История кафедры исторической геологии и палеонтологии и ее истоки

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4

Таблица 1

Состав кафедры геогнозии и палеонтологии, геолого-палеонтологической части кафедры минералогии и геологии, а также Геологического Кабинета в 1866-1917 гг.

Петр Иванович Кротов (1852-1914) — старший и наиболее разносторонний из учеников А.А.Штукенберга — известен как пионер систематических геологических исследований громадных площадей Вятской и Пермской губерний и западного склона Урала.

Родился Петр Иванович в 1852 г. в селе Елове Вятской губернии. Получив первоначальное образование в Вятской Духовной семинарии, в 1874 г. он поступил на Естественное Отделение Физико-математического факультета Казанского университета. В студенческие годы он активно занимается геологией и под руководством профессора Штукенберга проводит серию геологических исследований в бассейне рек Чепцы и Вятки, охватывающих почти всю территорию Вятской губернии. В 1878 г. он оканчивает обучение со степенью кандидата естественных наук, и, решив остаться работать в университете, занимает должность помощника прозектора при Зоотомическом Кабинете. Менее чем через год, в начале 1879 г. Кротов переходит на должность сверхштатного ассистента при Геологическом Кабинете.

В 1880 г. после защиты диссертации «О минеральном составе окаменелостей», он избирается приват-доцентом по кафедре минералогии и геологии^¹ и ему поручается чтение лекций по геологии и минералогии студентам медицинского факультета^².

В 1882 г. Кротов принимает предложение профессора А.А.Штукенберга включиться в работу по составлению геологической карты Западного склона Урала и его научные интересы начинают постепенно смещаться в сторону стратиграфии и палеонтологии. В 1884 г. он становится хранителем Геологического Кабинета, а в следующем году, защитив диссертацию под названием «Артинский ярус – геолого-палеонтологическая монография артинского песчаника» (1885), получает степень магистра минералогии и геогнозии.

После защиты в 1888 г. докторской диссертации «Геологическое исследование на западном склоне Чердынского и Соликамского Урала» Кротов назначается экстраординарным профессором по кафедре географии и этнографии^³. Новая должность заставляет его существенно расширить свою научную и педагогическую деятельность. Он читает общие и специальные курсы по географии, археологии, антропологии, руководит обустройством Географического кабинета, предпринимает специальные географические экскурсии со студентами. В 1894 г. Кротов представляет специальную аттестационную работу «Орогидрографический очерк западной части Вятской губернии в пределах 89-го листа» и в 1895 г. получает звание ординарного профессора географии и этнографии^⁴.

В то же время он является постоянным геологом-сотрудником Геологического Комитета и, как можно заключить из списка его научных трудов (см. Чердынцев, 1915), основную часть своей энергии направляет на решение разнообразных вопросов геологии востока Европейской России (Вятской, Казанской, Нижегородской, Уфимской, Оренбургской, Самарской и др. губерний).

Научный авторитет Кротова был настолько высок, что в 1905 г. после смерти А.А.Штукенберга он становится одновременно во главе двух кафедр Казанского университета — кафедры географии и кафедры геологии и палеонтологии.

Среди большого научного наследия Кротова, содержащего работы по минералогии, географии и археологии, особо выделяются его труды по палеонтологии и стратиграфии, сделавшие ему имя и всеобщее признание.

Прежде всего, следует отметить его монографию, посвященную артинскому ярусу Приуралья (Кротов, 1885). В этой работе он особое внимание уделяет фациальным изменениям артинских отложений, их стратиграфическому взаимоотношению с каменноугольными толщами. Стараясь учесть все известные на то время сведения по палеонтологической характеристике артинского яруса (всего им определено около 300 форм), Кротов делает попытку использования при классификации аммоноидей их фациальных и тафономических признаков. Особо он останавливается на рассмотрении причин сходства некоторых пермокарбоновых и каменноугольных гониатитов и наутилусов. Свое обоснование принадлежности артинского яруса к пермокарбону Кротов выстраивает на основе классического биостратиграфического анализа. Он указывает, что в артинском палеонтологическом комплексе только 20 % форм являются типично «артинскими»; бόльшую же его часть (60 %) составляют «доживающие» каменноугольные виды; и около 20 % приходится на «транзитные» формы, проходящие в верхнепермские отложения.

