В. П. Ранчинский

Вид материала

Документы

В. П. Ранчинский

Брянский госуниверситет


ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И СРЕДНИЕ СЛОИ

В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ СИРИИ ПЕРИОДА

ФРАНЦУЗСКОГО МАНДАТА (20 - 30-е годы XX века)


До 1918г. Сирия, наряду с другими странами Ближнего Востока, входила в состав Османской империи. В ходе I мировой войны англо-французские войска, поддержанные восставшими арабами, руководимыми Фейсалом, сыном шерифа Меки Хусейна аль-Хашими, изгнали турок из бывших арабских провинций империи, и Англия с Францией разделили их между собой на зоны контроля. Юго-восточная Сирия с центром в Дамаске по согласованию сторон до заключения мирного договора была отдана под контроль Фейсала, ставшего ее губернатором. Однако его правление оказалось недолгим. В обмен на согласие Франции отказаться от причитавшегося ей по соглашению Сайкса-Пико Мосульского вилайета Англия пожертвовала Фейсалом, а более широко - Сирией, которая к концу июня 1920 г. перешла под контроль Франции, получившей в 1922 г. от лиги Наций мандат на ее управление. Ко времени перехода Сирии под французский контроль население страны представляло конгломерат этносов (арабов, курдов, армян, греков, евреев, туркмен, черкесов - переселенцев из Кавказа и Балкан, ассирийцев и других народов) и конфессий (мусульман, христиан, иудеев), религиозных маргиналов, среди которых значимыми были общины алавитов и друзов.

Этноконфессиональная фрагментация населения Сирии дополнялась социальной мозаикой. Население объединялось в доклассовые формы социальности (семья, род, клан, племя, сословные и религиозные корпорации), которые определяли место и роль человека в обществе и борьба между которыми определяла вектор развития общества. Господствующее положение занимали аяны — социальные верхи мусульман-суннитов, в том числе родовая аристократия, крупные землевладельцы, военно-служилая знать и улама - блюстители канонического права, богословы, имамы и муфтии^. Община мусульман, или как ее называют на Арабском Востоке - умма, составляла 75 - 77% населения страны и включала в себя абсолют-ное большинство арабов, курдов, всех черкесов и туркмен.¹

В османские времена социальная структура населения представляла собой вертикаль, сложившуюся в течение веков. В 1908 г., после прихода к власти младотурков, эта вертикаль стала размываться, однако окончательно ее разрушили французы Вместо нее стала формироваться горизонтальная стратификация общества, в котором промежуточное положение между богатством и бедностью занимали интеллигенция и средние слои. Они появились в 20-е гг. и заявили о себе в 30-е, формируя оппозицию политической гегемонии традиционной элиты, предлагая новые формы социальной и политической организации общества. Исследованию этого процесса и посвящена статья.

До установления французского мандата социально-экономическая и культурная жизнь отдельных сообществ Сирии строилась по классической схеме бинарных оппозиций, описанных К. Леви-Строссом Дихотомические отношения "мы- они" обрели характер оппозиции "свои - чужие", которая в недалеком прошло иной раз доходила до противостояния "друг - враг", за горизонтом которого начинались кровавые конфликты Тогда как в большинстве стран разделение общества проходило по этническому признаку, который, по мнению С.Е. Рыбакова, по интенсивности и убедительности "совершенно точно превосходит все иные виды социальной дифференциации и, возможно, уступает лишь сугубо биологическим противостояниям (пол, раса) как наиболее очевидным"², в Сирии начала XX в мы не найдем чисто этнического противостояния, оно "смазано" религиозным Родовое понятие "свои - чужие" для населения Сирии выражало не этничность, а принадлежность к конфессии Такой порядок бытия сложился потому, что в арабских халифатах и Османской империи первосортность человека определялась не признаком крови или местом в материальном производстве, а принадлежностью к государственной церкви - исламу суннитского толка. После развала Османской империи и передачи Сирии под французский мандат исламский фундамент государственности рухнул и между мусульманами и немусульманами исчезли ранее существовавшие границы, так как французы отказали исламу в статусе государственной религии. Тем самым традиционные отношения между отдельными группами населения Сирии, основанные на "естественном праве" мусульман быть выше немусульман, разрушались, и начинался процесс формирования светского общества. По мере его нарастания возможности традиционной элиты уммы выталкивать на верх общественной жизни своих представителей уравновешивались личными качествами их оппонентов. Признак веры перестал играть определяющую роль, факторами, формирующими вектор развития общества, становились исключительно материальные и политические интересы людей.

