Альфред де Мюссе. Исповедь сына века Alfred de Musset. La confession d'un enfant du siocle (1835)
Вид материала | Документы |
- А. де Мюссе «Исповедь сына века», 28.27kb.
- Альфред Розенберг Миф XX века, 7416.4kb.
- Невроз в трактовке Альфреда Адлера, 29.61kb.
- Лекция по рычажным передачам альфред брей кемпе (alfred bray kempe), 975.81kb.
- Твен, марк (Twain, Mark; псевд.; наст имя – Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, Samuel Langho, 48.48kb.
- Экономическая мысль А. Маршалла, 123.73kb.
- Центр города. Субботний вечер. ХХ век, 7762.72kb.
- Альфред Розенберг, 7266.86kb.
- Эта глава повествует о потомках Куши, сына Господа Рамачандры. Члены этой династии, 3125.43kb.
- Алябьев, александр александрович (1787-1851), русский композитор; наибольшую популярность, 34.6kb.
На следующий день в двенадцать часов, при свете яркого декабрьского
солнца, молодой человек и молодая женщина проходили под руку по саду
Пале-Рояля. Миновав его, они вошли в ювелирную лавку и, выбрав там два
одинаковых кольца, с улыбкой обменялись ими. Затем, немного погуляв, они
зашли позавтракать к "Братьям-провансальцам" и поднялись в одну-из тех
мансард, откуда во всей своей широте открывается чудеснейший в мире вид.
Отослав лакея и оставшись наедине, они подошли к окну и нежно пожали друг
другу руки. Молодой человек был в дорожном костюме. Судя по радости,
отражавшейся на его лице, можно было принять его за новобрачного, впервые
показывающего молодой жене жизнь и развлечения Парижа. Его веселость была
спокойной и ровной, такой, какая обычно сопутствует счастью. Человек
опытный сразу узнал бы в нем мальчика, который становится мужчиной,
начинает с большим доверием относиться к людям и закаляет свое сердце.
Время от времени взгляд молодого человека обращался к небу, потом снова
падал на подругу, и в глазах его блистали слезы, но он не мешал им литься
и улыбался, не вытирая их. Молодая женщина была бледна, задумчива и не
отрываясь смотрела на своего друга. Лицо ее носило следы глубокого
страдания, которое не пыталось спрятаться под маской, но в то же время не
могло устоять перед веселостью молодого человека. Когда он улыбался, она
тоже улыбалась, но ни разу не улыбнулась первая; когда он обращался к ней,
она отвечала, она ела все, что он предлагал ей, - но в душе ее царило
какое-то безмолвие, которое оживало лишь в редкие минуты. В ее томности и
уступчивости просвечивала та душевная мягкость, та дремота, которая
является неотъемлемым свойством более слабого из двух любящих существ,
когда одно живет только в другом и сердце его - лишь отголосок сердца
друга. Молодой человек хорошо понимал это и, казалось, был исполнен
гордости и благодарности, но именно эта гордость и показывала, что его
счастье было для него ново. Когда его спутница внезапно становилась
печальна и опускала взор, он, чтобы ее ободрить, силился принять уверенный
и решительный вид, но это не всегда ему удавалось, и порой спокойствие
изменяло ему. Посторонний наблюдатель ни за что не смог бы понять эту
смесь силы и слабости, радости и горя, волнения и спокойствия. Можно было
принять эту пару за два счастливейших и вместе с тем за два несчастнейших
создания в мире, но, даже и не зная их тайны, нельзя было не
почувствовать, что они много выстрадали вместе и что, каково бы ни было их
неведомое горе, они скрепили его печатью более могущественной, чем сама
любовь, - печатью дружбы. Они пожимали друг другу руки, но взгляды их
оставались чистыми. Они были совершенно одни и все-таки говорили
вполголоса. Словно подавленные бременем своих мыслей, они склонялись друг
к другу, но губы их не сливались в поцелуе. Нежно и торжественно они
смотрели друг на друга, как двое слабых, которые хотят вступить на путь
добра. Когда пробил час пополудни, молодая женщина глубоко вздохнула.
- Октав, - сказала она, не глядя на своего собеседника, - что, если вы
ошиблись!
- Нет, друг мой, - ответил молодой человек. - Поверьте мне, я не
ошибся. Вам придется страдать много, быть может, долго, а мне - всю жизнь,
но мы оба найдем исцеление: вас исцелит время, меня - смерть.
- Октав, Октав, - повторила молодая женщина, - уверены ли вы в том, что
не ошиблись?