В связи со вновь поднявшимся в 2002 г. вопросом о ликвидации уфимского яруса верхнего отдела пермской системы, уместно особо отметить работу Кротова, посвященную геологическому строению Соликамского и Чердынского Урала (Кротов, 1888). В ее основе лежат материалы, полученные Кротовым при геологическом картировании данной территории, которое он в течение шести лет проводил совместно с А.А.Краснопольским, А.М.Зайцевым и А.В.Лаврским^¹. В этой работе Кротов подразделяет верхнепермские подцехштейновые отложения в особый отдел (Р₁), в состав которого включает нижнюю сероцветную толщу (Р₁^а), соответствующую в современном понимании соликамскому горизонту, и верхнюю красноцветную (Р₁^b), отвечающую шешминскому горизонту^². Одной из причин объединения этих толщ в единый отдел является по Кротову наличие плавного и постепенного перехода между этими геологическими телами. Палеонтологическая характеристика этих толщ также близка и резко отличается от фауны подстилающего кунгурского яруса пермокарбона. Кроме этого, при картировании удалось доказать латеральное замещение сероцветных пород нижней толщи Р₁^а Соликамской впадины одновозрастными красноцветными образованиями бассейна нижнего течения р. Сылвы. Как мы видим, в этой работе стратиграфические выводы базируются не только на биостратиграфических данных, но также и на данных структурного и фациального анализов, учитывающих реальное строение геологических тел и цикличность их формирования.

Как уже отмечалось, во второй половине 1870-х годов по инициативе А.А.Штукенберга в российской геологии началась острая полемика о возрасте «яруса пестрых мергелей» — красноцветной толщи, залегающей на морских карбонатных отложениях русского цехштейна^³. Геологи разделились на два противоборствующих лагеря: одни, во главе с проф. А.А.Штукенбергом, доказывали пермский возраст этих отложений, — другие, не менее видные исследователи, как, например С.Н.Никитин, относили их к триасу. Борец по натуре, Кротов принял самое горячее участие в возникшей дискуссии, отстаивая идеи своего учителя — А.А.Штукенберга.

В ряде статей Кротов доказывает наличие тесной связи между ярусом «пестрых мергелей» и подстилающим его «русским цехштейном». Об этом, по его мнению, свидетельствует наблюдаемый во многих разрезах постепенный переход отложений цехштейна в отложения «пестрых мергелей». Более всего этот переход «размыт» в Прикамье и бассейне Вятки, где типичные морские отложений цехштейна замещены красноцветной песчано-мергелистой фацией (Кротов, 1900). После долгих дебатов С.Н.Никитин был вынужден признать, с некоторыми оговорками, позднепермский возраст своего татарского яруса.

Рассматривая отложения цехштейна, Кротов (1900, 1909) одним из первых, совместно с профессором Ф.Ф.Розеном^⁴, указал на неправильность его трехчленного деления, принятого многими геологами на основании ошибочных выводов Н.А.Головкинского (1868). Он доказывал, что «русский цехштейн» по биостратиграфическим данным возможно подразделить только на два горизонта: нижний — брахиоподовый (спириферовый) и верхний — конхиферовый.Будучи отличным знатоком верхнепермских разрезов, Кротов неоднократно писал (1880, 1882, 1883 и др.), что карбонатные отложения цехштейна к востоку замещаются красноцветной толщей^⁵, плохо отличимой от яруса «пестрых мергелей». В доказательство этого замещения он приводил многочисленные факты вклинивания в эту красноцветную толщу тонких прослоев карбонатных пород с фауной, типичной для «русского цехштейна».