В годы мандата шла ускоренная модернизация Сирии, подталкиваемая французским капиталом. Вместе с тем, феодальный способ производства, сохранявшийся в Сирии во всех его стадиях - от расцвета до увядания, медленно уходил с исторической арены, пытался приспосабливаться к вызовам времени, демонстрируя определенную жизнеспособность Присущие ему формы социальности людей обнаруживали способность к социальной мимикрии, хотя их экономическая база сужалась и они утрачивали правовую основу, так как наряду с насаждаемым капитализмом мандатные власти вводили в действие новые правовые нормы, заменяя ими основанные на шариате^.

Ко времени передачи Сирии под французский мандат в сирийском обществе уже сложилась определенная политическая практика Первые политические организации здесь возникли в 10-е гг. XX в. Их создателями были отпрыски знатных семей аянов, которые и составили первую генерацию политиков, придерживавшихся идеи панарабизма - признания единства арабского мира Они приватизировали роль элиты на основании "естественного права" управлять обществом. Их политическое лидерство зиждилось на авторитете нравов, освященных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение всеми, кто входил в род, племя, конфессию. На такой основе держится власть вождей родов, племен, конфессий. Аяны пытались закрепить сложившуюся практику и в условиях французского мандата. Вместе с тем, в 20 - 30-е гг. на политической арене появились представители интеллигенции, средних слоев, выдвинувшихся не благодаря богатству, именитости и родству, а в силу образованности и, таланта, профессионализма, личностных качеств. Многие из них получили образование на Западе, были носителями востребованных современных знаний, работали юристами, журналистами, техниками и инженерами, учителями и преподавателями, мелкими чиновниками и банковскими служащими, имели собственное небольшое дело. Политически активная их часть была увлечена проектами модернизации Арабского Востока, обуреваема идеей национальной идентификации сирийцев. Между этими слоями общества и старой элитой в 20-еще сохранялась строгая субординация, главным содержанием которой было признание за аянами "естественного права" на политическое лидерство. Именно поэтому во главе всех политических организаций Сирии 20-х гг. XX в. продолжали оставаться представители именитых фамилий.

