Geum.ru

Сокровища валькирии I сергей алексеев

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   30

12


После отъезда Русинова на Урал Иван Сергеевич Афанасьев затосковал. Он представлял себе, как Мамонт сейчас бродит по горам в самых перспективных для поиска районах и щупает "орехом" неуловимые для других приборов белые пятна "перекрестков Путей", копает морену, ищет ушедшую в небытие землю и камни, ночует у костров, дышит сладким уральским воздухом и над головой у пего шумят лишь сосны. Жена сразу же заподозрила неладное, но пока молчала, потому что он еще не вытаскивал с антресолей свои рюкзаки, рыболовные снасти и альпинистское снаряжение.

Несколько дней Иван Сергеевич исправно присматривал за квартирой Русинова, ездил к его бывшей жене на дачу, чтобы узнать, нет ли вестей с Урала, однако понимал, что таким образом никакие "тылы" Мамонта он не обеспечит и надо бы заняться делом более достойным. Помочь Русинову из Москвы можно только информацией о положении дел в савельевской фирме "Валькирия". Он не знал, где она располагается (как потом выяснилось - на территории бывшего Института), и поэтому полистал записные книжки, отыскал адрес и поехал к Савельеву домой, прихватив бутылку коньяку.

Они были очень хорошо знакомы, правда как начальник и подчиненный: Иван Сергеевич работал руководителем сектора "Опричнина" и занимался поиском сокровищ и библиотеки Ивана Грозного, когда к нему прислали "молодого специалиста" Савельева, имеющего историко-архивное образование. Через два года из него и в самом деле вышел неплохой специалист и хороший исполнитель. Однако на том они и расстались, поскольку Иван Сергеевич перешел в лабораторию "Валькирия" главным специалистом по геофизическим работам.

Савельев встретил его радушно, замахал руками на коньяк, привезенный Иваном Сергеевичем, и достал из бара двухлитровую початую бутыль "Наполеона". Посидели, повспоминали прошлое, но едва коснулись настоящего, как Савельев потерял интерес к собеседнику, прикрывая это поздним часом, завтрашним ранним подъемом и кучей хлопот. Иван Сергеевич не любил, когда его выставляли, и потому решил заинтересовать бывшего ученика.

- Возьми меня консультантом, - предложил он.

- А пойдешь? - не поверил Савельев.

- Почему бы нет? - усмехнулся Иван Сергеевич. - За хорошую зарплату пойду.

- Что-то мне не верится, - смутился ученик. - Многие же бывшие в Институте считают мою фирму... как бы выразиться... некомпетентной. А иные вовсе говорят - Россию шведам продаешь.

- Да пусть языки почешут, а мы поработаем.

- Слушай, Сергеич, - обрадовался он, - тебя Бог послал! У нас нынче затык мощный. В прошлом году полмиллиона долларов ухлопали, да еще человека потеряли. Нынче шведы и деньги жмут, и сами хотят в экспедиции поработать. А зачем мне контролеры? Я Россию не продаю!.. А зарплату тебе дам по способностям. Пять тысяч баксов!

- Годится, - одобрил Иван Сергеевич.

- Приступить можешь хоть завтра! - ковал железо Савельев. - Кабинет отведу, секретаршу... Но оформлю недели через две. Кандидатуру обязательно нужно согласовать со шведской стороной. Но это формальность. Они будут "за". Ты же старый спец! А то тоже начинают губами жевать, мол, почему в фирме нет никого из прошлой "Валькирии"...

- Нет уж, брат! - отрезал Иван Сергеевич, усмиряя пыл. - Как оформишь, так и выйду. Я не люблю на птичьих правах.

Он собрался уходить: ночью гаишники проверяют водителей на запах и надо успеть проскочить в Подольск до двенадцати.

- Ладно, - нехотя согласился Савельев. - Я попробую ускорить согласование... А ты просто так приезжай ко мне! Адрес старый.

Возле двери он вдруг спохватился, замялся, но, похоже, не захотел говорить о серьезных вещах на пороге.

- Ну, говори, говори, - подбодрил Иван Сергеевич.

- У тебя какие отношения с Мамонтом?

- Какие?.. Да в общем-то никаких. Русинов - отрезанный ломоть. Он к тебе не пойдет.