Нельзя не отметить, что в работах П.И.Кротова, как и в работах его предшественников и современников, содержались нередко и ошибочные положения. Но эти ошибки касались в основном только теоретических выводов и предположений, но ни в коем случае не затрагивали фактуры геологических исследований. Как правило, они были обусловлены объективными ограничениями геологии того времени и вряд ли достойны осуждения. Одной из наиболее известных ошибок Кротова было безоговорочное принятие предположения Н.А.Головкинского о том, что во всех направлениях и во всех своих частях морские отложения цехштейна замещаются континентальными красноцветными толщами яруса пестрых мергелей. Эта идея островного или «флёцевого» залегания известняков казанского яруса внутри песчано-глинистой красноцветной формации была порождена чрезмерным увлечением Кротова вопросами фациального анализа (Игнатьев, 1978). По мнению Кротова известняки Волги, Вятки, Камы и Сокско-Шешминского района представляют собой отдельно залегающие геологические тела, накопление которых происходило в разобщенных меридионально вытянутых морских мелководных бассейнах (Кротов, 1912). Один такой бассейн занимал территорию современного Приуралья, другой проходил от верховий Вятки к низовьям Камы, а третий протягивался между бассейнами Оки и Клязьмы. Рассматривая фациальную зональность этих бассейнов, Кротов указывает, что в наиболее глубоководных их частях формировались органогенные известняки с богатой морской фауной. На мелководьях, в условиях повышенной солености, накапливались толщи переслаивания красноцветных пород и оолитовых известняков с остатками угнетенных морских беспозвоночных. У побережья происходило формирование солоноватоводных глин, мергелей и листоватых известняков, с фауной неморских моллюсков, конхострак и т.п. На прибрежных равнинах накапливались континентальные песчаные толщи, содержащие прослои глин, мергелей и известняков, с растительными остатками и костями наземных ящеров. Эти фациальные построения Кротова нашли свое подтверждение и неоднократно уточнялись и детализировались в работах последующих геологов.

Алексей Васильевич Нечаев (1864-1915) занял в 1889 г. освободившуюся, после перехода П.И.Кротова на кафедру географии и этнографии, должность хранителя Геологического Кабинета. Ученик профессора А.А.Штукенберга, в 1887 г. Нечаев окончил Казанский университет со степенью кандидата естественных наук и в 1888 г. был зачислен на два года профессорским стипендиатом при Казанском университете^¹.

В 1888-1891 гг. совместно с А.В.Лаврским Нечаев проводит систематические исследования Казанской губернии. В начале 1892 г. он принимает предложение А.А.Штукенберга заняться обработкой палеонтологических коллекций по фауне верхнепермских отложений, хранящихся в Геологическом Кабинете университета. Уже 1 марта 1894 года он сдает в печать свою монографию «Фауна пермских отложений восточной полосы Европейской России». В том же году она публикуется в Трудах Общества естествоиспытателей при Казанском университете. На основании этой фундаментальной работы в марте 1895 г. Нечаев защищает магистерскую диссертацию и получает степень магистра минералогии и геогнозии. В мае того же года он утверждается приват-доцентом по кафедре минералогии и геологии^² (см. табл. 1). С этого же 1895 г. Нечаев начинает работать в качестве сотрудника Геологического Комитета, занимаясь (1895-1901 гг.) съемкой 129 и 130 листов десятиверстной геологической карты Европейской России. Находя время для занятий палеонтологией, в 1898 г. Нечаев защищает докторскую диссертацию под названием «Фауна эоценовых отложений на Волге между Саратовом и Царицыном». Через год, в мае 1899 г. он назначается экстраординарным профессором по кафедре минералогии и геологии Казанского университета, но уже в ноябре переезжает в Киев, где занимает должность ординарного профессора по кафедре минералогии и геологии в только что образованном (в 1898 г.) Политехническом институте.

В 1903-1911 гг. он избирается деканом химического отделения. В 1911 г. разнообразная деятельность Нечаева в Киеве как профессора и декана внезапно прерывается. За осуждение правительственной политики по отношению к высшим учебным заведениям он (в числе многих других своих коллег) был снят с должности декана и отчислен из Киевского политехнического института^¹. В 1912 г. Нечаев переезжает в Петербург и начинает работать в Геологическом Комитете в качестве сотрудника. Через год он был избран уже штатным геологом Геологического Комитета. К сожалению, петербургский период жизни Нечаева оказался совсем недолгим, летом 1915 г. он скоропостижно скончался.

Широко образованный палеонтолог и стратиграф, в высшей степени трудолюбивый и добросовестный, Нечаев, по мнению своих современников^², обладал ярко выраженным философским подходом к решению научных вопросов. Философские взгляды Нечаева на научное познание нашли свое отражение в его единственной, выходящей за пределы геологической тематики, научно-популярной статье «Общий взгляд на историю естественнонаучной мысли» (рис. 3). Рассмотрение путей эволюции науки Нечаев в этой работе завершает идеей о необходимости дальнейшей демократизации высшего образования в России. Этой позиции, явившейся позже причиной его увольнения из киевского Политеха, он остался верен до конца своей жизни.