Переход Сирии под французский контроль, сопровождавшийся кризисом и распадом политических организаций, сложившихся до прихода французов³, невызвал ухода старых политических лидеров Возрождение политической жизни началось после введения в действие мандатными властями в 1923 г закона о свободе политической деятельности. Первой организацией, заявившей о себе летом 1924 г., стала Партия народа, во главе которой встал известный политик Абд ар-Рахман Шахбендер, объединивший вокруг себя богатые землевладельческие семейные кланы Дамаска, Хамы, Хомса, других городов Сирии⁴. Ее оппонентом выступила Партия независимости, созданная в начале 1925 г. группой Шукри аль-Куатли⁵. В отличие от народной, в нее вошли торгово-предпринимательские круги Дамаска. Часть политиков Сирии ориентировалась на Сирийско-Палестинский конгресс (СПК), созданный в 1921 г. в Женеве. Его Исполком возглавил отпрыск богатого христианского клана торговцев и банкиров Ливана Мишель Лютфулла, разместивший штаб-квартиру в Каире. При помощи Англии СПК был признан Лигой Наций в качестве законного представителя интересов арабов⁶. Ни в одной из этих организаций средние слои не были представлены ни в руководстве, ни в качестве активных членов. Становление политической структуры подмандатной Сирии было прервано восстанием друзов, ставшим самым значимым по последствиям политическим событием 20-х гг. Оно длилось почти два года: от июля 1925 - до июня 1927 г. и охватило страну друзов - Джабель-друз, зону Дамаска, Хамы, затронуло Халеб и северные дистрикты Ливана. Восстание стало реакцией части населения Сирии на пятилетнее правление французов, однако не переросло во всенародное движение, ибо его движущей силой остались только друзы. Горожане, частью которых явились формировавшиеся средние слои, в восстании не приняли участия. Интеллигенция уммы солидаризировалась с друзами, однако в вооруженной борьбе участия не приняла. Традиционные силы, за исключением узкого круга политиков Дамаска, также оказались в стороне от него. Утверждение в арабской историографии о том, что в подготовке восстания широкое участие приняла Партия народа, другие организации, не подтверждается фактами. Филипп Хоури, изучавший этот период истории Сирии, пришел к выводу, что никакой связи между друзами, их вождем Султаном аль-Атрашом и политиками Дамаска, других городов не было вплоть до начала восстания. Имели место связи лишь с узким кругом нотаблей Дамаска, группировавшихся вокруг богатого землевладельца Насиба аль-Бакри, и только после вступления восстания в фазу вооруженной борьбы, руководство Партии народа и Исполкома СПК поддержа-ло его⁷. В августе 1925 г. деятельность Партии народа была запрещена, но ее руководство во главе с Абд ар-Рахманом Шахбендером успело бежать в Джа-бель-друз, где вошло в созданное Султаном аль-Атрашем "Провинциальное национальное правительство". Однако большинство политической элиты Сирии встало на позицию выжидания. Одних настораживала прохашимитская ориентация лидера восстания - Султана аль-Атраша, другие опасались, что за спиной друзов стоит Англия, духовных лидеров уммы не устраивало то, что не мусульмане, а друзы возглавили выступление против французов, вожди Партии независимости опасались чрезмерного усиления Партии народа. По мере разрастатания восстания это большинство стало дистанцироваться от него, призывая к компромиссу с мандатными властями при условии установления "баланса сил сирийской политической элиты и Франции"⁸.Восстание друзов закончилось поражением, но оказало существенное влияние на последующее развитие Сирии. Одним из его итогов стало формирование в арабском мире национализма нового течения. До восстания сирийская элита связывала надежды на независимость с появлением общеарабского лидера из числа родовой аристократии дома Хашимитов, Саудидов или египетского королевского дома Фарука. Но никто из них не выступил открыто в поддержку восстания. Панарабская идея в который раз показала свою бесперспективность. Это не означало, что она как течение общественно-политической мысли уходила с исторической арены, ее еще не раз будут пытаться реанимировать. Однако в практике государственного строительства и политической жизни Сирии она уступала место партикулярному национализму, генерировавшемуся интеллигенцией и средними слоями, которые после восстания стали оспаривать "естественное право" старой элиты управлять обществом. Эти слои заявили о себе в 30-е гг., когда их численность существенно возросла.

В 20 - 30-е гг. существенно ускорилось развитие капитализма в Сирии, и из числа христиан-католиков сформировалась влиятельная группировка компрадорской буржуазии. Особенно заметной она стала в Халебе, где процент христиан в структуре населения был гораздо выше, чем в Дамаске. Как правило, это были предприниматели средней руки, обзаведшиеся собственным делом благодаря сотрудничеству с французским капиталом либо с мандатными властями. Многие из них были подрядчиками, агентами французских фирм, занимались строительством или посреднической торговлей. Одним из результатов модернизации экономики стало бурное развитие банковской системы, оказавшейся в руках христианской и иудейской общин. Банковские служащие крупных городов стали заметной частью средних слоев Но их интеллектуальным ядром являлись журналисты и преподаватели учебных заведений. В Халебе и Александретте его представителями стали греко-католи-ки Эдмонд Раббах и Наим аль-Антаки, греко-провославный Константин Зурайк, в Дамаске - греко-провославный Мишель Афляк. Все они получили универси-1етское образование, были франкофонами, хорошо знали европейскую общественно-политическую мысль. С их точки зрения, "средний класс", становившийся опорой власти в европейских странах, должен был таковым стать и в Сирии. Как альтернативу арабскому национализму они выдвигали идею сирийского национализма, строительства демократического гражданского общества⁹.Они отстаивали сугубо секуляристскую модель общества и государства, в основе которой должны лежать рационализм, либерализм, прогресс и эмансипация¹⁰.Поскольку политическая элита уммы оказалась не готовой к диалогу со средними слоями, то уже в начале 30-х гг. последние начали создавать собственные политические организации. Одной из первых стала Сирийская национальная партия (СНП), возникшая в ноябре 1932 г. благодаря усилиям группы студентов Американского университета в Бейруте, возглавляемой Антуаном Сааде. Спустя два года партия приняла программу, в которой население Сирии было названо "самобытной сирийской нацией"¹¹. Лозунг партии: "Мы не арабы, мы сирийцы'" стал привлекательным для этнических меньшинств, так как снимал этнические различия между ними и титульным этносом. Несмотря на запреты властей, к 1935 г. СНП насчитывала около 8 тысяч человек, в большинстве - христиан-маронитов, объединенных в фаланги двух уровней: легального и нелегального, представленного теми, кто с оружием в руках готовился сражаться за независимость Сирии. Политические акции СНП встречали противодействие не только властей, но и арабских националистов, мусульманских организаций. Во второй половине 30-х гг. Антуан Сааде стал искать союзников партии на международной арене и нашел их в лице фашистской Германии и Италии, что дало повод его противникам обвинять СНП в том, что она финансируется этими державами¹².