- Знаю, что не пойдет, - отмахнулся Савельев. - Да и я его не хочу. Онтеоретик больше, а мне практика нужна. Ты не знаешь, куда он поехал?

Скрывать не было смысла.

- Куда... На Урал! Выпросил у меня "уазик" и сорвался.

- В какие районы - не сказал? Иван Сергеевич погрозил пальцем:

- Это уже консультация, брат! А я еще не оформлен. Ты из меня сейчас ипформашку вытянешь и ручкой сделаешь. На хрена я тебе нужен-то буду?

- Извини, Сергеич, - развел руками Савельев. - Я без всякого умысла. Просто мне до зарезу нужна информация. Вопрос экспедиции решается.

- До встречи! - сказал Иван Сергеевич и ушел.

Отчасти это была игра с огнем. Морочить голову Савельеву можно месяц-другой. Потом он раскусит игру, и за эти баксы какая-нибудь Служба оторвет голову. Важно было узнать, сядет ли нынешняя "Валькирия" на "хвост" Мамонту и как плотно. Выходило, что уже садится и делает на него ставку. Из Русинова хотят сделать "паровоз", который привезет пассажиров к "сокровищам Вар-Вар". Потом его загонят в тупик и потушат котел. Так уже было в Цимлянске...

Этот Цимлянск всю жизнь не давал Ивану Сергеевичу покоя. И тут, обнаружив схожесть ситуации, он решил кое-что уточнить и по хазарскому золоту. Уж очень подходящее было время! Бывшие контрразведчики, резиденты и агенты разведуправления вдруг начали откровенничать, раскрывать государственные тайны и тем самым зарабатывать не только популярность, но и капитал, те самые "лимоны" в рублях и валюте. У Ивана Сергеевича был очень давний знакомый - отставной генерал КГБ, который когда-то, имея высокую должность, курировал Институт и участвовал в обеспечении безопасности на Цимлянском водохранилище. Генерал жил в кагэбэшном доме возле чилийского посольства, где первый и нулевой этажи занимал один из объектов Третьего спецотдела Министерства финансов СССР. Именно сюда свозилось все серебро и золото, найденное Институтом, и не только им. Здесь его сортировали, изучали, чтобы потом отправить по местам назначения. Савельевская фирма, цепляясь за Русинова, одновременно сама могла служить чьим-то "паровозом", не ведая того. Двойной тягой они могли вытянуть на Урал каких-нибудь новых "мелиораторов", и даже не шведов, которые вкладывают денежки. Ивану Сергеевичу хотелось выяснить хотя бы предполагаемую природу тех, кто, внимательно наблюдая за поисками, сидит в "бронепоезде" на запасном пути и имеет орудия корабельных калибров и дальнобойности, А поняв загадку существования "мелиораторов" и среду их обитания, можно было уже смоделировать ситуацию и устроить грандиозную провокацию: "отыскать" "сокровища Вар-Вар" и вытравить их из засады, вызвать из небытия в реальный мир.

Иван Сергеевич знал генерала, когда он еще был подполковником, необычайно подвижным, веселым и обаятельным человеком. Звали его Валерий Николаевич Исаев, что, впрочем, было сомнительным, поскольку в КГБ он пришел из "нелегалов" внешней разведки и наверняка жил под чужим именем. В ранней молодости он когда-то окончил зубопротезный техникум, и когда в Цимлянске у Ивана Сергеевича разболелся зуб, то Исаев вызвался его удалить и сделал это блестяще с помощью обыкновенных бокорезов. Тут же они и познакомились и разговорились, да еще в качестве наркоза выпили спирту. Исаев признался, что в "нелегалах" он держал частный зубопротезный кабинет в одной из Скандинавских стран, очень просто дергал и вставлял зубы иностранцам и хорошо зарабатывал. Потом о нем говорили, что он, даже будучи генералом, все еще при случае рвал больные зубы, и особенно женщинам, поскольку делал это весело, изящно и совершенно безболезненно.

Отставной генерал не признал своего давнего пациента только из-за декадентского облика. Его смутили веникообразная борода и длинные волосы, но стоило Ивану Сергеевичу спрятать все это под воротник рубашки и берет, как Исаев приставил палец к его груди и выпалил:

- Афанасьев! ...Иван ...Сергеич! По Цимлянску, по Институту!