Всероссийское признание одним из ведущих специалистов по палеонтологии и стратиграфии верхней перми пришло к Нечаеву после выхода в свет его самой известной научной работы «Фауна пермских отложений восточной полосы Европейской России» (рис. 4). Эта монография, содержащая описание 258 форм (из них 73 новых вида) беспозвоночных, представляет собой результат обработки палеонтологических коллекций, принадлежащих Геологическому Кабинету Казанского университета и целенаправленно собиравшихся в течение трех десятилетий, начиная с работ Н.А.Головкинского. С палеонтологической точки зрения работа Нечаева интересна тем, что в ней он приводит описание всех известных на то время форм беспозвоночных, собранных со всех уровней разнофациального разреза верхней перми. Среди морских окаменелостей русского цехштейна он наибольшее внимание уделяет брахиоподам^³, брюхоногим и двустворчатым моллюскам, хотя кроме этих групп описывает также и отдельные виды фораминифер, остракод, мшанок, червей и пр. Рассматривая неморскую фауну красноцветных отложений уфимского и татарского ярусов (в современном их понимании) Нечаев описывает в основном представителей наиболее часто встречающихся групп — конхострак и двустворчатых моллюсков. Основываясь на собственных исследованиях и на критическом анализе материалов предшественников, Нечаев в результирующей таблице приводит данные о распространении встреченных им форм как на территории Европейской России, так и за ее пределами: в перми Западной Европы, в Продуктусовом известняке Соляного Кряжа. Анализ фауны из цехштейновых отложений Казанской, Вятской, Уфимской, Самарской и Нижегородской губерний позволил Нечаеву поддержать точку зрения С.Н.Никитина и сделать вывод о «…нераздельности цехштейновой толщи востока России» (Нечаев, 1894, стр. 453). Выступая против идеи островного («флёцевого») залегания карбонатных отложений верхней перми, Нечаев своими палеонтологическими исследованиями^⁴ дал биостратиграфическое обоснование русскому цехштейну как единому самостоятельному стратиграфическому подразделению пермской системы. Одновременно он сделал попытку палеонтологического обоснования самостоятельности подцехштейновой красноцветной толщи (Р₁^а + Р₁^b) и покрывающего цехштейн татарского яруса (Р₃)^¹. Таким образом, идея трехчленного деления перми в этой работе впервые получила детальное палеонтологическое обоснование и постепенно была принята российскими геологами. Впоследствии основные положения этой идеи были еще раз подробно сформулированы Нечаевым в 1915 г. в его последней работе «Казанский и уфимский ярусы пермской системы»^².

Со времени выхода «Фауны пермских отложений восточной полосы Европейской России» прошло уже более ста лет, но до сих пор этот труд остается уникальной сводкой по фауне беспозвоночных верхней перми. До начала эпохи «перестройки и гласности» он был, чуть ли не единственной иллюстрированной работой по палеонтологии верхней перми России, доступной западным ученым. Отметим также, что никто из исследователей, занимавшихся после Нечаева фауной верхней перми, не рискнул пока повторить замысел его монографии 1894 г.

С 1895 г. Нечаев в качестве сотрудника Геологического Комитета начинает планомерные геологические исследования территорий Уфимской, Самарской и Оренбургской губерний (листы 129 и 130 десятиверстной карты Европейской России). Результаты этих работ, опубликованные в Известиях Геологического Комитета (с 1896 по 1902 г.) содержат подробную геологическую и палеонтологическую характеристику картируемых отложений (в основном это толщи верхней перми), а также описание их стратиграфических взаимоотношений и тектонических дислокаций.

Одновременно с геологосъемочными работами Нечаев в летние месяцы 1895-1897 гг. проводит серию детальных полевых палеонтологических исследований на территории Среднего и Нижнего Поволжья в районах распространения кайнозойских отложений. После обработки собранного им материала он публикует в 1897 г. свою докторскую диссертацию под названием «Фауна эоценовых отложений по Волге между Саратовом и Царицыным»^³. В этой работе он описывает 170 форм беспозвоночных, из которых 77 являются новыми видами. Проводя палеофаунистический анализ полученных данных, Нечаев указывает на необходимость разграничения фациальных и эволюционных причин изменения (этапности) органического мира прошлых геологических эпох. Согласно Нечаеву изученные им отложения Среднего и Нижнего Поволжья наиболее близки к эоцену Англо-Бельгийского бассейна и формировались, судя по фауне, в условиях субтропического климата.

