Валерий Белоусов Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   35


Филатов: «И кто же это творил?»


Фёдоров: «Литовцы. И это не самое страшное…5-ая стрелковая дивизия имени Чехословацкого пролетариата, отступая от границы, пробивалась через Каунас вообще с артиллерийским огнём. При том, что тогда немцев в Каунасе вообще не было…Это литовцы. Они подняли открытый мятеж…причём с советскими войсками или частями НКВД в бой в открытую не вступали- зато убивали безоружных обозников, тыловиков, медиков…а уж что с советскими людьми творили…я сам видел коммунистов, привязанных к доскам и перепиленных заживо двуручной пилой…»


Филатов «Дальше.»


Фёдоров: «Части дивизии вступили в бой в районе станции Рудишкес, на магистрали Гродно-Вильно. В течении одного дня наши потери составили убитыми и ранеными до 70 % личного состава, до 150 танков и бронемашин, 15 орудий и более 50 % автотракторной техники…


Потери противника- около 300 танков. Но наши снаряды слишком слабы- они выводят немецкие машины из строя лишь временно. Поскольку поле боя осталось за противником, можно ожидать что большая часть этих танков будет немцами восстановлена.


В настоящее время боевой состав дивизии — 15 танков, 20 бронемашин и 9 орудий…обоз переполнен ранеными…»


Филатов: «Как же вас так?»


Фёдоров: «Пикировщики…вчера насчитали 13 налётов, с участием до 70 машин. Массированно применяют, гады. Под Вильно я поставил на прямую наводку всю артиллерию, в том числе из 5-того ГАП, 615 корпусной полк, зенитную из 12 зенитной бригады ПВО. Отлично работали гаубичники! Заставили немцев развернуться в боевой порядок- а там их достали уже зенитчики. Все подступы к Вильно со стороны Алитса были усыпаны немецкими трупами. Огнём руководил лично начальник артиллерии полковник Артамонов…жалко мужика, погиб в бою. Стреляли, пока были снаряды. Потом сняли замки и отступили…Орудия пришлось оставить.»


Филатов, выглядывая в окно: «Не все оставили…»


За окном прогрохотал одинокий тягач СТЗ-5, волочащий на буксире гаубицу…


Фёдоров, выскочив на дорогу: «Ребятки, откуда вы?»


С заглохшего, иссечённого пулями и осколками трактора донеслось: «Мы- пятый гаубичный…»


Да, это отходил артполк. Слив горючее по каплям, несколько отважных артиллеристов сумели вытащить из окружения хоть одно, но боевое орудие…(случай подлинный). Эх, товарищи артиллеристы…не читали вы Марка Солонина- ведь вам надо было побросать поскорее оружие, и бежать скорее в тыл…а вы спасаете не себя, а доверенную Родиной гаубицу…как тот неизвестный башенный стрелок из вашей же 5-той танковой, который еле передвигая ноги, упорно шёл с танковым пулемётом на плече…И который рассказал, что дивизия геройски дралась, пока было горючее и снаряды. А потом экипаж зажёг танк, сняв с него оставшийся без патронов пулемёт…И который сначала попросил- водички, а потом- патронов…Тоже, видимо, Солонина не читал…


(С Фёдоровым, который сейчас терзается не за себя, а за то, что не справился, не отстоял Вильно одной дивизией против всей танковой группы Гота — всё будет хорошо. Никто ему дурного слова не скажет…человек будет честно воевать дальше и погибнет в 1942 году, рядом с отважным командармом Лизюковым…)


«Если надо, Коккинаки долетит до Нагасаки!


И покажет он Танаки, где зимуют раки!»


Это про советского лётчика-испытателя Владимира Коккинаки, шеф-пилота ильюшинского КБ…И ведь действительно бы долетел! Во всяком случае, во времена оны на ДБ-3Ф свободно летал из Мурманска до Ньюфаунленда…так что была бы проявлена политическая воля и дана соответствующая команда…


Василий Константинович Коккинаки — это его брат. Тоже лётчик, но уже истребитель…


И сейчас он барражирует над Молодечно….