Он оставался таким же живчиком, как прежде, только постарел, выцвел и от старости к его веселости добавилась какая-то тоскливая вялость. Генерал писал мемуары о своей работе в семидесятые годы по обезвреживанию контрабандистов-антикваров и совершенно не трогал своего "нелегального" периода: видимо, полагал, что это - государственная тайна. А тема о контрабандистах была насущная, проходная во все времена, поскольку контрабандист, он и в Африке контрабандист. Ивану Сергеевичу он обрадовался, поскольку все лето жил в городе один и сторожил квартиру: молодые члены семьи уезжали на дачу. В старости, кроме всего, он стал воинственным и сразу показал гостю тяжелый именной маузер:

- Пусть только сунутся! Я старый, мне нечего бояться. А рука крепкая и глаз ничего. Из десяти патронов девятерых уложу на месте.

- А последний патрон? - спросил Иван Сергеевич.

- Последний - как водится! - приставил маузер к виску.

- Кто беспокоит-то тебя?

- Не знаю! - откровенно признался генерал. - Орут под дверью - убийца, людоед! Пишут на двери... А какой я убийца? Вынудят, так придется, потому что милиция не реагирует. Внук-то в чем виноват? Так и внука тиранят! Потом он немного успокоился, потому что начал читать главы из мемуаров.

- Ты бы о Цимлянске написал, - посоветовал Иван Сергеевич. - Интересное дело было! Помнишь, молодые были, неженатые...

- Это ты был неженатый, а у меня... в одной Скандинавской стране остались жена и дочка... Да, - загрустил он. - Вот бы посмотреть... Пришлось бросить, а я их так любил... А они даже не подозревали, кто я, чем занимаюсь...

Его все время приходилось возвращать к теме: генерал на любом эпизоде мгновенно забывал реальность и уходил в воспоминания. Так у него было написано и в мемуарах.

- У тебя и в Цимлянске, насколько помню, остались жена и дочка, - заметил Иван Сергеевич.

Но генералу почему-то о них вспоминать не хотелось, и он лишь покивал головой, дескать, служба, ничего не поделаешь.

- Дело прошлое, Валерий Николаевич, - начал Иван Сергеевич. - Но скажи ты мне как мемуарист: что произошло там, в Цимлянске?

- А что там произошло? - невинно спросил он.

- Как что? Нас отставили, нагнали каких-то людей и могилы вычерпали.

Он долго водил глазами по стенам с жалкими обоями: когда-то знаменитый ловец контрабандистов так и не разжился. Старость была богата лишь воспоминаниями.

- Тебе это зачем знать? - спросил он подозрительно. - Просто так или писать собрался?

- Какой из меня писатель? - усмехнулся Иван Сергеевич. - Я в отчетах двух слов связать не мог...

- Лучше это дело не шевелить, - проговорил Исаев со вздохом. - А то на старости лет вообще никакой веры не останется. А без веры жить - одного патрона хватит.

- Понимаешь, грызет меня Цимлянск, - признался Иван Сергеевич. - К старости-то все сильнее и сильнее. А ответа не нахожу. Расскажи ты мне как старому товарищу. В болтунах я не значился.

- Не значился, - подтвердил генерал, поскольку знал всех болтунов в Институте.

- Цимлянское золото хоть дошло досюда, - Иван Сергеевич постучал по полу,или мимо проскочило?

- Мимо, Иван, мимо...

- Как это было возможно вообще? - удивился Иван Сергеевич. - Ведь существовал жесткий контроль, отлаженная система. Ни грамма не уходило. А тут - тонны! Ничего не понимаю!

- Я всю жизнь прослужил и все думал - понимаю, - сказал генерал. - А тут перед отставкой посадили меня на сельское хозяйство. Конечно, чтоб на пенсию отправить. В сельском хозяйстве у нас же черт ногу сломит, порядка не наведешь... И вот задумался я над одной простой штукой: каждый год треть зерновых от урожая гибнет, потому что нет элеваторов. И ровно столько мы каждый год покупаем в Канаде, за валюту. А на эту валюту одногодичной закупки можно выстроить недостающие элеваторы и не губить своего хлеба, не брать в Канаде. Стал я копать это дело, а меня убеждают, мол, все это от русской лени, от бесхозяйственности, от глупости. И заело меня! Одним словом, залез я не в свое дело, нащупал какие-то странные связи больших людей социализма с большими людьми капитализма. А делать это нам запрещалось. И меня в тот же час в отставку. И тогда я понял, что ничего не понимаю, что в мире творится.