В стороне от освободительной борьбы сирийцев оказалась армянская диаспора, которая в 20-е гг. создала ряд политических организаций на этнической почве, сосредоточившихся и проблеме судьбы армянского народа. Среди них наиболее заметными были Дашнакцутюн и Гнчак. От последней откололось ле-вое крыло, назвавшее себя группой Спартак, влившейся в компартию Сирии¹³.В середине — второй половине 30-х гг. в Халебе были созданы армянские организации "Белые рубашки" и "Белый символ" как противовес мусульманско-ортодоксальной организации "Черные рубашки", в которую вошли бывшие офицеры-черкесы турецкой армии. Ориентация на Францию, а не на политическую элиту Сирии находила понимание и поддержку в армянской среде.

В 30-е гг. на политическую арену Сирии вышли представители общины алавитов Франция выделила их страну в отдельное "государство", Правительственный совет которого был сформирован из числа представителей родоплеменной и духовной верхушки, избираемой населением. Правительственный совет назначал исполнительную власть, при которой служило 20 французских советников¹⁴. Мандатные власти создали на землях алавитов товарное плантационное хозяйство по производству табака, хлопка, оливок. При площади в 6500 кв. км и населении 286 тыс. чел. (данные 1937 г.—В.Р.) "государство" алавитов производило табака больше, чем все остальные территориальные образования подмандатной Сирии¹⁵. Оно демонстрировало высокие темпы развития экономики и других сфер жизни. Франция способствовала созданию разветвленной и доступной всем слоям системы просвещения и образования, благодаря чему в 30-е гг.появилось первое поколение образованной алавитской молодежи. Ее безусловным идейным лидером стал Заки аль-Арсузи — выпускник Сорбонны, талантливый публицист и философ, последовательный панарабский националист.- Его соратником являлся Вагиб аль-Ганем, врач по профессии, объединивший образованную алавитскую молодежь Латакии. Будучи религиозными маргиналами, идеологи интеллигенции и средних слоев алавитов осознавали, сколь сложной является задача объединения отдельных этноконфессиональных общин Сирии в единое целое, и пытались выработать такой проект устройства общества, который снимал бы этноконфессиональные противоречия. Так, Заки аль-Арсузи предложил культурологическую концепцию арабского национализма, основой которой стала история арабов и их язык. Ее он изложил в работе "Арабскийязык как творчество арабов"¹⁶. Его политическая программа основывалась на трех тезисах: арабская нация едина, арабская родина едина, арабский руководитель един¹⁷. Вагиб аль-Ганем и его единомышленники занимались более приземленными проблемами - социально-экономическими. Они были приверженцами строительства светского социально справедливого общества - "арабского социализма", в котором государственная собственность на крупные средства производства дополнялась бы частной, мелкой и средней¹⁸.