Примерно в одиннадцать часов утра над дорогой, проходящей через городок, появились фашистские самолеты, и на бреющем полете начали поливать свинцом мирных, безоружных людей. На глазах отступающих красноармейцев гибли женщины, старики, дети. А они были бессильны что-либо сделать!


Очевидец свидетельствует: «Не знаю ничего страшнее этих моментов бессильной ярости, когда кулаки стискиваешь до боли, а сам должен вжиматься в землю под воющий свист бомб. Как люто мы ненавидели фашистов!


И вдруг над дорогой появился наш юркий «ястребок» и сразу же ринулся в бой. Один против нескольких десятков «мессеров» и «юнкерсов»! «Отомсти им, гадам!» — наверное, думал каждый из нас. Мы хотели передать ему всю нашу ненависть, мы гонялись вместе с ним за фашистскими стервятниками. И вот запылал один самолет, за ним второй, третий. «Горят, сволочи!» — кричал кто-то рядом со мной. И если бы не генеральские петлицы, я бы с удовольствием кричал тоже. Фашистам уже было не до дороги. Они повернули назад. Но и «ястребок» задымил и начал падать. Через несколько минут где-то в лесу грохнул взрыв… Мы понимали, что это за взрыв. Многие не скрывали своих слез.»


Так погиб Василий Коккинаки…Но в огневом небе войны продолжали летать его братья — Владимир и Константин…и ещё сотни и сотни отважных пилотов…братьев по русской крови, братьев по духу…


Одиннадцать часов двадцать две минуты. Беларусь. Город Лида.


«Гули, гули, гули…» Серенькая, неприметная голубка присела на голубятню…


Поворковав, птица вошла в знакомую клетку и присела у края кормушки…Сержант ветеринарной службы Колька Свист осторожно присел на корточки, чтобы не испугать её- а потом быстрым, но нежным движением схватил голубку за крылья…Та затрепетала, несколько раз взмахнула свободным крылом…Но сержант до призыва не даром был лучшим голубятником между Таганкой и Заставой Ильича, которая раньше была Рогожской…


Вобщем-то, и Свистом окрестили весёлого беспризорника на Калитниковском рынке, именуемым неграмотными фраерами Птичьим, за его непреодолимую тягу к голубям…И чужим голубятням! Потому как покупать дорогих турманов, агаранов, гривунов или дутышей он не стал бы- даже если бы у него завелись каким-то чудом деньги…КУПИТЬ голубя? Это просто пижонство…


Другое дело, приманить чужого сизаря своей голубкой, или просто подломать голубятню у жирного и толстого фрея…Это да! Это по пацански!


Ловил чужих голубей Свист, пока и сам не был пойман…А дальше- просто…Приёмник-распределитель на Рогожской Слободе в бывшем Андроньевском монастыре, детский дом в Загорске, который Сергиев Посад, побег, колония для дефективных подростков в Икше…


И оттуда бы свинтил отчаянный Свист, кабы не голуби…уж очень там голубятня была знатная! Разводили дефективные голубей- да не простых…и собачек тоже разводили…Овчарок. Остался Свист. Закончил после школы ветучилище…


И вот поэтому ждала Свиста после призыва -4-я стационарная военная голубиная станция ОСНАЗ.


Любили, знаете, ОСОБЫЕ войска набирать себе личный состав из бывших беспризорников…недаром товарищ Макаренко, тот самый, из колонии имени Дзержинского, носил звание капитана НКВД (а вы и не знали?). Вроде как вырастали в этом богоугодном заведении янычары для диктатуры пролетариата…


Колька осторожно снял с лапки птицы тоненький пенальчик со спец-сообщением. Конечно, рация- это хорошо, это современно. Но резидент из Литвы- большой любитель орнитологии- прекрасно обходился без всякой антенны. В конце-концов, голубя не запеленгуешь…


Информация о движении немецких танковых колонн поступит в штаб Фронта — без промедления…(случай подлинный)


Одиннадцать часов тридцать минут. Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области.


