер за счет местных средств сформированы вновь 163-я, 188-я стрелковые дивизии, 33-я и 182-я стрелковые дивизии, 25-я кавалерийская дивизия, укреплены 262-я, 245-я, 259-я стрелковые дивизии.

17 сентября К. А. Мерецков убыл для вступления в командование 7-й Отдельной армией в Карелию. Уже в его отсутствие Булганин и Мехлис 17 сентября дважды обращаются в Ставку. Они сообщают Сталину о решении закончить до конца месяца строительство оборонительной полосы на рубеже оз. Пиросс, Едрово, оз. Михайловское, оз. Шлино, оз. Серемо, оз. Тихмень, оз. Каменное и просят дать еще одну кавалерийскую дивизию. Получив, надо полагать отказ, они 21 сентября сообщали о мерах по восстановлению на месте 25-й кавалерийской дивизии (30 сентября — 54 кд), правда, без артиллерии, бронемашин и надежных тылов.^²³

Вскоре Мехлис стал для К. А. Мерецкова постоянным напарником. Видимо, их совместная деятельность получила одобрение Верховного Главнокомандующего. На Волховском фронте (второго формирования) он полгода был членом Военного совета. Что за этим стояло? Большое доверие или постоянный присмотр?

17 сентября К. А. Мерецков был у И. В. Сталина. Сначала тот выслушал доклад о положении дел на СЗФ, одобрил соображения и действия уполномоченного Ставки ВГК, затем познакомил с новым ответственным заданием. Как опытного “пожарного” его посылали тушить пожар в другом месте. В сентябре 1941 года он назначен представителем Ставки Верховного Главнокомандования на Карельском фронте с задачей организовать прочную оборону и ни в коем случае не допустить прорыва финнов к Волхову. После доклада Мерецкова с фронта в Ставку ВГК на фронт пришел приказ: 7-ю армию вывести из состава Карельского фронта, подчинить Ставке Верховного Главнокомандования. Командармом с 24 сентября 1941 года назначить К. А. Мерецкова.^²⁴ 7-й Отдельной армией он командовал, пока не выправил ситуацию.

Войсками армии противник был остановлен и оборона стабилизирована на рубеже реки Свирь. Многочисленные попытки финнов перейти водное препятствие и соединиться с немцами ради получения обещанных немцами территорий пресекались. С этого рубежа Карельский фронт во главе с К. А. Мерецковым перешел летом 1944 года в наступление.

Захват Тихвина поставил в тяжелое положение 7-ю Отдельную армию, Ленинград и весь Север. Управление 4-й армией было нарушено. Оказалась перерезанной последняя железная дорога, по которой шли грузы в осажденный Ленинград. Нависла угроза над тылом 7-й Отдельной армии. Ее командующий К. А. Мерецков 7 ноября 1941 года доложил в Ставку Верховного Главнокомандования об обстановке, сложившейся на тихвинском направлении. “Тут же, вспоминает К. А. Мерецков, к телефону подошел И. В. Сталин и приказал мне оставить в 7-й армии моего заместителя генерала Ф. Д. Гореленко, а самому срочно отправиться в 4-ю армию и вступить во временное командование этой армией. Было также указано, что одновременно я остаюсь на посту командующего 7-й армией, с тем, чтобы я мог быстро по своему усмотрению использовать часть сил этой армии для усиления 4-й армии. Как мне сообщил И. В. Сталин, Ставка в то время не имела в своем распоряжении свободных резервов и поэтому она не могла усилить 4-ю армию”. Далее в разговоре Верховный Главнокомандующий указал, что командующему 7-й армией поручается координировать действия 52-й и 4-й армий, а также всей авиации, сосредоточенной на тихвинском, маловишерском и свирском направлениях.^²⁵

На 8 ноября войска 4-й армии находились в крайне невыгодном положении. В городе вели бои ослабленные 44-я и 191-я стрелковые дивизии, 27-я кавалерийская дивизия и остатки 60-й танковой дивизии. Юго-западнее Тихвина сражались разрозненные части 4-й гв. стрелковой дивизии и один полк 60 танковой дивизии неполного состава.^²⁶