Переехав в 1899 г. в Киев, Нечаев сохранил научную связь с Казанским университетом, Геолкомом и продолжил свои занятия пермской тематикой. В 1900 г. в Казани выходит его «Первое дополнение к фауне пермских отложений восточной полосы Европейской России»^⁴, посвященное главным образом описанию новых редких видов брахиопод казанского яруса. Как пишет сам Нечаев, материал, положенный в основу этой работы «… добыт осенью 1897 и 98 гг. из слоя, который доселе был неизвестен геологам, т.к. он обычно залегает ниже уровня воды в Волге, и лишь благодаря необычайному мелководью указанных лет выступил на поверхность и мог быть наблюдаем… Окаменелости в нем собирались по предложению проф. А.А.Штукенберга М.Янишевским, П.Ожеговым и М.Ноинским, и любезно были предоставлены мне для обработки»^⁵.

Наиболее важной работой этого периода явилась монография «Фауна пермских отложений востока и крайнего севера Европейской России. Вып. I. Brachiopoda»^⁶. Этот труд представляет собой начало задуманной Нечаевым всеобъемлющей ревизии пермской фауны. Эта ревизия основывалась на новых сборах автора с территории 129 и 130 листов, на коллекциях Гревингка (1848 г.) и Ф.Н.Чернышева (1890 г.), собранных в бассейнах Пинеги, Кулоя и Мезени, а также на коллекциях С.Н.Никитина, собранных им в разное время в Самарской губернии. В первом и единственном выпуске, посвященном брахиоподам, Нечаев описывает 85 форм, в том числе 14 новых видов.

В 1906 г. Нечаев совершает экспедицию в Среднюю Азию, где собирает большой геологический и палеонтологический материал по верхнему палеозою. Из наблюдений этой поездки Нечаевым опубликованы (1914) только красочные путевые заметки «По горной Бухаре». Коллекции верхнепалеозойской фауны остались, к сожалению, необработанными, но легли в основу последующих работ сотрудников Геологического комитета.

Как пишет в своем очерке М.Э.Янишевский, в последние годы жизни в Петербурге у Нечаева все больше и больше развивалась глухота, которая очень мешала ему принимать активное участие в делах Геологического комитета. В это время он по необходимости почти целиком ушел в научную работу. Он проводит геологические исследования в Семипалатинской области, занимается изучением фосфоритов Казанской губернии, много времени уделяет обработке палеонтологических коллекций пермской фауны, редактирует посмертную рукопись Ф.Н.Чернышева «Фауна верхнепалеозойских отложений», торопится обобщить свои взгляды на стратиграфию пермских отложений. Летом 1915 г. не совсем здоровым он поехал на геологические работы в Семипалатинскую область. Там он почувствовал себя плохо, и вынужден был уехать оттуда в Омск, где остановился у своих знакомых и даже стал понемногу поправляться. Через некоторое время он был перевезен в Петроград и помещен там в одну из лечебниц. Но улучшение состояния его здоровья оказалось временным. 26-го августа 1915 г. его сердце перестало биться.

В 1895 г. на кафедру минералогии и геологии Казанского университета зачисляется новый профессорский стипендиат — Михаил Эрастович Янишевский (1871-1949). Этому двадцатичетырехлетнему молодому человеку впоследствии было суждено стать у истоков палеонтологической службы Сибири, а затем создать ленинградскую университетскую школу палеонтологов-стратиграфов.

Михаил Янишевский родился 2 декабря 1871 г. в семье известного казанского профессора чистой математики Э.П.Янишевского^². Окончив с отличием Пермскую гимназию в 1889 г. он поступил на естественное отделение Казанского университета. Увлекшись в студенческие годы минералогией, он написал конкурсную работу «Описание кристаллов топаза и берилла, хранящихся в минералогическом кабинете Казанского университета», за которую получил золотую медаль. После завершения в 1893 г. университетского курса Янишевский отправляется отбывать двухлетнюю воинскую повинность в качестве вольноопределяющегося. В 1895 г. он возвращается к гражданской жизни и становится профессорским стипендиатом А.А.Штукенберга. По истечении двухлетнего срока профессорской стипендии, Янишевский назначается в 1897 г. сверхштатным хранителем Геологического Кабинета, где начинает трудится под началом А.В.Нечаева. После отъезда А.В.Нечаева в Киев Янишевский в конце 1899 г. зачисляется в приват-доценты^³ и одновременно становится штатным хранителем Геологического кабинета.

