Geum.ru

Предсказание гадалки

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
ПРЕДСКАЗАНИЕ ГАДАЛКИ Рассказ


Вместо предисловия:


Немецкий майор Киршбаум попадает на Восточный фронт. Ему приходится командовать небольшим гарнизоном на Украине. В нем борются два человеческих начала— долг перед фюрером и человеческая совесть. Душевные терзания молодого офицера и составляют сюжетную линию этой житейской истории.


Танковая колонна на малом ходу двигалась по грунтовому тракту, оставляя за собой глубокие полосатые следы гусениц . Позади остались деревни Покровка и Малые Вьюны. Впереди был путь на Дубровку. Подумать только!... Еще вчера здесь хозяйничали немцы, а сегодня радостные и счастливые бабы из окрестных деревень вышли на большак в своих цветастых платочках и бросали на броню букетики из полевых ромашек. На их исхудалых и измученных лицах читалась горечь долгого ожидания свободы.

Командир танка Т-34 старшина Медведев высунулся по пояс из раскрытого люка, и как заправский вратарь ловит закрученные мячи, хватал полевые цветы, расплываясь в широкой улыбке:

— Ну, вот мы, бабоньки, и на родной земле.

— Потерпите милые, еще немного осталось.

—Скоро выйдем мы к государственной границе и погоним супостата аж до самого Берлина.

Командир экипажа в полной экипировке со стороны смотрелся заправским воякой. Из - за витающей в воздухе пыли , было трудно различить его возраст. На груди у танкиста блестели три медали за боевые подвиги и орден Красной звезды. В это трудно было поверить, но эти награды нашли героя только за неполный последний год. Алексей Медведев сразу же по окончании танковой школы получил боевое крещение под Прохоровкой. Именно там решалась судьба Курского плацдарма. В тех боях танк Алексея подбили , а его, раненого и обгоревшего, выхаживали в тамошнем полевом медсанбате. Через месяц, с небольшим, сержант Медведев уже громил немцев на украинском направлении и было мальчишке в ту пору лишь девятнадцать лет.

Там , на Курской дуге, вслед за Сталинградской битвой, было еще раз доказано, что немецкие «тигры» и «пантеры» не так уж сильны и страшны. И действительно, легкие и маневренные советские "тридцать четверки", только что сошедшие с конвейеров оборонных заводов и еще пахнущие свежей краской, проявляли себя в бою как нельзя лучше. Миф о непобедимости фашистской бронетехники на полях сражений был быстро развеян.

Зазвенела рация. Командир роты вызывал старшину на связь.

—Алеха!- крикнул снизу механик-водитель Андрей Куделин, - там ротный на связи.

Медведев разбросал по броне цветочки и юркнул в кабину.

— "Василек", слышишь меня? Ответь "Нарциссу".

Командирский голос звенел громко и уверенно:

— Перед Дубровкой не останавливайся, а вместе со взводом Ермилова по обходной дороге заедешь в село с другой стороны. У меня есть сведения, что там еще есть немцы. На всякий случай с вами поедет фургон с пехотинцами. Как понял задачу? Прием.

–Есть обойти Дубровку и войти в село с северной стороны, - отрапортовал старшина Медведев и уткнулся в карту района, где красным карандашом была обведена еще не освобожденная территория.

–Давай, Куделя, жми родной!

Алексей поглядел на часы, стрелки сомкнулись на цифре двенадцать.

— Этого не может быть, – воскликнул командир экипажа. Он потряс кистью, часы не тикали.