- А разве в Цимлянске ты этого не нащупал? - после паузы спросил Иван Сергеевич.

- Как тебе сказать, - генерал задумался. - Мне за Цимлянск орден сунули... Ты вроде тогда тоже получил?

- Получил...

- И я получил... Только обиделся. Вдруг снимают в самый ответственный момент! И с повышением на новую должность. Как так? - Похоже, он обижался до сих пор. - Я создал мощную агентурную сеть, прекратил всякую утечку информации. Я один там владел ситуацией! Меня там беречь надо было!.. И на тебе, получай "картавого" и свободен... Я еще раньше почуял эту тень. "Нелегалы" ведь больше за счет чувства держатся. Шутка такая была: если ты не замечаешь странного поведения окружающих, значит, дурак, а если замечаешь, то дурак вдвойне, потому что уже поздно и провал обеспечен. Так вот в Цимлянске я заметил странность, когда ее еще не было. Профессиональный агент мне сообщает, что на территории зоны наблюдения в разных селах проживают четыре местных жителя-иеговиста. Секта эта тогда была у нас запрещена, но моей службы это не касалось. Живут и пусть живут. А через некоторое время получаю информацию: все четверо в один месяц продают Домики и уезжают. Казалось бы, баба с возу - кобыле легче, но я сразу почуял: началось движение! Процесс пошел! Их домики покупают четыре разных человека из разных концов страны. В том числе двое москвичей. Я их под наблюдение. Друг с другом вроде бы незнакомы, не встречаются, живут тихо, все уже в возрасте, члены партии. Надо бы отстать, но чую - горячо! По своей инициативе сделал проверку и выясняю: до сорок третьего года в разное время все они работали... знаешь где? Сроду не подумаешь - в Коминтерне.

- Странно! - отозвался Иван Сергеевич. - И не знакомы?

- Представь себе!.. Да это не странность, Ваня, а моя работа, - продолжал генерал. - Вот потом мне странно стало. Я начинаю оперативную разработку, пишу рапорт начальнику, а мне отказ: нет оснований. Нюх к делу не пришьешь. Я на свой страх беру их в оборот, отслеживаю каждый шаг - молодой был, терять нечего. Через полгода обнаруживаю почтовый ящик, через который они контактируют. Все! Остальное дело техники! А мне не просто отказывают, но еще и предупреждают: мол, не суйся, стариков оставь в покое. Когда вы вторую могилу с золотом откопали, приезжают к старикам сыновья - два молодых человека, агрономы, и жизнь этой команды заметно оживляется. Агрономы катаются по всему району - весна, посевная, добывают семена... Коминтерновцы уже без почтового ящика встречаются, один из них все время шастает в Москву, вроде бы к внукам. У меня уже из Цимлянска рук не хватает, чтоб его московские связи пощупать. По старой памяти я оборудовал передвижной зубопротезный кабинет и поехал колхозникам зубы лечить. Зубы-то ведь не только у мужиков, но и у агрономов, у коминтерновцев болят. На одного агронома я посмотрел, в рот ему заглянул, а стариков так всех через кабинет пропустил: кому пломбу, кому коронку... Что сказать? Служат они все! Только непонятно кому. Профессионалы... Я тихо выезжаю в Москву, к высокому начальству, только не к нынешнему, а к своему старому. Разумеется, не в кабинет - на дачу. Между прочим спрашиваю: как теперь поживает Коммунистический Интернационал номер три? Его же в сорок третьем распустили... И узнаю - живет и здравствует, только в новой форме. Эту организацию никак не пощупаешь, потому что ее вроде бы и нет. Вот так, Иван! Но я-то ее пощупал, даже в рот лазил, зубы пересчитал. Крепкая организация, и зубы у нее хоть и старые, но крепкие...

- Значит, хазарское золото уехало делать мировую революцию? - спросил Иван Сергеевич.