Средние слои алавитов были свободны от необходимости оспаривать "естественное право" своих аянов на политическое верховенство, поскольку в османские времена последние, как еретики, не допускались к политической жизни общества. Поэтому алавитские политические организации изначально создавались под руководством представителей образованной части средних слоев. Часть этих слоев вошла в Лигу национального действия, созданную в 1933 г. в Ливане. Ее филиалы были образованы в тех сирийских городах, где проживали алавиты, в том числе в Дамаске, Хомсе, Латакии и Александретте. Лига стояла на платформе панарабизма, равенства всех этносов и конфессий, светского государства¹⁹. Одним из ее руководителей стал Заки аль-Арсузи. Лига устраивала митинги и демонстрации, которые сопровождались потасовками с полицией и жандармерией и часто перерастали в уличные беспорядки. Другая часть образованны халавитов примкнула к СНП, создавшей свой филиал в административном центре "государства" алавитов - Латакии. Сельская часть средних слоев в 30-е гг. ориентировалась на общинного лидера - Сулеймана Муршида, вышедшего из бедной крестьянской семьи. Благодаря харизматическим чертам и мистическим дарованиям, он объединил в себе черты религиозного и политического лидера и в составе племенной конфедерации хайятин создал новый племенной союз аль-гасасна, объединивший 36 тысяч человек²⁰. Союз последовательно выступал занезависимость "государства" алавитов от Дамаска, а его шейх, возглавивший Правительственный совет, стал самым последовательным автономистом, за чтои был убит при невыясненных обстоятельствах в 1946 г.²¹

Составной частью средних слоев стали младшие командиры и офицеры Сирийского легиона Левантийской армии, созданной французами еще в годы I мировой войны. В начале 20-х гг. в ней служило около 20 тысяч человек, но в 1922 г. 15 тысяч солдат и офицеров было сокращено. В основном это были армяне, расселенные в Халебе. Восстание друзов побудило Францию увеличить численность Левантийской армии до 30 тысяч человек, в том числе Сирийского легиона - до 5 тысяч В 1930 г. речь шла уже о 13 тысячах, из коих 319 человек были офицерами, в том числе 162 – сирийцами²². Самый высокий чин, на который могли претендовать сирийцы, был майорский. Командный состав легиона готовился в специально созданном в 1920 г в Дамаске училище, кадеты которого набирались из представителей этноконфессиональных меньшинств, в том числе курдов-езидов, друзов, алавитов, армян и арабов-христиан. Мусульмане, как правило, не поступали на военную службу, так как она расценивалась как коллаборационизм. Возник разрыв между личным составом Сирийского легиона и уммой, опасность которого стала осознаваться ее политической элитой лишь во второй половине 30-х гг, когда обнаружилось, что армейские командиры стали активными участниками политических организаций этноконфессиональных меньшинств и входят в их руководство, а лидеры уммы на них влиять не могут. Политические организации Сирии пополнялись также маргинализированной частью населения сирийских городов, особенно образованными франкофонами, многие из которых выезжали на заработки в метрополию. Большинство их вернулось на родину во время мирового экономического кризиса 1929 - 1933 гг.

В отличие от средних слоев этноконфессиональных меньшинств, средние слои и интеллигенция уммы в первой половине 30-х гг. заявить о себе как о самостоятельной политической силе не смогли, несмотря на то что Сирия в это десятилетие пережила ряд важных событий 12 мая 1930 г верховный комиссар подмандатною Леванта ввел в действие Конституцию Сирии. Опубликованное им "переходное постановление" гласило, что ни одна ее статья не может противоречить обязательствам Франции, принятых по мандату Лиги Наций. В январе- апреле 1931 г на основании Конституции состоялись выборы в парламент, показавшие, что из 54 мест, отведенных избирательным законом для мусульман-суннитов, аяны получили около 80%, остальные достались интеллигенции, представлявшей семейные кланы тех же аянов. Из них же было сформировано иправительство Сирии. В результате вся государственная власть оказалась в руках примерно 100 семейных суннитских кланов Большинство их вошло в созданную в 1927 г. партию Национальный блок, олицетворявшую их "естественное право" на власть. Ни один представитель средних слоев уммы не прошел нив парламент, ни в правительство. Оппонировать блоку аянов пытались исламские фундаменталистские организации - "братья-мусульмане" и "хизбалла". Однако они имели влияние только в Хаме, руководили ими те же аяны, только духовные. Компартия Сирии, пытавшаяся представлять интересы трудящихся масс и "прогрессивной интеллигенции", небезосновательно отождествлялась арабо-суннитским большинством Сирии с курдским и армянским этническим элементом и реальной силы не представляла.