—Будет порядок в танковых войсках, прибудем в село, будь спок, а время, оно и так на нас работает, впрочем счастливые и удачливые ,–механик лукаво подмигнул старшине,–часов не наблюдают…


*************************************************


Время перевалило уже за полночь, а комендант гарнизона майор Пауль Киршбаум бодрствуя, потирал виски, сидя у жаркой печки. В топке весело потрескивали березовые чурки. Больше года прошло с тех пор, как тогда еще капитаном, он принял это небольшое хозяйство в живописной деревушке. Все лето и осень сорок второго года в этой украинской провинции было относительно спокойно. Никаких тебе набегов партизан. Мирное население - бабы с малолетними детишками да немощные старики - больших проблем не создавали. В начале сорок второго в соседнем гарнизоне, где потом расположились связисты и интендантская рота, была совершена крупная акция по отправке молодежи в Германию - свыше трехсот парней и девчат были загнаны в теплушки и отправлены на Запад.

Солдаты и офицеры, расквартированные по хатам ближних деревень, не обижали селян. Наоборот. В каждом доме, как правило, селились примерно пятеро солдат, за которыми надзирал офицерский чин. Солдаты исправно по утрам таскали воду из дальнего колодца, что стоял одиноко на большаке в самом конце деревни. Воду сливали в две большие бочки. Тут же стоял «козел» для распиловки дров и каждое утро вместо зарядки солдатики визжали пилами и аккуратно складывали в штабеля просмоленные поленья. Квартиранты не безобразничали. Майор Киршбаум очень хорошо запомнил одно летнее утро сорок второго года. Только что прошел дождь. Ленивые бойцы умылись дождевой водой и стали осаждать хозяйку хаты в поисках пищи. Один наглый фельдфебель ворвался тогда в птичник и, поймав двух хохлаток, вспорол обеим финским ножом шеи, а капрал с довольной мордой вынес из погреба два ведра отборной калиброванной картошки.

— Что вы делаете, ироды? - хозяйка избы, сухощавая старуха с белыми, как снег волосами, преградила обидчикам дорогу.

—Вертайте все, сволочи, в хату.

Старушечьий голос звенел неуверенно, а налитые кровью глаза беспомощно моргали. Солдаты оттолкнули беспомощную бабку и направились в кухню, громыхая домашней утварью. На шум из комнаты выскочил капитан Киршбаум с заспанным лицом. Поймав своих питомцев за неблаговидным занятием, он велел им выйти во двор и вернуть хозяйке награбленный провиант. В ответ упитанный, самодовольный фельдфебель с ухмылкой взглянул на офицера и, дав ему понять, что приказ выполнять не собирается, вынул из кармана губную гармошку, и стал наигрывать какую то мелодию. Взбешенный капитан ударил сапогом наглеца в пах, тот взвыл от боли и упал , затем как мячик отскочил назад и схватился за автомат, лежавший на траве. Выстрелить он не успел , капитанская пуля настигла солдата, и кроваво-бурое пятно расползлось у того на груди. Фельдфебель жадно глотнул воздуха и, как подкошенный, рухнул на землю.

Этот инцидент, как ни странно, сыграл воспитательное действие. Слух о капитане, разнесся по всем ближним деревням, и на радость селянам, произвол в домах прекратился. Солдаты стали честно отрабатывать свой хлеб, оказывая хозяевам разные домашние услуги - от починки завалившегося забора до латания крыши.

…Еще вчера, ближе к вечеру, майор Киршбаум получил известие о приближении русских. Несколько машин успели покинуть гарнизон, а комендант с денщиком и двумя автоматчиками решили чуть задержаться , не хотелось оставлять русским списки угнанных в Германию лиц и другую документацию. Офицер сметал с полок книжных шкафов скоросшиватели и картонные папки и без разбору бросал их в печь. Жаркие языки огня в мгновение превращали некогда важные бумаги в золу.

Майор расстегнул ворот мундира , в комнате стало трудно дышать и он приказал денщику раскрыть окно настежь. Офицер вспомнил свое детство, ухоженный домик в далекой Баварии, утопающий в цветах, любимых родителей, и у него сжалось сердце. Как там они, милые сердцу старики? Комендант гарнизона уже несколько месяцев ничего не знал о судьбе близких , почта стала работать с перебоями и последнее письмо из дома он получил еще зимой, где-то в середине января сорок третьего. Родители писали, что живы и здоровы. Старший брат носил форму морского офицера и тоже воевал на северных рубежах России.