- Уехало, Ваня, уехало, - покивал головой генерал. - Ты успокойся, не думай больше. Иначе спать перестанешь. А то станут тебе под дверью орать да угрозы писать... Коминтерн, брат, организация вечная. Для нее ни границ, ни железных занавесов не существует. V под каким она нынче номером, не узнаешь.

Он вдруг рассмеялся, принял свой воинственный вид и сообщил, что, когда у него за дверью орут, он достает маузер и поет "Интернационал", громко, чтобы слышали. Хулиганы думают, что он такой убежденный большевик, и стучат еще сильнее. А он таким образом просто им мстит и показывает, что знает о них все и ничего не боится.

- Ты бы взял да написал об этом, - предложил ему Иван Сергеевич. - Сейчас можно.

- Да написал бы, - вздохнул старый чекист. - Не раз думал... Но старики меня не поймут, позиции моей не примут, потому что я их веру разрушу. Пусть уж доживают с верой... А потом знаешь, Ваня, как я сам-то буду выглядеть? Нынче вон сколько исповедников от КГБ и разведки! Мать их родила, своим молоком вскормила, а они ее публично режут. Мне стыдно, Ваня, рука не поднимается. В конце концов, я на свою Родину работал, ей служил... - Он подумал и с неожиданной откровенностью добавил:

- Я в своих мемуарах эту мысль протаскиваю. Только для умных людей. Они поймут, что главный контрабандист никогда не может быть пойман.


После визита к генералу Исаеву необходимость внедрения в структуру фирмы "Валькирия" стала очевидной. Сама ли она является порождением Коминтерна или не ведая того служит ему - тут бы и старый чекист не разобрался. Но находясь внутри ее, кое-что можно понять, хотя Иван Сергеевич осознавал, что с консультантом, даже с самым квалифицированным, о тайных генеральных замыслах фирмы делиться не станут и советов принимать не будут. На это есть другие консультанты.

Иван Сергеевич признался жене, что собирается пойти на работу, не связанную с командировками, и этот компромисс ее на некоторое время утешил. Через пару дней после разговора с генералом Иван Сергеевич воспользовался приглашением Савельева и прикатил к нему в офис, который располагался на территории бывшего Института - за отдельным забором в особняке, где помещалась лаборатория Русинова. Оказалось, что у "Валькирии" есть своя, очень серьезная охрана, строгий пропускной режим и режим секретности. А кроме того, как позже выяснилось, существует своя разведка и контрразведка, созданные из профессионалов - бывших работников КГБ и "нелегалов", подолгу работавших за рубежом. Организация была очень серьезная и не походила на кучку авантюристов-дилетантов. Из лаборатории Мамонта в савельевскую фирму пришел лишь один бывший сотрудник - Гипербореец-экстрасенс, и это приятно порадовало Ивана Сергеевича. Однако из Института в "Валькирии" работало шесть человек - из морского отдела и сектора "Опричнина". Остальные были люди новые, набранные по специальностям, которых раньше никогда не брали,психологи, аналитики, социологи и даже полити-ческий обозреватель. Иван Сергеевич между делом поинтересовался штатным расписанием и составом фирмы; интересы их тут совпали, поскольку Савельеву нужна была консультация по деловым качествам бывших "опричников" и "моряков", что Иван Сергеевич с удовольствием и сделал. Савельев взял тех, кто к нему пришел, а пришли не самые лучшие. И одновременно удалось узнать, что центр тяжести фирмы находится не в научном ее обеспечении либо поисковой деятельности, а в разведке. Одним словом, нынешняя "Валькирия" делала ставку на "старый жир" институтские наработки и тщательное изучение региона поиска. На какой-то миг Иван Сергеевич испугался: если Мамонта прихватят на Урале с какой-то конкретной информацией - начнут выламывать руки. И потому он попытался упредить это, едва Савельев вновь завел разговор о Русинове.

- Мы же с тобой договорились, - сказал он. - Оформишь - получишь. Скажу только одно: Мамонт - это Мамонт. С ним надо работать очень бережно. У него предчувствие, как у зверя: капкан не по запаху чует. Загоните в ловчую яму ничего не добьетесь.

- Сергеич, у меня профессионалы работают! - похвастался Савельев. - Ты же хорошо знал Мамонта в быту. Как он по части женщин? Ходок? Или гурман?

- Это уже консультация! - заметил Иван Сергеевич. - Даром теперь и чирей не садится.