На пыльной деревенской улице, у маленькой бревенчатой церковки, на старых сосновых брёвнах возле покосившегося забора, сидит седой, как лунь, деревенский батюшка.


Около него останавливается древняя старушонка, согнутая несчитанными годами почитай что в дугу.


«Здравствуй, отец Гарвасий!»


«Здравствуй и ты, Олеся…только какой я теперь отец…»


«Чегой-то?»


«Или не знаешь? Брось дурить-то…я человека убил.»


«Батюшка, ты ведь — немца убил»


«Немца или готтентота — всё одно, извергнут из сана.»


«Батюшка, да ведь ежели ты бешеную собаку, что на ребёнка кинулась, застрелил- в том вины твоей нет?»


«Олеся, уйди, очень тебя прошу…не доводи до греха. Проклят я, проклят навеки…Теперь я совсем как ты! Даже вот во храм свой взойти не могу…»


«Батюшка, а ты хоть пробовал?»


«И пробовать не буду. Я ЗНАЮ.»


«Батюшка, это предрассудок…вот хоть на паперть взойди! А я за это «Отче Наш…» прочитаю вслух. Два раза!»


Гарвасий: «Ну разве что на паперть…»


Осторожно, будто идёт по раскалённым углям, поднимается на крыльцо, крестится, за позеленевшее кольцо тянет на себя тяжёлую деревянную дверь…


Олеся: «Упаси меня Сварог, уж и за доктора Фрейда приходится трудится…»- и делает странный, ни на что не похожий жест.


Спустя несколько минут из церквушки выходит ошеломлённый отец Гарвасий…На неверных ногах возвращается к брёвнышку и почти падает…


Олеся молчит. Молчит и отец Гарвасий…


Потом поворачивает голову к Олесе: «Никто ведь и не поверит…»


Олеся: «Я- ПОВЕРЮ»


Отец Гарвасий: «ОНА — мне улыбнулась…»


Олеся: «Батюшка! А ведь ты в своего Бога- не верил! То есть верил, но умом, хоть и страдал за Него…А ведь Он у тебя — хороший.»


Отец Гарвасий, истово крестясь: «Олеся, вот тебе Крест! Уверовал истинно! Радость-то какая…Ну, твари, оккупанты, держись теперь! Мы со Христом! Кто же на ны?»


Олеся только тихо улыбнулась про себя…


Одиннадцать часов тридцать пять минут. Лесная поляна слева от шоссе Минск- Молодечно.


Замполит 100-той стрелковой дивизии батальонный комиссар Фляшкин Кирилл Иванович: «Товарищи командиры!»


Собравшиеся на поляне красные командиры встают и одёргивают уже запылившуюся форму. С обочины шоссе под сень деревьев бодро сбегает комдив Руссиянов.


За ним следует помощник начштаба по тылу капитан А.К. Ростовцев, который тащит в руках деревянный ящик со звякающими бутылками…


Товарищи командиры оживляются- вкусы генерала Руссиянова и особенно его любовь к пенному хмельному напитку, а ровно и его широкая, хлебосольная душа — всем известны.


Однако в пивных бутылках — оказался вовсе не любимый янтарный напиток. На вынутой из ящика Руссияновым бутылке- была аккуратно приклеена литографически исполненная этикетка- несколько весьма красноречивых рисунков, чтобы самый светловолосый солдат понял…Минимум текста, максимум доходчивой визуальности.