Пауль вытащил из нагрудного кармана тощий кожаный бумажник и достал оттуда черно-белую фотографию, датированную тридцать пятым годом. На ней он был снят с молоденькой девушкой - цыганкой в одном из румынских сел, куда вчерашний еще гимназист приехал порезвиться с друзьями на несколько дней перед поступлением в университет. Лучше бы он туда не приезжал. Знакомство с девушкой не только перевернуло вверх тормашками его романтическую от природы душу, но и заставило сильно понервничать. И было от чего.

Роза, так назвалась красавица-цыганка, рассказала все о прошлом его семьи. И было невозможно ей не поверить, ибо все, что открыли карты, было сущей правдой.

Пауль до сих пор не мог забыть этой предсказательницы. Он вспомнил своего дедушку Ганса. Мальчику исполнилось семь лет, когда дед свел счеты с жизнью при очень странных обстоятельствах. Был тогда Ганс Киршбаум — косая сажень в плечах. Высокого роста, около пятидесяти лет от роду, пышущий здоровьем мужчина. С утра он встал, обскакал на лошади свои владения, с аппетитом позавтракал и поехал на озеро смотреть расставленные накануне сети. Пауль провожал дедушку взглядом с высокого отлогого берега до тех пор, пока лодка не растворилась в утренней туманной мгле. Рыбы в тот вечер в доме домашние не увидели, дед с рыбалки домой не вернулся. На следующий день в десяти километрах от села была найдена перевернутая лодка с сетью, а неподалеку от нее в камышах нашли и бездыханное тело. Трудно было поверить в несчастный случай. Рыбаком Киршбаум был опытным и к тому же слыл отличным пловцом. Речку шириной в триста метров дед мог переплыть три раза подряд туда и обратно. Однако, тайну своей нелепой смерти так и унес в могилу.

Старик был непримиримым противником любого насилия, поэтому идеи нарождающегося фашизма были ему по духу чужды. И кто знает , может быть по этой причине были у него недоброжелатели, которые, видимо, и «помогли» ему уйти в мир иной.

Предсказательница Роза описала смерть деда во многих подробностях. Она высказала предположение, что на этом роду лежит печать проклятия. Насильственная смерть дедушки была незримой нитью связана с его отцом, средним помещиком, который тоже умер нестарым еще человеком , отравившись грибами.

Еще больше удивился Пауль, когда узнал, как погиб его родной дядя Фридрих. Вернее, юноша знал, как он погиб. Во время ливня в лесу дядю настигла молния и прошила его насквозь. Только смерть эта предназначалась не дяде, а его родному брату, то есть родному отцу Пауля. Иоганн, так звали отца, накануне этой злополучной грозы сильно заболел. У него поднялась высокая температура, его лихорадило. Вот дядя и вызвался сходить в лес и набрать свежей малинки, а заодно и какой-то лечебной, только ему известной травки, настой которой помогает противостоять болезни.

Пауль слушал Розу, затаив дыхание. Мало того, что цыганка говорила правду, делала она это очень деликатно, пытаясь подбирать правильную тональность и находить нужные именно в этот момент слова…

Когда молодой человек попросил погадать ему по своей ладони, Роза встрепенулась:

— И не проси, хлопец.

—Врать я не умею, а правды говорить тебе не хочу.

—Плохая она , твоя будущая правда.

Что и говорить, вчерашний гимназист никак не мог оторваться от магнетизма чар предсказательницы. Странно, но он верил каждому ее слову, потому что в них не было ни капли вранья. И тем не менее Паулю очень хотелось уличить цыганку во лжи; туманная перспектива разделить в недалеком будущем судьбу близких по крови , показалась ему забавной игрой в карты на деньги, где выигрывает наиболее везучий и удачливый.

—Говори все, как есть ,- Пауль протянул смуглянке ладонь и в ожидании приговора стал рассматривать отливающие серебряным перламутром, сережки в ушах девушки.