- Я не думаю, дорогая Бригитта, чтобы мы могли когда-нибудь забыть друг
друга, но мне кажется, что сейчас мы еще не можем простить друг другу, а к
этому нужно прийти во что бы то ни стало, - даже если бы нам пришлось
никогда больше не видеться.
- Отчего бы нам и не увидеться снова? Отчего когда-нибудь... Вы еще так
молоды! - И она добавила с улыбкой: - Мы сможем спокойно увидеться после
первого же вашего увлечения.
- Нет, друг мой, когда бы мы ни встретились, я не перестану любить вас
- знайте это. Только бы тот, кому я вас оставляю, кому отдаю вас, мог
оказаться достойным вас, Бригитта. Смит славный, добрый и честный человек,
но, как бы вы ни любили его, вы все еще любите и меня, - ведь если бы я
пожелал остаться или увезти вас, вы согласились бы на это.
- Это правда, - ответила молодая женщина.
- Правда? Правда? - повторил молодой человек, и вся душа его вылилась в
его взгляде. - Правда, что, если б я захотел, вы поехали бы со мной? - И
он спокойно добавил: - Вот почему мы никогда больше не должны встречаться.
В жизни бывают увлечения, которые будоражат мозг и чувства, ум и сердце.
Но есть такая любовь, которая не волнует, - она проникает в глубь человека
и умирает лишь вместе с существом, в котором пустила корни.
- Но вы будете писать мне?
- Да, в первое время - ведь страдания, которые мне предстоят, настолько
жестоки, что полное отсутствие всего того, что я любил и к чему привык,
могло бы теперь убить меня. Когда вы почти не знали меня, я лишь
постепенно, осторожно подходил к вам, подходил не без страха... затем наши
отношения стали более короткими... и наконец... Но не будем говорить о
прошлом. Постепенно мои письма сделаются реже, и наступит день, когда они
совсем прекратятся. Вот так я спущусь с горы, на которую начал подыматься
год назад. В этом будет много грусти, но, пожалуй, и некоторое очарование.
Остановившись на кладбище перед зеленеющей могилой, где вырезаны два
дорогих имени, мы испытываем таинственную скорбь, и из глаз наших льются
слезы, но эти слезы лишены горечи, - мне хотелось бы с таким же чувством
вспоминать о том, что и я жил когда-то.
При этих словах молодая женщина опустилась в кресло и зарыдала. Молодой
человек тоже плакал, но стоял неподвижно, словно не желая заметить свое
горе. Когда их слезы иссякли, он подошел к своей подруге, взял ее руку и
поднес к губам.
- Поверьте мне, - сказал он, - ваша любовь, как бы ни называлось
чувство, которое живет в вашем сердце, придает силу и мужество. Не
сомневайтесь, дорогая Бригитта, никто не поймет вас лучше, чем понимал я.
Другой будет любить вас с большим достоинством, но никто не будет любить
вас так глубоко. Другой будет бережно относиться к тем чертам вашего
характера, которые я оскорблял, он окружит вас своей любовью: у вас будет
лучший любовник, но не будет более нежного брата. Дайте же мне руку, и
пусть свет смеется над высокими словами, которые недоступны его пониманию:
"Останемся друзьями и простимся навеки". Задолго до того как мы впервые
сжали друг друга в объятиях, какая-то часть нашего существа уже знала о
том, что мы будем близки. Так пусть же эта часть нашего "я", соединившаяся
перед лицом неба, не знает о том, что мы расстаемся здесь, на земле. Пусть
ничтожная мимолетная ссора не пытается разрушить наше вечное счастье.
Он держал руку молодой женщины в своей руке, лицо ее было еще влажно от
слез. Она встала, подошла к зеркалу, с какой-то странной улыбкой вынула
ножницы и отрезала свою длинную косу - лучшее свое украшение. С секунду
она смотрела на свою обезображенную прическу, затем отдала эту косу своему
возлюбленному.
Снова раздался бой часов, пора было уходить. Когда они шли обратно по
галерее Пале-Рояля, лица их были так же веселы, как утром.
- Какое чудесное солнце, - сказал молодой человек.
- И чудесный день... - ответила Бригитта. - Пусть же ничто не изгладит
воспоминания о нем здесь!
И она прижала руку к сердцу. Они пошли быстрее и затерялись в толпе.
Час спустя почтовая карета спускалась с невысокого холма у заставы
Фонтенбло. Молодой человек сидел в ней один. Он в последний раз взглянул
на свой родной город, видневшийся в отдалении, и порадовался тому, что из
трех человек, страдавших по его вине, только один остался несчастным.