И как чиркать аккуратно прикрученными проволокой огромными спичками по не менее аккуратно прикреплённой тёрке, и как бросать, и указание- что у танка двигатель сзади, а у бронемашины- спереди…


Ростовцев, любуясь: «Да! Дизайнер уж постарался…»


Руссиянов, авторитетно: «Разумеется! Такая уж у них нация! Если бы какому-нибудь нашему Иванову поручили- вышло бы куда корявей! Ну, не красен кабак пирогами, а красен пиздюлями! Надо бы попробовать…»


Руссиянов взял в руки бутылку и подошёл на десять шагов к огромному, серому валуну…»Только бы не промазать…а то всё насмарку…ну, ХОСПОДИБЛААСЛАВИ…». Чиркнул спичкой, поджёг фитиль, размахнулся…


Звон стекла, разлетающиеся брызги…И- ничего…Только тоненький дымок…а потом! Скворчащее чёрно-бордовое пламя охватило валун…


«Горит! От бутылки горит, товарищи! А это ведь камень, не танк…»


И никто из бывших на поляне, под вековыми дубами, не знал, что полторы тысячи лет тому назад это был не просто камень…И что славяне костры разжигали на нём — только идя в смертный бой против лютого ворога!


Отлично справился с поставленной задачей и капитан Ростовцев.


Вот что записано в Журнале боевых действий 100-той дивизии: «В 13 часов 30 минут на командный пункт дивизии капитаном Ростовцевым была доставлена первая партия бутылок, которые были направлены в 85-й и 355-й стрелковые полки».


Всего же за день на пункты боепитания дивизии было доставлено 12 грузовиков стеклянных бутылок.


Двенадцать часов ровно. Деревня Глубокое. Берёзовый лесок у восточной околицы. Командный пункт 3-го танкового батальона 61 танкового полка 30 ТД.


Капитан Джаба Константинович Иоселиани был мегрелом (именно так! без «н»), а адьютант батальона, лейтенант Михаил Саакашвилли — кахетинцем.


Поэтому меж собою сыны солнечного Авлабара (это рынок такой, в Тбилисо, за шумною Курой) разговаривали на языке презренных русских…


«Э-э, Мишико…Ыды суда, сладкий мой, я тибе сейчас цхлаури сдэлаю…»


«Батоно, да, канэшно, с балшим удоволствием… Толко там этот, черножопий…приехал, да?»


«Какой-такой черножопий, э? Ти кого, кахетин, шомар дэди, имеешь в виду? Ты, слющай, сам чито, Снэгурочка? Сматри мине глаза, да?»


«Да нэт, это я про Фалангер-малангер…Каторий нашего Огурцания оклеветал…»


«Козе моей твой Огурцания син…Какой-то вшивий картли, э-э…»


«Всё равно, он из Сакартвэло…а какой-то рюсский его очернил, да?»


«Фалангер разве рюсски?…А впрочем, они такие разные…ну и чито ты прэлагаешь, маймуно виришвили?»


«Батоно, а Ви ему такую задачу поставьте, чито бы никогда нэ виполнил…»


«Э-э…а просто по морда стукнуть?»


«Батоно, а Ви забили, кто его старше МЕНЯ сыделал?»


«Да. Ну, значит, так и сделаем…мине в батальон чюжой глаз нэ нужен… а ты нэ гилюпий, бичо, хас мукар…Ну, ыды уже сюда, мой сахарний…я уже заскючал…»


Двенадцать часов пять минут. Аэродром Барановичи.


За последние сутки из всех частей 43 — ей истребительной дивизии тяжелее всех пришлось 162-му полку подполковника Резника.


На Барановичском аэродроме собралась на площадке 800х900 метров разношерстная компания из самолетов Пе-2, Су-2, МиГ-1, МиГ-3 и Як-1.


Здесь находилась в стадии формирования 60-я истребительная дивизия полковника Татанашвили, чьи основные аэродромы Слоним, Ивацевичи и Лунинец реконструировались.