Гадалка недолго изучала исчерченную разными линиями ладонь молодого человека. По ее волнению чувствовалось, что вердикт предстоит суровый. Пауль левой рукой полез в карман брюк и обтер вспотевший лоб носовым платком.

Наконец Роза нарушила таинственное молчание:

— Гордыня, красавец, впереди тебя ходит. Ждет тебя впереди успешная военная карьера, но ты сам решишь свою судьбу. И жизнь, родимый, будет у тебя короткая, и закончится она на излете третьего десятка, а всему виной твой взрывной характер. Перестань конфликтовать сам с собой , может и продлишь себе жизнь, однако с твоей безвременной кончиной прекратятся и все беды, которые сваливались десятилетиями на ваш фамильный род. Береги себя , хлопец!

Пауль уже было полез в карман за деньгами, когда громкий и властный голос Розы его остановил:

—Денег за дурные вести я, красавец, не беру, а тебе хочу дать последний совет: поменьше расстраиваться и принимать все близко к сердцу. Только холодный и трезвый расчет твой советчик.

Майор Киршбаум еще шире распахнул ворот кителя. Легкий ветерок, доносившийся из распахнутого окна, приятно щекотал шевелюру. Пауль подпер подбородок кулаком и перед его глазами замелькали страницы последних его прожитых месяцев.

...Зима сорок третьего года выдалась на редкость снежной и суровой. Сводки с фронтов приходили разные. Русским удалось-таки взять в кольцо соединения Паулюса и одержать победу на Волге, зато войска фюрера вели успешное наступление на черноморском плацдарме и Северном Кавказе. Именно там, в нефтеносных оккупированных регионах должна была решиться судьба войны ибо отрезав русских от нефтяных задвижек, можно было без особого труда обескровить Красную армию.

Пауль Киршбаум сидел в этой захолустной дыре уже больше года и скучал по большим и мирным делам. Нет, он не ощущал себя великим воинским начальником , не мечтал о маршальском жезле в своем походном ранце. Поступив в университет на юридический факультет, юный студент мечтал стать именитым адвокатом, иметь свою контору и солидную клиентуру. Приказ о походе на Восток застал молодого Киршбаума в тот момент, когда он оканчивал восьмой семестр вуза. Ему так и не дали доучиться и отправили на краткосрочные офицерские курсы.

Воспитанный в рыцарских традициях , уже будучи лейтенантом, Пауль всегда помнил о совести и чести, о долге солдата перед отечеством и фюрером. Гитлера он не просто боготворил. С одной стороны, волей этого человека были отодвинуты на неопределенное время гражданские амбициозные планы будущего юриста , а с другой стороны, бурлящий зов арийской крови взял верх. Фюрер и его окружение сулили в будущем такие радужные перспективы, что голова просто раскалывалась, распирала гордость за страну, за гений вождя и его смелые планы...

Однако , в душе офицера соседствовали и воинский долг, и уважение к взглядам любимого деда. Второе иногда брало верх над первым. И тогда недоучившийся юрист , удивляясь самому себе, мог совершать поступки, идущие вразрез с фашистской идеологией.

Пауль ходил по заснеженным деревенским улицам, где располагался гарнизон и прятал замерзший нос в поднятый ворот шинели. Селяне шли мимо него и молчали. Так уж получилось, что карательных акций в этой деревне, да и в близлежащих тоже, не наблюдалось. Может быть поэтому лица деревенских жителей скорее были наполнены не гневом , а озабоченностью, как выжить и не умереть с голоду. Квартирной хозяйке, где остановился на постой майор, повезло. Пауль делился со старухой и запасами тушенки, и шоколадом.Бабка жила одна, а много ли ей нужно? Солдаты, из взвода охраны вели себя тоже прилично. После той расправы с беспредельщиком - фельдфебелем , все потекло в мирном русле. Гражданское население, сказать по правде, Пауля мало интересовало, для этого был районный бургомистрат и местные полицаи.