- Я тебе заплачу за разовую! Ты же меня знаешь, Сергеич!

- Разовые, брат, дороже...

- Сколько тебе надо? В пределах разумного. Тысячу?

- Я с тебя натурой возьму, - улыбнулся Иван Сергеевич. - Деньги теперь мусор. Сделай-ка мне пистолетик с разрешением на ношение. Смотрю, у тебя служба-то при оружии, значит, есть канал. А я на пенсию вышел - охотничьего дробовика не имею.

- Тебе какой? - деловито спросил Савельев. - Отечественный или импортный? Могу и "Узи" подыскать. Когда оформишься - проблем не будет.

- Нет, ты мне сейчас, и "макаровский", - сказал Иван Сергеевич. - Как-то привычнее...

Уже через полчаса на столе Савельева лежал новенький пистолет Макарова и разрешение на имя Афанасьева. Это значило, что в стране творится полный беспредел...

- Мы хотим Мамонту телку подбросить, - сообщил Савельев. - Чтоб не скучал в горах. Ему какие нравятся?

- Дело, конечно, хорошее, - одобрил Иван Сергеевич. - Мужик он молодой, природа диктует свое... Но очень тонкое. Мамонт женился не очень удачно и теперь к женщинам относится щепетильно и избирательно. Поэтому никаких телок! Умных телок не бывает, а он любит женщин умных, независимо от окраски. И все-таки больше ему нравятся блондинки, я бы сказал. Если нарисовать портрет дамы, на которую бы он хвост распустил, то это должна быть молодая, светлая, очень женственная, с хорошими формами - тощих и прогонистых терпеть не может! Умная, но не показывающая своего ума, податливая - долго ухаживать не любит, в сексе инициативная, страстная и неугомонная. Отдаться должна в первую ночь, иначе утром охладеет. Даже в походных условиях ему нравится, когда женщина ухаживает за собой, - легкий обязательный макияж, ухоженные ногти, руки, не выносит запаха пота. Есть одна примечательная штука. Однажды сам случайно заметил... Любит целовать ступни ног, аж кусает! И если добрался до ног, значит, его долго не оторвать от этой женщины.

- Любопытная деталь! - засмеялся Савельев. - Ну, Мамонт! Как лучше их познакомить?

- Как лучше? - задумался Иван Сергеевич. - Однажды он мне сказал: мечтаю когда-нибудь ночью проснуться, а рядом - прекрасная женщина, совсем незнакомая, никогда не виданная. И чтобы все начать с чистого листа... Блажь такая у него. Я даже один раз хотел его разыграть, да не вышло.

- Понимаешь, Сергеич, надо попасть сразу в десятку, - обеспокоенно сказал Савельев. - Любой промах, и раскусит.

- Раскусит! Потому нужно соблюсти все детали, о которых говорю. Причем очень точно!

- Какое имя ему больше всего нравится?

- С именем не мудрите, - предупредил Иван Сергеевич. - Пусть будет какое угодно. Иначе можно и переиграть. К тебе вот явится, так сказать, женщина твоей голубой мечты. Тебе не покажется это странным?

- Покажется...

- А почему, ты думаешь, Мамонту не покажется? Он ведь знает, поди, что вы его за хвост держите? Не знает, так догадывается. Поэтому при всех деталях должно быть какое-то легкое несоответствие идеалу. Которое потом забудется и, возможно, станет достоинством.

- Ты прав! - согласился Савельев. - Я рад, что ты пришел ко мне. Мы с тобой поработаем! Через недельку придет согласование, и вперед!

Иван Сергеевич уехал с первым заработком в кармане и стал ждать своего срока. Женщина, которую он нарисовал для Мамонта, была идеалом для него, Ивана Сергеевича. Он рассказывал, на что бы клюнул сам; с идеалами же Мамонта у них были большие расхождения. Однако при всем этом кое-какие вкусовые детали Русинова пришлось выдать: в полную не правду никто не поверит.