С 4 часов утра 24 июня на аэродром обрушился шквал атак немецкой авиации. К середине дня не осталось ни одного «живого» самолета. Летчики и техники из последних сил пытались восстановить оставшиеся относительно целыми, не тронутые осколками, неисправные машины…И ждали помощи с Востока…


И она пришла…


С величественным гулом моторов над Барановичами неторопливо проплыла великолепным, внушающим уважение парадным строем девятка ТБ-3 из 3-его тяжелого бомбардировочного полка… (Зачем они пролетали над Барановичами- задал мне вопрос взыскательный читатель…Да меня и самого этот вопрос заинтриговал! Отчего пролетели над Барановичами? Оказывается, штурманы по привычкам мирного времени прокладывали курс НАД НАСЕЛЁННЫМИ ПУНКТАМИ, как ориентирами…)


Над целью бомбардировщики появились при свете яркого солнца — погода была идеальной, как никогда!


Неторопливо развернувшись, гиганты степенно легли на боевой курс.


Самолеты шли над целью так медленно, что, казалось, зависали в воздухе — воздушные корабли «становились на якорь», и прицельно бросали бомбы, несмотря на обстрел, совершенно равнодушно пропуская сквозь свое гофрированное тело десятки осколков и даже малокалиберные снаряды немецких зениток.


Исключительно живучую машину создал враг трудового народа товарищ Туполев! (Почему враг? Ну как же, судимость-то с него до сих пор не снята…и свой новый самолёт он сейчас строит под рабочим индексом «ВТ», что переводится шутниками из ЦКБ-29 НКВД либо как «Внутренняя тюрьма», или как «Вредители- Трудящимся»..)


А сыпать на немецкие головы у русских самолётов было что- казалось, их бомбовые отсеки бездонны, как бочки Данаид…Вниз сплошным потоком летели ФАБы, ЗАБы, РРАБы (последние с полным ассортиментом от бомб АО-2,5,8 до хрупких стеклянных шариков КС). Вся дорога с немецкой автоколонной скоро исчезла в облаке дыма и пыли, сквозь которое изредка взлетали в небо огромные языки алого пламени…


Когда в небе появилась пара немецких истребителей, стрелки бомбардировщиков встретили их дружным, яростным огнём. Нерушимый строй! Взаимная поддержка! Перекрытые многослойным огнём с соседних машин слепые, не простреливаемые сектора!


И скоро первый немецкий истребитель задымил — и в воздухе вспух белый парашютный купол…


Однако второй немец всё не успокаивался- и начал добиваться успехов…Всё-таки 2-см пушка- против фактически ручных пулемётов ДА…


ТБ-3 капитана Пляшечника был атакован первым. Были убиты оба воздушных стрелка, тяжело ранен ботмеханик, перебита бензосистема, на борту возник пожар. Но противник радовался преждевременно. Радист повел бой, отражая башенным пулемётом атаки «мессершмитта». Штурман Михайлов предотвратил распространение огня по самолету, зажав голыми руками поврежденную трубку бензосистемы. Из перебитой трубки горящее топливо плескало ему на грудь, лицо и шею- но он крепко держал её горящими руками… Сымитировав падение корабля и уйдя от преследования, экипаж через 40 минут после атаки перелетел линию фронта и произвел посадку в поле. Пожар потушили, после чего самолет в сумерках взлетел и вернулся на свой аэродром.


А фашистский лётчик выходил в новую атаку…К счастью, в этот момент на помощь своим товарищам пришёл одинокий МиГ-3 с ярким бортовым номером «7«…И сбил фашиста! Но на смену ему- прилетели уже шесть «мессершмиттов».


Спустя полчаса на аэродром Барановичи с неработающим мотором рухнул искалеченный истребитель с семёркой на борту — и завертелся волчком в конце пробега по полосе…Подбежавшие механики вынули из кабины уткнувшегося головой в приборную доску лётчика. В глаза им бросилось молодое, будто выбеленное мелом лицо, повисшая на лоскуте кожи кисть правой руки…И прыгающая секундная стрелка часов…живая, на мёртвой руке…


А ещё полчаса спустя- они увидели, как с Запада тянет на одном крайнем левом моторе гигант ТБ-3…Попутный ветер нёс его через лётное поле прямо на жилые дома военного городка. Бомбардировщик начал отворачивать в сторону, но его на одном моторе затянуло в крен, положило на спину…


При ударе о землю взметнулся столб яркого пламени, затрещали в огне патроны, разлетаясь голубыми брызгами…


Больше из пролетевших над Барановичами воздушных гигантов — никто не возвращался…(случай подлинный)


Фон Меллентин записал в свою книжечку огрызком синего карандаша (серебряный карандашик, прошедший с ним Польшу и Францию, уже потерялся): «Русские перешли к применению старых тихоходных четырехмоторных бомбардировщиков.