Как-то однажды, майору пришлось заметно поволноваться. И причиной для этого беспокойства послужила , в это нелегко поверить, маленькая еврейская девочка. В хату, где жил комендант гарнизона, постучал старший полицай деревни Митяй Качура. Это был хромой сухощавый старик, припадавший на одну ногу. Митяй все время ходил с тростью, которая служила ему и опорой и оружием. Если что-то было не по нему, полицай безжалостно бил ею своих односельчан по хребту, некоторым и по лицу доставалось. У Качуры были злые, черные как угли, глубоко посаженные глаза. Люди его страшно боялись и старались избегать его свирепого взгляда.

Полицай сообщил коменданту, что в доме стариков Завальнюков прячется маленькая четырехлетняя жидовка. Ее, якобы, привезли из дальнего села, родители девочки подались в партизаны, и он не знает, что с ребенком делать?

— А откуда ты знаешь, что девочка-еврейка?

Вопрос офицера застал полицая врасплох.

— Так соседи ихние случайно проговорились, - Митяй снял шапку и вытянулся перед комендантом в ожидании приказа.

— Ты мне воду не мути, господин, как там тебя?

— Качура! Митяй Качура, герр майор.

—Так вот Качура! Иди себе домой и спи спокойно. Об этом разговоре никому ни слова, свои же и засмеют. Нашел еврейского ребенка в православном селе. Иди мужик, проспись. Завтра я прикажу, все проверят. И не выставляй себя на посмешище , дурак.

— А впредь, если что подозрительное услышишь или увидишь , сразу сообщай мне.

Пауль закрыл за пришельцем дверь и задумался . Киршбаум не любил евреев. Вернее, их не любили его родители. В причинах Пауль не копался. Может быть потому, что веры разнились, а может и потому, что старшие считали евреев дельцами. Среди них было очень много торговцев, ростовщиков, мелких купцов. В их же роду были преимущественно хозяева матушки земли. И эта любовь к земле-кормилице передавалась в роду из поколения в поколение. Полицай ушел, а у коменданта заскребли на душе кошки. Завтра наступит утро и по доносу этого хромого хохла три жизни могут оказаться под угрозой. Ну ладно, старики. Они уже свое отжили . А ребенок?. Разве он виноват, что родился не во время на свет божий, да еще и еврейских кровей?

Пауль съежился от невеселых мыслей. Рука потянулась к ручке радиоприемника. Раздался писк, треск, и, наконец, грустный голос диктора сообщил, что на Ленинградском направлении немецкие войска потеряли инициативу и позволили русским не только прорвать кольцо блокады, но и соединиться со своими соседями.

На Украине дела тоже не выглядели блестяще. Русские захватили Донбасс и уже продвигались в глубину этой славянской республики. Безусловно, это был не конец рейха, возможность перегруппировать силы и ответить контрударом у вермахта еще имелась. А вдруг инициатива на всех фронтах перейдет к русским? Что же будет тогда? Уходить с Восточных земель и снова позволять хозяйничать здесь большевикам?

Гори она ясным огнем, эта политика... Пауль выглянул в окно. Мелкие снежинки хороводились в воздухе, было тихо и спокойно. Майору очень захотелось, чтобы войне скорее пришел конец. Складывать здесь на чужбине голову он не собирался . Пауль был солдатом своей страны и гордость, его немецкая гордость звучала в его внутреннем «я»:

«Ты - командир, с тебя берут пример солдаты, ты должен сохранять высокий дух нации». Когда погибает воин на поле боя , это нормально, это честно, это благородно, в конце концов умереть за идею почетно, если она, идея, достойна и жизнеспособна.

А погибать ребенку.. , нет, это противоестественно, не по- христиански это…

Пауль позвал из другой комнаты уже дремлющего на кровати денщика и велел тому одеться. На улице офицер долго обдумывал, как поведет он разговор со стариками, не вспугнет ли их своим поведением? Деревенская улица встретила военных безмолвием.