Самый авторитетный в 30-е гг. идеолог арабского национализма Сати аль-Хусри, на которого ориентировалось молодое поколение националистов, находился в Ираке, занимая в королевском правительстве Фейсала пост министра образования²³. К нему, как в Мекку, тянулись те политические силы уммы, которые были не удовлетворены курсом Национального блока. Он пристально следил за развитием ситуации, подогревая планы короля Ирака Фейсала по созданию "Великой Сирии" под эгидой последнего²⁴. Естественно, что вожди Национального блока сделали все возможное, чтобы Сати аль-Хусри был подальше от Сирии, хотя тот переслал ее правительству 16 посланий с проектами реформ²⁵.

Оказавшись у власти, Национальный блок взял курс на умеренный реформизм, стараясь не доводить отношения с Францией до состояния конфликта. В 1934 г мандатные власти предложили проект новой Конституции, отличавшейся от прежней, отмененной верховным комиссаром в мае 1932 г во время массовых выступлений против французов. По ней президент назначался верховным комиссаром, наделялся правом утверждать бюджет своим декретом без обсуждения его в парламенте. Парламент лишался законодательной инициативы и превращался в консультативный орган Исполнительная власть в лице госсекретаря и правительственных советников назначалась президентом и была подотчетна ему Национальный блок счел за лучшее принять Конституцию, что вызвало раскол Лидером оппозиции стал депутат парламента Ибрагим Ханану, арабизированный курдиз Халеба, глава богатого семейного клана, возглавлявший в 1919 - 1921 гг. вооруженное движение против французов и отсидевший за это длительный срок в тюрьме. Его фракция получила название реформистов-экстремистов, так как требовала замены мандата договором по подобию англо-иракского и объединения всех земель Сирии в унитарное государство²⁶. В фракцию вошли все члены уммы халебского отделения Национального блока, в том числе представители влиятельных кланов аль-Кудси, аль-Кайяли и аль-Джабри. Представитель последнего - Саадаллах аль-Джабри, стал "правой рукой" Ибрагима Ханану, а после его смерти в 1935 г. заменил того на посту лидера фракции Саадаллах аль-Джабри был первым среди вождей Национального блока, кто осознал необходимость расширения социальной базы партии за счет средних слоев и интеллигенции, искал пути объединения мусульман с немусульманскими фрагментами сирийского общества. Среди политиков-аянов он был, пожалуй, единственным, кто понимал, что главным препятствием на пути формирования сирийского государства является нестолько Франция, сколько традиционная фрагментарность населения Сирии, которую французы умело используют в своих интересах. Преодоление этноконфессиональной раздробленности он начал с себя, и в родном городе стал появляться в общественных местах в окружении девушек христианского и иудейского вероисповедования, что являлось, как пишет Кейс Уотенпауф, "подлинным сотрясением основ"²⁷, наладил дружеские отношения с Эдмандом Раббахом и другими авторитетными представителями средних слоев Сирии. В открытом им еженедельнике «Аль-Хадис» и местной газете Национального блока "Ан-Назир" он поддержал идею создания гражданского общества, которая встречала глухое сопротивление традиционной элиты уммы.

