Альфред де Мюссе. Исповедь сына века Alfred de Musset. La confession d'un enfant du siocle (1835)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14
7


На следующий день в двенадцать часов, при свете яркого декабрьского

солнца, молодой человек и молодая женщина проходили под руку по саду

Пале-Рояля. Миновав его, они вошли в ювелирную лавку и, выбрав там два

одинаковых кольца, с улыбкой обменялись ими. Затем, немного погуляв, они

зашли позавтракать к "Братьям-провансальцам" и поднялись в одну-из тех

мансард, откуда во всей своей широте открывается чудеснейший в мире вид.

Отослав лакея и оставшись наедине, они подошли к окну и нежно пожали друг

другу руки. Молодой человек был в дорожном костюме. Судя по радости,

отражавшейся на его лице, можно было принять его за новобрачного, впервые

показывающего молодой жене жизнь и развлечения Парижа. Его веселость была

спокойной и ровной, такой, какая обычно сопутствует счастью. Человек

опытный сразу узнал бы в нем мальчика, который становится мужчиной,

начинает с большим доверием относиться к людям и закаляет свое сердце.

Время от времени взгляд молодого человека обращался к небу, потом снова

падал на подругу, и в глазах его блистали слезы, но он не мешал им литься

и улыбался, не вытирая их. Молодая женщина была бледна, задумчива и не

отрываясь смотрела на своего друга. Лицо ее носило следы глубокого

страдания, которое не пыталось спрятаться под маской, но в то же время не

могло устоять перед веселостью молодого человека. Когда он улыбался, она

тоже улыбалась, но ни разу не улыбнулась первая; когда он обращался к ней,

она отвечала, она ела все, что он предлагал ей, - но в душе ее царило

какое-то безмолвие, которое оживало лишь в редкие минуты. В ее томности и

уступчивости просвечивала та душевная мягкость, та дремота, которая

является неотъемлемым свойством более слабого из двух любящих существ,

когда одно живет только в другом и сердце его - лишь отголосок сердца

друга. Молодой человек хорошо понимал это и, казалось, был исполнен

гордости и благодарности, но именно эта гордость и показывала, что его

счастье было для него ново. Когда его спутница внезапно становилась

печальна и опускала взор, он, чтобы ее ободрить, силился принять уверенный

и решительный вид, но это не всегда ему удавалось, и порой спокойствие

изменяло ему. Посторонний наблюдатель ни за что не смог бы понять эту

смесь силы и слабости, радости и горя, волнения и спокойствия. Можно было

принять эту пару за два счастливейших и вместе с тем за два несчастнейших

создания в мире, но, даже и не зная их тайны, нельзя было не

почувствовать, что они много выстрадали вместе и что, каково бы ни было их

неведомое горе, они скрепили его печатью более могущественной, чем сама

любовь, - печатью дружбы. Они пожимали друг другу руки, но взгляды их

оставались чистыми. Они были совершенно одни и все-таки говорили

вполголоса. Словно подавленные бременем своих мыслей, они склонялись друг

к другу, но губы их не сливались в поцелуе. Нежно и торжественно они

смотрели друг на друга, как двое слабых, которые хотят вступить на путь

добра. Когда пробил час пополудни, молодая женщина глубоко вздохнула.

- Октав, - сказала она, не глядя на своего собеседника, - что, если вы

ошиблись!

- Нет, друг мой, - ответил молодой человек. - Поверьте мне, я не

ошибся. Вам придется страдать много, быть может, долго, а мне - всю жизнь,

но мы оба найдем исцеление: вас исцелит время, меня - смерть.

- Октав, Октав, - повторила молодая женщина, - уверены ли вы в том, что

не ошиблись?

- Я не думаю, дорогая Бригитта, чтобы мы могли когда-нибудь забыть друг

друга, но мне кажется, что сейчас мы еще не можем простить друг другу, а к

этому нужно прийти во что бы то ни стало, - даже если бы нам пришлось

никогда больше не видеться.

- Отчего бы нам и не увидеться снова? Отчего когда-нибудь... Вы еще так

молоды! - И она добавила с улыбкой: - Мы сможем спокойно увидеться после

первого же вашего увлечения.