И тут началась какая-то непонятная игра. Савельев вдруг стал охладевать к Ивану Сергеевичу, встречал его без восторга и выглядел очень озабоченным. Кроме того, согласование на кандидатуру Афанасьева от шведской стороны фирмы почему-то задерживалось и обещанная неделя закончилась без результата. Потом Савельев неожиданно приехал к нему сам и изложил суть замешательства - шведы не хотят брать Ивана Сергеевича в штат и согласны лишь на его разовые консультации. Иван Сергеевич особенно-то и не рвался в фирму на постоянную работу, памятуя, что долго там все равно не продержаться, ко всему прочему, если раскусят, на кого он действительно работает, - головы не сносить. Фирма серьезная, валютная, а в стране - беспредел. И искать не будут... Он согласился на разовые, и условились, что в случае необходимости будут встречаться на нейтральной территории по телефонному уговору.

А буквально на следующий день ему позвонил швед и на приличном русском языке попросил назначить час встречи для конфиденциальной беседы. Иван Сергеевич согласился и поехал на встречу в Москву. Там же вообще начались чудеса. Разговор происходил в вертолете, который барражировал над столицей: таким образом обеспечивалась гарантия от прослушивания. Переговоры с Иваном Сергеевичем вели два шведа: один, правда, говорил только на своем языке, а другой переводил. Ивану Сергеевичу предложили возглавить совместную фирму "Валькирия". И стало сразу понятно, почему так охладел Савельев и почему он валил на шведов задержку в согласовании. Получалось, что Иван Сергеевич подсиживал своего бывшего ученика. Предложение было настолько неожиданным, что он поначалу даже растерялся и по русской привычке чуть было не стал отнекиваться, ссылаясь на радикулит. Потом сообразил, что так не делается, просто надо взять время, чтобы все осмыслить и принять решение. Шведы спешили - надо было отправлять экспедицию на Урал, и потому согласились на три дня. Если Иван Сергеевич соглашался, ему следовало позвонить по телефону, указанному в визитной карточке, и сказать одну условленную фразу: "Я вас приветствую, коллега". Остальное - куда девать Савельева и как посадить в "Валькирию" Афанасьева - было делом шведской стороны.

Служба у Савельева действительно работала на профессиональном уровне, потому что вскоре после конфиденциальной беседы позвонил он сам и в открытую спросил:

- Ты с кем недавно вел переговоры? И какие? Иван Сергеевич понял, что телефон его прослушивают.

- Немцы предлагают работу в Германии, - сказал он то, что придумал на ходу. - Контракт на три года. Поиск "Янтарной комнаты". Не было ни гроша, и вдруг алтын. Нарасхват пошел. Это не ты там подшевелился?

- Дал согласие? - спросил Савельев.

- Нет пока, думаю...

Савельев не поверил в эту сказку, а возможно, проверил намерения немцев, потому что утром же Иван Сергеевич заметил за собой слежку. Он предполагал, что ученик прибежит к учителю с просьбой не соглашаться на предложение шведов. Сделает попытку откупиться "лимонами", найдет какие-нибудь другие средства и способы удержаться в кресле руководителя фирмы цивилизованным путем. Как-то не хотелось верить, что беспредел в государстве уже полная копия лагерного беспредела. Но последовало очень строгое предупреждение: среди ночи в открытую форточку влетел заряд "Черемухи", выпущенный, скорее всего, из ракетницы. Слезоточивый газ заполнил всю квартиру. Чихали, кашляли и проветривали комнаты часа полтора. Следующий шаг Савельева мог быть каким угодно. Самым же уязвимым местом была жена: возьмут в заложники, и из Ивана Сергеевича хоть веревки вей. Можно было позвонить Савельеву и попросить пощады, но наглость и дерзость ученика взъярили до крайней степени. Он думал, что жена станет настаивать на капитуляции, но, наплакавшись от "Черемухи" и от беды, она лишь озлилась и сама заявила, что нельзя сдаваться подлецам. Пришлось ее убеждать, что она - слишком великий соблазн для врагов быстро одержать верх. Иван Сергеевич сумел в один день переправить ее в Тулу, к дальним родственникам, а сам демонстративно остался дома: любое проявление боязни немедленно бы Добавило храбрости Савельеву. Надо было продержаться всего три дня, после чего дать отрицательный ответ шведам, но за это время показать, чьи нервы крепче.