Старики Завальнюки жили на противоположной стороне улицы, поэтому отыскать их хату не составило большого труда.

Майор оставил денщика у калитки , а сам направился вглубь двора. Его не было минут двадцать. Гельмут, так звали порученца, мерил шагами тропинку между прилепившимися рядом домами , думал о своем и время от времени тер руками побелевшие от мороза уши. Внешне спокойный, майор вышел на улицу в сопровождении удивленного старика. Тот на ходу застегивал пуговицы телогрейки и нервно мигал. О чем они разговаривали в хате, осталось тайной за семью печатями, однако комендант, пожимая старику у калитки руку , назидательно произнес:

— Будем считать, господин Завальнюк, этот инцидент недоразумением. Я доведу до сведения моего командования, что история с еврейским ребенком – это соседская выдумка…

Он приподнял воротник шинели и закончил:

—Советую не давать пищу кривым толкам своими разговорами с соседями. Вам достаточно хорошо известно, что такое "сарафанное радио".

Майор с денщиком повернули по скрипучему снегу в обратную сторону, а потрясенный старикан все еще стоял, опершись о стояк калитки, с открытым ртом.

…Жаркая пасть печки уже приняла в себя последние конторские книги, связанные бечевкой пачки бумаг, и даже отдельные книги великих философов Гегеля и Ницше. Брать это добро с собой показалось коменданту гарнизона излишним.

Пауль взглянул на часы, уже шел седьмой час утра. Черный «хорьх» стоял под парами, денщик Гельмут деловито забрасывал в багажник нехитрые пожитки своего патрона. Неожиданно зазвенела полевая рация. Звонили из штаба дивизии генерала фон Зальца.

Нервный мужской голос судорожно гундосил:

«Русские танки на марше, примерно в ста с небольшим, километрах от Дубровки. Советую вам выйти на южную дорогу за селом и, свернув с грунтовки, сделать крюк на Малаховку. Таким образом , может быть вам удастся избежать танковой западни.

В противном случае - действуйте по резервному варианту»

Пауль Киршбаум очень хорошо понимал, что такое этот "резервный вариант".

Русские наверняка попытаются войти в деревню с двух сторон, и лишь затем направить колонны на Петушки, это был второй опорный немецкий пункт. Оттуда войска вермахта уже несколько дней как снялись. Надо попытаться опередить русских, добраться до развилки раньше, успеть перескочить через мост и соединиться с батальонами дивизии «Мертвая голова».

Водитель, остриженный наголо, белобрысый капрал, нажал на газ, и машина, прыгая по колдобинам, помчалась в северном направлении. До водной переправы было не более шестидесяти километров, времечко было раннее и шансы на выход из кольца оставались довольно высокими. В салоне было тесновато. На заднем сиденье впритирку друг к другу сидели денщик Гельмут и два автоматчика.

Соскочили с грунтовки и по лесной поляне взяли влево. Припекало майское солнышко. Деревья шелестели свежей листвой, а сквозь кудрявую травку пробивались и красовались белоснежные ромашки. Все шло по намеченному плану. За развилкой машина резко взяла вправо на Петушки, до переправы оставалось каких-то пятнадцать – двадцать километров, когда водитель услышал впереди скрежет гусениц. Капрал высунул голову из бокового стекла и ужаснулся: впереди, метрах в тридцати, медленно катилась колонна легких советских танков. Отступать было некуда. Развернуться, конечно, было можно. Только далеко ли уйдешь, когда башня головного танка наведена на цель, и ты находишься в зоне обстрела.

Шофер попробовал резко свернуть в лесную чащу, но передумал и ударил по тормозам.

— Все, приехали, герр комендант. Русские держат нас на прицеле. Что будем делать?