- Нет, друг мой, когда бы мы ни встретились, я не перестану любить вас

- знайте это. Только бы тот, кому я вас оставляю, кому отдаю вас, мог

оказаться достойным вас, Бригитта. Смит славный, добрый и честный человек,

но, как бы вы ни любили его, вы все еще любите и меня, - ведь если бы я

пожелал остаться или увезти вас, вы согласились бы на это.

- Это правда, - ответила молодая женщина.

- Правда? Правда? - повторил молодой человек, и вся душа его вылилась в

его взгляде. - Правда, что, если б я захотел, вы поехали бы со мной? - И

он спокойно добавил: - Вот почему мы никогда больше не должны встречаться.

В жизни бывают увлечения, которые будоражат мозг и чувства, ум и сердце.

Но есть такая любовь, которая не волнует, - она проникает в глубь человека

и умирает лишь вместе с существом, в котором пустила корни.

- Но вы будете писать мне?

- Да, в первое время - ведь страдания, которые мне предстоят, настолько

жестоки, что полное отсутствие всего того, что я любил и к чему привык,

могло бы теперь убить меня. Когда вы почти не знали меня, я лишь

постепенно, осторожно подходил к вам, подходил не без страха... затем наши

отношения стали более короткими... и наконец... Но не будем говорить о

прошлом. Постепенно мои письма сделаются реже, и наступит день, когда они

совсем прекратятся. Вот так я спущусь с горы, на которую начал подыматься

год назад. В этом будет много грусти, но, пожалуй, и некоторое очарование.

Остановившись на кладбище перед зеленеющей могилой, где вырезаны два

дорогих имени, мы испытываем таинственную скорбь, и из глаз наших льются

слезы, но эти слезы лишены горечи, - мне хотелось бы с таким же чувством

вспоминать о том, что и я жил когда-то.

При этих словах молодая женщина опустилась в кресло и зарыдала. Молодой

человек тоже плакал, но стоял неподвижно, словно не желая заметить свое

горе. Когда их слезы иссякли, он подошел к своей подруге, взял ее руку и

поднес к губам.

- Поверьте мне, - сказал он, - ваша любовь, как бы ни называлось

чувство, которое живет в вашем сердце, придает силу и мужество. Не

сомневайтесь, дорогая Бригитта, никто не поймет вас лучше, чем понимал я.

Другой будет любить вас с большим достоинством, но никто не будет любить

вас так глубоко. Другой будет бережно относиться к тем чертам вашего

характера, которые я оскорблял, он окружит вас своей любовью: у вас будет

лучший любовник, но не будет более нежного брата. Дайте же мне руку, и

пусть свет смеется над высокими словами, которые недоступны его пониманию:

"Останемся друзьями и простимся навеки". Задолго до того как мы впервые

сжали друг друга в объятиях, какая-то часть нашего существа уже знала о

том, что мы будем близки. Так пусть же эта часть нашего "я", соединившаяся

перед лицом неба, не знает о том, что мы расстаемся здесь, на земле. Пусть

ничтожная мимолетная ссора не пытается разрушить наше вечное счастье.

Он держал руку молодой женщины в своей руке, лицо ее было еще влажно от

слез. Она встала, подошла к зеркалу, с какой-то странной улыбкой вынула

ножницы и отрезала свою длинную косу - лучшее свое украшение. С секунду

она смотрела на свою обезображенную прическу, затем отдала эту косу своему

возлюбленному.

Снова раздался бой часов, пора было уходить. Когда они шли обратно по

галерее Пале-Рояля, лица их были так же веселы, как утром.

- Какое чудесное солнце, - сказал молодой человек.

- И чудесный день... - ответила Бригитта. - Пусть же ничто не изгладит

воспоминания о нем здесь!

И она прижала руку к сердцу. Они пошли быстрее и затерялись в толпе.

Час спустя почтовая карета спускалась с невысокого холма у заставы

Фонтенбло. Молодой человек сидел в ней один. Он в последний раз взглянул

на свой родной город, видневшийся в отдалении, и порадовался тому, что из

трех человек, страдавших по его вине, только один остался несчастным.