В январе - феврале 1936 г. в Сирии состоялась пятидесятидневная всеобщая забастовка, поводом к которой стал резкий рост цен на продовольствие. Национальный блок возглавил ее, принял Национальный пакт, в котором, помимо требований свободы и единства Сирии, борьбы за арабское единство и против сионизма, впервые выдвигалось требование равноправия всех граждан без различия вероисповедования. Правительство Франции согласилось на переговоры о предоставлении Сирии независимости. От Халеба в сирийскую делегацию, по предложению Саадаллаха аль-Джабри, были включены христиане - банкир Эдмонд Химси и представители средних слоев Наим аль-Антаки и Эдмонд Раббах. Конечно, включение в сирийскую делегацию христиан свидетельствовало о политическом расчете, но означало и то, что их представители впервые участвуют в определении будущего Сирии После возвращения с переговоров Саадаллахаль-Джабри в октябре 1936 г. выступил в Халебском клубе с речью, где изложил платформу национального единства "Религия для Бога, а отечество для всех! Мы все арабы и Сирия принадлежит всем!"²⁸. Призывы вождей Национального блока к единству сирийцев были с удовлетворением приняты политической элитой этноконфессиональных меньшинств. Но она ожидала не столько деклараций, сколько доказательств практической готовности к единству. Так, Эдмонд Раббах тут же выступил с серией статей в "Tribune Libre" - приложении к ливанскому франкоязычному журналу "Le Jour", в которых поставил следующие вопросы: если Саадаллах аль-Джабри искренен, то почему он и ему подобные политики более правы, чем все остальные, сирийцы, почему узкий круг политиков уммы монополизировал право говорить от имени всех?²⁹ По существу, впервые в печати было поставлено под сомнение “естественное право” аянов уммы на политическое лидерство. Наряду с этим, Эдмонд Раббах засвидетельствовал готовность христиан к сотрудничеству с уммой, опубликовав ряд статей исторического плана. Рассуждая о жизни христиан и евреев в османский период, он писал, что до тех пор, пока Запад не стал навязывать им свою протекцию, ислам был достаточно толерантен к ним, и они жили с мусульманами в мире и согласии. Формальная озабоченность Запада положением христиан и иудеев в империи только навредила им. Но даже после прихода к власти султана Абдул-Хамида II ^ (1876 г. - В Р.), и после 1878 г. ^ христиане и евреи жили в лучших кварталах городов и в самых богатых домах. «Многие из них были министрами, депутатами, заседали в магистратурах и яв-ились чиновниками официальных органов власти... Их патриархи имели статус визирей»³⁰. Комплиментарная оценка истории совместного бытия немусульман с мусульманами имела целью показать, что в новых условиях возможно созданиеие единого государства-нации, в котором все этносы и конфессии жили бы счастливо, что христиане готовы к этому.

Мишель Афляк - идеолог молодой интеллигенции и средних слоев Дамаска, предпочитавший до середины 30-х гг. обходить молчанием проблему роли ислама в истории арабов, также обратился к ней. Пытаясь показать особенности арабов, отличающие их от других народов, он утверждал, показателем их исключительных достоинств стало то, что именно у них появился ислам, а это явилось "безусловным выражением единства арабов, величайшим явлением их языка и литературы"³¹. В 40-е гг. он уже писал, что с принятием арабами ислама началась их "бессмертная миссия... выражающаяся в уникальном опыте нравственной и психологической жизни", что ислам является не столько выражением религиозных чувств арабов, сколько воплощением их национальной мысли³². Таким образом, христианин М. Афляк, ставший к этому времени идеологом надконфессионального и надэтнического политического движения средних слоев в Сирии - арабского возрождения, стал превращать ислам в синоним арабского национализма. Однако движение М. Афляка и сил, взгляды которых он отражал, навстречу политической элите Дамаска осталось незамеченным, так как она была гораздо консервативнее халебской и, с точки зрения национального единства, в 30-х гг. была скорее силой деструктивной.

Заки аль-Арсузи и до выступления Саадаллаха аль-Джабри воздавал должное исламу. Однако его оценка роли и места ислама в истории арабов отличались от той, которую давали Э. Раббах и М. Афляк. В отличие от них, он называл их «золотым веком арабов» доисламский период — джагилию. Именно тогда, полагал он, сложилась единая арабская нация, образующим стержнем которой стал язык. Появление ислама стало результатом расцвета культурной жизни арабов «века джагилии», выражением их духовной общности³³. В работах второй половины 30-х гг. он не раз обращался к этому тезису, неизменно отводя языку роль главного нациобразующего фактора, лишая ислам сакральной сущности и низводя его до продукта духовного творчества арабов. В 1938 г. Франция отказалась ратифицировать подписанный с Сирией договор и надежды сирийских националистов на скорую независимость и объединение страны рухнули. Режим мандата сохранялся на неопределенный срок, усилились автономистские настроения в "государствах" друзов и алавитов, в среде курдов северо-восточной провинции Джазира. В 1938 — 1939 гг. Франция, "по совету" Англии, уступила Турции северо-восточный санджак Александретту, рассчитывая на нейтралитет Турции в грядущей войне. Нетурецкое население санджака, участвовавшее в акциях протеста против его передачи, бежало в Сирию. Алавиты и христиане, составлявшие большинство беженцев, пополнили оппозиционные Национальному блоку политические организации, создаваемые интеллигенцией и средними слоями сирийских городов.