Майор Киршбаум в одно мгновение переменился в лице. Вместо организованного и волевого офицера, он превратился в обмякший мешок. Первым оценил ситуацию водитель-капрал и, разглядев рядом с головным танком фургон, из которого повыпрыгивали автоматчики в касках, вышел из машины с поднятыми вверх руками. За ним вышли с поднятыми руками автоматчики. Денщик Гельмут поднес пистолет к виску и хотел было нажать на курок , но взглянув на командира, тоже обмяк. Куда девалась его прыткость и юркость? Ординарец нетвердой поступью коснулся травы и тоже позорно поднял руки.

Что же оставалось делать офицеру? Разделить жалкую участь своих подчиненных? Вот так безропотно сдаться на милость победителя? Нет, род Киршбаумов не потерпит такого позора, он, Пауль, не даст повода унизить свою честь.

Пусть лучше русские глумятся над моим телом, а живым я им не дамся...

Пауль вспомнил предсказание гадалки и поправил на шее офицерский медальон с номером части и домашним адресом родителей.

От судьбы не ускользнешь! Майор вынул из кобуры вороненый «Вальтер» и приставил к виску. Раздался выстрел. К машине бежали двое солдат в советской форме, но Пауль всего этого уже не видел. Его закатившиеся голубые глаза были устремлены в небо, где среди белесых облаков пробивалось солнце, и лучи его игриво купались в отражении бокового запыленного зеркала кабины…

*************************************************


— Гляди-ка , Куделя, а птица, видать, важная...

Старшина Медведев с интересом разглядывал бумажник мертвого майора. Там в разных отделениях находились фотографии родителей, групповые снимки с сослуживцами по гарнизону, несколько германских оккупационных кредиток. Рядом валялся пистолет «Вальтер» Алексей поднял ствол и подкинул на ладони.

—Хороша волына , нечего сказать. Возьму себе в виде трофея.

—А почему себе?

Водитель танка Андрей Куделин схватился за ствол, продолжая возражать:

—У тебя уже и так есть трофейный «маузер» Поделись игрушкой, друг.

Старшина сделал вид, что не расслышал просьбы товарища и продолжил обыскивать карманы офицера. На обвисшей руке убитого засветился циферблат часов с фосфорными стрелками. Медведев расстегнул браслет и вгляделся в название фирмы-изготовителя.

— Повезло тебе Куделя! Котлы, что надо. Я так думаю, фирма швейцарская. Мои часики идут исправно, так что, боец , получай трофей по праву.

Механик-водитель Куделин примерил браслет на руку, он оказался впору.

—А это что у тебя за кредитки, германские?

Андрей увидел в руках старшины незнакомые купюры.

—Давай, Медведь, все по-честному, разыграем трофеи в шмен. Ты знаешь такую игру? Вся соль в цифрах. На кредитках семизначный номер. Все цифры складываются, а если окончательная сумма получилась с десятками, они откидываются. Например: число сорок восемь вышло в сумме. Сорок откидываешь, восьмерка остается. У кого цифра окажется больше, тот и получит «пушку»

—Ну, черт с тобой, давай попробуем. Считай свое , - и старшина протянул механику одну ассигнацию, держа вторую в руке.

— У меня выскочила семерка ,- воскликнул счастливый Куделин.

— Бог , он все видит и шельму метит.

—Не торопись радоваться, служивый. У меня девятка. На вот, взгляни, родимый.

Так что забирай «котлы» и будь здрав, как говорится...

— Вечно тебе везет , Медведь, забодай тебя комар.

Куделин надел часы на руку и тут его взгляд упал на, лежавший на заднем сиденье рюкзак офицерского денщика. Раскрыв его, он обнаружил на дне початую бутылку шнапса.

— Ну, командир, нам, кажется , повезло. У водителя мгновенно исчезли обиды на своего старшего по званию товарища, и он примирительно предложил:

—Кружку будем искать или махнем прямо из горла?...

Медведев похлопал по карману комбинезона, вытащил оттуда складной пластмассовый стаканчик и весело отозвался:

— Что я , бухарь какой , из горла цедить, когда походная тара всегда со мной имеется, вникаешь, мазутная твоя душа?


г. Кельн, 2005 год.