Под влиянием А.А.Штукенберга объектом особого внимания Янишевского в 1895-1900 гг. стала фауна каменноугольных отложений Урала. Ей он посвятил свой фундаменальный труд 1900 г.^⁴, в котором дал описание 328 видов (в том числе 60 новых) различных групп беспозвоночных. Проведя биостратиграфический анализ фауны, Янишевский сумел впервые верно обосновать раннекаменноугольный возраст исследованных им гониатитовых слоев восточного склона Южного Урала. Эту работу, ставшую впоследствии классической, он успешно защитил в том же 1900 г. в качестве диссертации на ученую степень магистра минералогии и геогнозии.

В 1900-1902 гг. Янишевский совместно с А.А.Штукенбергом читает лекции по палеонтологии в университете, и одновременно продолжает свои геолого-палеонтологические исследования на Урале. В 1902 г. он избирается экстраординарным профессором по кафедре палеонтологии в недавно образованном Томском технологическом (позднее — политехническом) институте и покидает Казань^¹.

В Томске Янишевский сразу же включается в работу по оборудованию Палеонтологического Кабинета, формированию его коллекционного фонда. При этом он совершает множество полевых экскурсий по Западной Сибири и Европейской России, а также пять многомесячных заграничных поездок. Чтобы восполнить нехватку учебных пособий по палеонтологии Янишевский, совместно со своим коллегой по Казанскому университету П.А.Казанским, предпринимает перевод на русский язык «Введения в палеонтологию» Г.Штейнманна, на долгие годы ставшего лучшим учебником по палеонтологии в России (см. рис. 1).

В мае 1910 г. Янишевский приезжает в Казанский университет и успешно защищает свою докторскую диссертацию «Нижнекаменноугольный известняк около поселка Хабарного Орского уезда, Оренбургской губернии»^². В конце 1910 г. он назначается ординарным профессором по кафедре палеонтологии Томского технологического института. Но уже в сентябре 1911 г. его профессорская деятельность неожиданно прерывается. Произошло это из-за того, что в пятую годовщину событий 9 января 1905 г. Янишевский выступил на Совете профессоров с предложением почтить память погибших. Вскоре после этого выступления ему было предложено «…незамедлительно подать в отставку». В 1912 г. Янишевский переезжает в Петербург и начинает работать в Геологическом Комитете. В 1919 г. он организует в Ленинградском университете самостоятельную кафедру палеонтологии, которой бессменно руководит вплоть до 1949 г.^³

После отъезда М.Э.Янишевского в Томск на его должность штатного хранителя Геологического Кабинета в 1903 г. назначается Михаил Эдуардович Ноинский. Этому выдающемуся геологу и палеонтологу, последнему ученику профессора А.А.Штукенберга, выпала честь пронести методику и стиль казанской геолого-палеонтологической школы через горнила революций в двадцатое столетие.

М.Э. Ноинский родился в 1875 г. в семье чиновника, в Нижегородской губернии. В 1895 г. он поступил на естественное отделение физико-математического факультета Казанского университета и окончил его по специальности геологии в 1900 г. Еще будучи студентом, в 1899 году он был допущен к исполнению обязанностей хранителя геологического кабинета, а в 1903 году стал штатным хранителем того же кабинета.

Под руководством проф. А.А.Штукенберга студент Ноинский провел блестящие геологические исследования в Приказанском районе и в 1899 г. опубликовал свою известнейшую статью, посвященную описанию Печищинского разреза^⁴. Рассматривая значение этой работы, проф. В.И.Игнатьев впоследствии писал, что в ней Ноинский «…впервые поставил и блестяще решил задачу детального стратиграфического расчленения казанских отложений. Опираясь на комплексные исследования и метод сравнительного анализа, он подразделил конхиферовые отложения цехштейна Приказанского района на 10 серий, показал индивидуальные фаунистические и литолого-фациальные особенности каждой серии в отдельности и создал, таким образом, детальную местную стратиграфическую схему, ставшую эталонной при всех последующих исследованиях и не потерявшую научного и практического значения до наших дней» (Игнатьев, 1975, с.29-30^¹). С этой работы берет начало новый этап развития казанской школы — этап детализации биостратиграфических исследований.