Попытки Национального блока, объединявшего "старую" политическую элиту Сирии, привлечь на свою сторону интеллигенцию и средние слои не увен-чались успехом по ряду причин. Во-первых, хотя руководство Национального блока формально признало право всех граждан Сирии быть равными и поддержало платформу национального единства, озвученную Саадаллахом аль-Джабри, но дальше этого не пошло. Реализация заявленного требовала от традиционной элиты уммы отказа от ее "естественного права" на власть, к чему она оказалась не готовой. Говоря о равенстве, она пыталась быть "равнее" других, выказывая намерение повести за собой интеллигенцию и средние слои, она стремилась их только "вести", не делясь с ними властью. Именно поэтому даже от уммы представители этих сил отсутствовали как в законодательных, так и в исполнительных органах власти.

Во-вторых, духовная элита в лице улама, часть которой либо входила в Национальный блок, либо поддерживала его, занимала консервативную позицию и крайне сдержанно отнеслась к инициативе Саадаллаха аль-Джабри. Улама призывали к консолидации арабо-мусульманского ядра, вокруг которого должны были разместиться, как молекулы, этноконфессиональные меньшинства, согласившись фактически на ранжированный статус. Ограничение значимости ислама до культорологической роли или до национальной мысли, усекание его сакральной сущности лишало их привычного общественного статуса, с чем они согласиться не могли. В то же время строительство сирийского государства на этнической или религиозной почве было невозможно, потому что атомарная и реликтовая этничность и религиозность практически не связывались ни с какими структурами государства. Государственность могла возникнуть лишь в том случае, если бы она стала подчеркнуто независима от этноконфессиональных реалий Сирии, если бы зиждилась на идее национализма, политические, религиозные и этнические границы которого совпадали бы. Такое государство должно было объединить в своих границах этносоциальный и религиозный организм, который назывался "сирийским народом" - гражданской политической нацией сирийцев.

В-третьих, представители интеллигенции и средних слоев этноконфессио-нальных меньшинств выражали настроения лишь части их. Так, большинство алавитов и друзов в 30-е гг. продолжало оставаться приверженцами автономизма. Весьма сложными выглядели предпочтения христиан, утративших после развала Османской империи государственную идентичность. Иллюзии в отношении автономии к 30-м гг. окончательно рассеялись и начались сложные трансформации общественного сознания, связанные с поиском новой государственной идентичности. Многие христиане-армяне сотрудничали с мандатными властями и французским капиталом и лишь вошедшие в компартию участвовали в борьбе за суверенитет Сирии. Христиане-марониты ориентировались на единоверцев Ливана, объявивших в 1920 г. его независимым от Сирии и последовательно отражавших в 30-е гг. попытки сирийских националистов вернуть ливанские земли в ее состав. Далеко не всех христиан убеждал тезис Э. Раббаха о толерантности ислама: геноцид армян в начале XX в. турками-мусульманами, резня ассирийцев-христиан в 1932 - 1934 гг. в районе сирийско-иракской границы бедуинами-арабами и курдами вызывали обеспокоенность всех христиан за свою судьбу.

Курдская интеллигенция, средние слои и рабочие сирийских городов после смерти Ибрагима Ханану - общинного политического лидера, отошли от Национального блока и стали ориентироваться на компартию, во главе которой в 1934 г.стал курд Халед Багдаш.

Таким образом, нежелание политической элиты уммы поделиться властью с интеллигенцией и средними слоями Сирии, выражавшими готовность к прагматичному сотрудничеству с ней, неудовлетворенность этих слоев курсом Национального блока, привели к тому, что последние приступили к созданию собственных политических организаций.