Южнее, на будогощском направлении сражалась 92-я стрелковая дивизия. К. А. Мерецков оценил обстановку и пришел к мнению, что усилия армии слишком распыляются. Он потребовал от командиров частей и соединений не пассивной обороны, а решительных действий, организационно укрепил оперативные группы и создал новые. Так, 11 ноября из 7-й армии в район севернее Тихвина прибыла 46-я танковая дивизия и 1067-й стрелковый полк, 159-й понтонный батальон, несколько минометных батальонов. Они вместе с двумя полками 44-й дивизии составили Северную группу под командованием генерал-майора А. А. Павловича. В тот же день эта группа отбросила немецкие части на 10-12 км к югу и подошла к северной окраине Тихвина. 11-го же ноября северо-восточнее города была создана Центральная группа под командованием генерал-майора П. А. Иванова, в состав которой К. А. Мерецков включил части 44-й и 191-й стрелковая дивизия и 48-й запасный полк. Южнее Тихвина было приказано действовать отрядам 60-й танковой дивизии и 27-й кавалерийской дивизии под командованием полковника С. Н. Девятова. Наконец, в районе Нижнее Заозерье — Петровское^²⁷ вела бои Южная группа генерал-лейтенанта В. Ф. Яковлева в составе 4-й гв. стрелковой дивизии, одного полка 60-й танковой дивизии и 92-й стрелковой дивизии. Свежими были только части 65-й стрелковой дивизии полковника П. К. Кошевого, два танковых батальона и учебные подразделения из Вологды.

Один из соратников К. А. Мерецкова вспоминает, какое тяжелое впечатление произвел на всех разговор командарма со Сталиным по ВЧ, во время которого в ответ на неслышные им указания Кирилл Афанасьевич только повторял: “Слушаюсь!.. Принимаю меры!.. Будет сделано!..” и машинально вытирал пот со лба. А потом сказал присутствующим: ”Вот так-то нашего брата... А вы обижаетесь, когда я вас беру в переплет!” — И невесело улыбнулся.^²⁸

Войска 4-й армии еще преследовали отступающего противника, а генерала К. А. Мерецкова и комбрига Г. Д. Стельмаха внезапно вызвали в Ставку. Разные мысли теснились у Кирилла Афанасьевича в голове. “Что день грядущий нам готовит?” — крутилась в голове фраза.

12 декабря И. В. Сталин, Б. М. Шапошников, М. С. Хозин, А. А. Жданов, Г. Г. Соколов и И. В. Галанин собрались в Ставке и начальник Генерального штаба РККА огласил решение образовать Волховский фронт для противодействия наступлению противника на Ленинград, а затем и разгрома вместе с Ленинградским фронтом группировки противника и освобождения города от блокады. В состав фронта включались 4-я, 52-я, 59-я, и 26-я (вскоре получившая наименование 2-й ударной) армии. Командующим фронтом назначался К. А. Мерецков, членом Военного совета армейский комиссар 1 ранга А. И. Запорожец, начальником штаба — комбриг Г. Д. Стельмах.

Полевое управление нового фронта разместилось в Неболочах. Велись организационные мероприятия, формировались службы и управления. Фронт с небольшим перерывом существовал на новгородской земле до февраля 1944 года. И все это время им командовал К. А. Мерецков.

Итак, предстояло провести серьезное наступление. Новые армии — 59-ю и 2-ю ударную — поставили в центре. 52-я армия должна была овладеть Новгородом. 4-я совместно с 54-й Ленинградского фронта искала решения у Кириши и Тосно.

60 лет назад наступление начиналось на всем фронте, вопреки азам воинского искусства, в спешке, без завершения подготовки войск. В чем причина такого положения? Думается, в смертельном страхе К. А. Мерецкова перед вождем и его соглядатаем Мехлисом. Тот прибыл на фронт 29 декабря 1941 года в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования для осуществления контроля за ходом подготовки операции и оказания помощи. С собой привез письмо от Сталина:

“Уважаемый Кирилл Афанасьевич!

Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда. сами понимаете, — великое дело.

Blog

К 110-летию со дня рождения К. А