Около 20 неприятельских бомбардировщиков атакуют нас. Бомба за бомбой падают на нас, мы прячемся за танки.


Бомбардировщики противника опять настигли нас. Взрывы раздаются со всех сторон. Наших истребителей не видно. Война с русскими будет тяжелой…


Становится очень тяжело…» Карандаш опять сломался…


Тринадцать часов тридцать минут. Гродненская область, Зельвинский район, село Деречин.


Красно-кирпичная колокольня готического собора стремительно вонзалась в синее-синее, до черноты в глазах, июньское небо…


С этого ракурса- колокольня была особенно высока и красива…Когда лежишь на спине — и смотришь в небесную безбрежную высь…


Лежишь себе, неторопливо размышляешь…а ведь сегодня- 24 июня. Вторник. Значит, что? Начинается срок путёвки в Окружном санатории в Ялте…


Когда я звонил домой в последний раз — 21 числа, около 16 часов — так и сказал Танюшке- мол, я по — скорому приму дела и поедем вместе отдыхать…Ещё комкор шутил — мол, в Тулу да со своим самоваром едешь? Хороший мужик, мой однофамилец, генерал Егоров…Где ты сейчас, Евгений Алексеевич? Видимо там же, где весь наш геройский 4-ый стрелковый корпус…


Господи, что же такое-то, а? Ни руками, ни ногами не двинуть…Турманом ведь слетел с колокольни, ты скажи, а? Это меня взрывной волной сбросило. И ведь живой…


Совсем как тот сельский батюшка, который на Пасху вот также сверзился…его спрашивают- батька, как же ты жив остался? А он отвечает — чада мои духовные, у нас Светлая Пасха каждый год…привык уже!


Вот и я- ещё повоюю — и привыкну с колоколен летать…


Ан нет, видно, не судьба…Голоса. Чужие…Подошли. На лампасы мои смотрят, чтоб им…Подняли, несут. Как больно…


Ну, ватку-то уберите, воняет…


Пошёл на хуй.


Перед носом твоим собачьим- что? Там всё написано.


Пошёл на хуй.


За Финскую. И Героя-тоже за Финскую…


Егоров Сергей Андреевич, 1899 года рождения.


Ты что, пушки на петлицах не видишь? И звезды на рукаве?


Пошёл тогда на хуй…


Не знаю. А и знал бы — всё равно не сказал.


Пошёл на хуй ещё раз.


Резе-е-ервы? А как же. Записывайте. Все военные округа Центральной России, а также Урал, Восточная и Западная Сибирь, Средняя Азия, и про Дальний Восток не забудь…Будет вам, сволочи, скоро больш-о-о-ой пиздец.


Да, комиссар. Большевик, чем и горжусь!


Спасибо, не курю. Не хочу портить здоровье! Да и брезгую вами, мерзавцами…


Ну надо же, на руках носят…


Как сажаете, сволочи? К стене спиной меня сажайте! Не сметь мне глаза завязывать…


Стой! Может, я ещё встану…


Ура. Встал. Стою.


Ну ладно. Всё нормально. Дело-то насквозь житейское…


А вы, сволочи, не радуйтесь, мы еще вернё…


(Случай подлинный, протокол допроса с датой и по немецки тщательно указанным временем сохранился. Детали расстрела приведены — как курьёз, именно так и записано. Потому что человек с травмой позвоночника встать не может! Это медицинский факт!