Оставшись после окончания университета на должности хранителя Геологического Кабинета, Ноинский переходит к планомерному исследованию геологии Среднего Поволжья и в первую очередь территории Самарской Луки.

Надо отметить, что в первые годы двадцатого столетия проф. А.А.Штукенберг привлекает к себе в Геологический Кабинет еще одного талантливого ученика — студента Б.П.Кротова. Сын известного профессора, Борис Петрович Кротов увлекается в студенческие годы палеонтологией и в течение двух лет описывает коллекцию рыб (18 видов, из них – 4 новых) из верхнепермских отложений Европейской России. В 1905 г. умирает А.А.Штукенберг, на его место приходит отец Бориса Петровича — П.И.Кротов. Увлечение Б.П.Кротова палеонтологией постепенно проходит. В 1906-1907 гг. он некоторое время исполнял должность сверхштатного хранителя Геологического Кабинета, но уже в 1908 г., решив посвятить себя минералогии, Б.П.Кротов уезжает в Мюнхен для совершенствования в области минералогии и петрографии (о последующей деятельности Б.П.Кротова см.: Винокуров, 1990).

После кончины А.А.Штукенберга в 1906-1914 гг. занятия по геологии и палеонтологии и деятельность Геологического Кабинета обеспечивались профессором П.И.Кротовым и приват-доцентом М.Э.Ноинским.

На должность приват-доцента Ноинский был зачислен в 1906 г. без защиты магистерской диссертации, но после сдачи магистерских экзаменов и прочтения пробных лекций на темы «Палеонтология и трансформизм» и «Элементы мезозойской фауны и флоры в палеозойских отложениях». После этого, по представлению проф. П.И.Кротова, приват-доценту Ноинскому было поручено чтение обязательного курса лекций по палеонтологии.

В 1913 году Ноинский публикует первую часть своих геологических наблюдений по геологии Самарской Луки^² и защищает эту работу в качестве диссертации на соискание степени магистра минералогии и геогнозии. Вскоре Ноинскому было присвоено звание экстраординарного профессора и поручено (по конкурсу, объявленному 28 октября 1913 г.) с начала 1914 г. заведование Геологическим Кабинетом и объединенной кафедрой минералогии и геологии». В начале 1917 г., после того как Б.П.Кротов был утвержден в должности экстраординарного профессора по Минералогическому Кабинету произошло разделение этой кафедры на кафедру минералогии и кафедру геологии^³. Вторично М. Э. Ноинский переизбирается на заведование кафедрой геологии Казанского университета в 1920 г. по Всесоюзному конкурсу; в этой должности он оставался до самой смерти в 1932 году.

Многогранному научному наследию Ноинского посвящено много специальных статей, большинство из которых опубликовано в юбилейном сборнике, посвященном его столетию. Ниже мы попытаемся отметить лишь некоторые наиболее яркие штрихи его деятельности в области палеонтологии и биостратиграфии.

В своей классической монографии «Самарская Лука» Ноинский с такой детальностью и точностью выполнил биостратиграфическое описание каменноугольных и пермских отложений, что оно не утратило научной и практической ценности до наших дней. Опираясь на комплексные исследования, он создал эталонное описание разреза казанского яруса Самарской Луки, заострив внимание на бедности этого разреза фауной по сравнению с разрезами Камы и Вятки. Отсутствие в разрезе Самарской Луки форм, характерных для бассейна с нормальной соленостью, и преобладание в нем эвригалинной фауны двустворок и гастропод, связывалось Ноинским с повышенной концентрацией магнезиальных и сульфатных соединений в западной части Казанского моря.

Уделяя большое внимание выяснению физико-географических условий обитания ископаемых животных и их связям с биотической средой, Ноинский лично проводил специальные литологические исследования. Таким путем он выяснял возможность использования тех или иных групп фауны для расчленения и корреляции разрезов. Так, в своем докладе, а затем и статье «Швагериновый горизонт и артинские отложения на Южном Урале» Ноинский подробно рассмотрел связь формы и строения раковин фораминифер рода

Blog

История кафедры исторической геологии и палеонтологии и ее истоки