Среди ночи он проснулся от воя пожарных сирен и выглянул в окно: во дворе горела русиновская "Волга". После того как залили огонь, от машины остался черный остов на обгоревших и спущенных колесах. Он понял, что игра с огнем становилась очень опасной. Телефон, как и должно быть в таком случае, работал исправно и как бы провоцировал снять трубку и набрать номер Савельева. Но это было слишком просто. Перед тем как сдаться, следовало нанести противнику максимальный урон и тем самым хоть как-то отомстить за попранную свободу и честь. Иван Сергеевич почти никогда не носил своей полковничьей формы, но всю жизнь считал себя офицером.

Утром пришел работник милиции и сказал, что машина подожжена группировкой подростков, которые объявили "интифаду" буржуям и теперь палят коммерческие палатки и все более-менее престижные автомобили. Иван Сергеевич не стал его переубеждать, ибо милиционер пришел заведомо убежденным. А он знал, что такое официальная версия.

Потом он сходил на переговорный пункт и позвонил генералу Исаеву. Трубку взял какой-то мужчина, видимо зять: насколько помнил Иван Сергеевич, у бывшего "нелегала" рождались только девочки.

- Можно Валерия Николаевича? - попросил он.

- Кто спрашивает? - не сразу ответила трубка.

- Давний его товарищ... Скажите, по Цимлянску знакомы.

- Назовите имя!

- Не могу, - на всякий случай сказал Иван Сергеевич.

- Понимаю... Валерия Николаевича больше нет, - ответил мужчина.

Иван Сергеевич на мгновение потерял дар речи. Потряс головой:

- Его убили?

- Нет... Он покончил с собой...

- Он не мог! - крикнул Иван Сергеевич. - Он был сильным человеком.

На том конце провода ему стали доверять:

- К нему стучали... Выламывали дверь. Не выдержал...

- Ну хоть одну сволочь-то прихватил с собой?!

- Нет... Выстрелил себе в висок...

Иван Сергеевич повесил трубку и неожиданно для себя заплакал прямо здесь, в телефонной будке. Потом опомнился, вытер слезы и ушел домой. А дома ощутил, что наливается серой, свинцовой тяжестью. Подвернись сейчас кто под кулак - и пистолета не нужно. Несколько минут он походил у телефона, затем решительно сорвал трубку и набрал номер, указанный в визитной карточке. Ответили почти сразу.

- Я вас приветствую, коллега, - сказал он и положил трубку.

Машина должна завертеться немедленно. Пусть теперь шведы уберут Савельева из "Валькирии" и ждут, когда придет к ним Иван Сергеевич, чтобы занять освободившееся место. А поскольку он не придет, то начнется если не развал фирмы, то приличный кризис власти. Глядишь, нынешним летом им будет не до экспедиции на Урал.

Потом он взял ножницы и перед зеркалом остриг бороду и волосы начисто. Подбородок и щеки выбрил, но с головой повозился: получилось лесенкой, и потому пришлось намыливать и брить под "Котовского". Затем Иван Сергеевич собрал чемодан, обрядился в военную форму и глянул на себя в зеркало. Сам он себя не узнал, но неизвестно, какие фотографии получил "топтун", дежуривший у подъезда. Прежде чем выйти из дома, он зарядил пистолет, загнал патрон в патронник и положил в правый боковой карман кителя - под руку, - хорошо, успел вооружиться у Савельева...

"Топтун" Ивана Сергеевича - молодой парень в куртке и доспехах рок-металлиста - торчал во дворе возле обгоревшей машины, тусовался в одиночку. Значит, где-то на улице возле дома стояла машина сопровождения. Иван Сергеевич набрал номер телефона оперуполномоченного милиции, который приходил по поводу пожара, и сообщил, что один из поджигателей сейчас находится около своей "жертвы", а еще несколько таких же шныряют по подъездам. Потом он позвонил оператору на пульт, поставил квартиру на охранную сигнализацию и запер дверь. Спустившись в подъезд, Иван Сергеевич стал у двери, поджидая, когда во дворе появится опергруппа. Но вместо нее на большой скорости во двор влетела милицейская машина. Два омоновца в бронежилетах положили "топтуна" на землю, двое других бросились в крайний подъезд. Не медля ни секунды, Иван Сергеевич вышел на улицу и свернул за угол дома. Какой-то драный "Москвич" с водителем торчал у обочины, словно поджидая пассажиров. Пришлось пересечь соседний двор и уйти на другую улицу. Там он сел в автобус и отправился на вокзал.