Geum.ru

Россия и Германия: стравить! От Версаля Вильгельма до Версаля Вильсона

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   32

Собственно, и успех-то немцев против Самсонова был обеспечен прежде всего радиоперехватами.

Почему же выходило так? Не потому ли, что далеко не всем в России нужна была быстрая, решительная победа на русско-германском фронте? Ведь такая победа, которая могла бы быстро закончить всю войну, подвела бы итог и сверхприбылям... Да не только в России, а по всему миру!

Генерал М. Бонч-Бруевич был отличным штабистом, а вот политический момент улавливал слабо. И поэтому считал, что "стратегические планы оказались невыполненными"...

Но со стратегией все было в порядке. Только не у нас, а у тех, кто планировал стратегические цели войны "без дураков", без лишних слов, без штабных карт и без официальных, да и вообще без каких-либо бумаг.

Как-то французского политического деятеля Вильсона — компаньона Клемансо по темным железнодорожным аферам конца XIX века — подрядчик спросил, какой, мол, суммой за устройство выгодного заказа эти, скажем прямо, политиканы удовлетворятся.

Вильсон подошел к окну, подышал на стекло, написал на затуманившейся его поверхности цифру, а потом стер. Таким же образом писались и "протоколы" совещаний Золотого Интернационала. Решения таяли в воздухе, результат же их был материальным и весомым — на вес золота.

"Домыслы!"... Да, читатель, есть у врагов прояснения исторической правды такое любимое словечко. Но сказанное об обдуманной преступности выбранных стратегических направлений для русского наступления — не домысел. Еще в 1913 году во время совещания русских и французских геншабистов генерал Жоффр убеждал в опасности вторжения в Восточную Пруссию: "Это самое невыгодное для нас направление...". А потом не сколько раз повторил: "C'est un guet-apens (Это — ловушка)".

Последнюю попытку воззвать к здравому смыслу французские военные круги сделали перед самой войной. 31 июля во Франции уже фактически шла мобилизация. Военный министр Мессими вызвал русского военного агента полковника Игнатьева и прямо в кабинете у министра Алексей Алексеевич составил телеграмму в Петербург, где третьим пунктом стояло: "Наиболее желательным для французов направлением нашего удара продолжает являться Варшава-Позен".

В России такой взгляд не был новым. Профессор Академии генштаба Золотарев, разработав теорию оборонительного значения линии Буг-Нарев, писал о выгоде угрозы жизнен ному центру Германии — Силезскому промышленному району. Стратегические теории Золотарева опрокидывала практика стратегии, чьи расчеты строились на песке, но песке особо города — золотом.

И вот тут случайности исключались!

О полковнике-предателе (сейчас, правда, иногда уверяют, что не предателе, а невинной жертве "стечения обстоятельств") С. Мясоедове, разоблаченном в начале войны немецком агенте, судимом военно-полевым судом и повешен ном в Варшавской цитадели, написано немало.

В жандармскую бытность Мясоедова на пограничной станции Вержболово его нередко приглашал на императорские охоты сам кайзер. Шум вокруг Мясоедова впервые поднялся в печати за два года до войны (особенно постарался Гучков), и тогда лучший друг прусских баронов ушел в отставку, довольствуясь дивидендами со своих паев в германских фирмах. Выручил его тогда военный министр Сухомлинов.

Он же с началом войны направил своего протеже к главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта генералу Рузскому (фигуре тоже темной, загадочной).

Случайно или нет, но Н. Рузский, вместо того, чтобы вежливо отделаться от Мясоедова, направил его в "знакомые места" — в Вержболово, где бывший жандарм передавал сведения для друга-кайзера о нашей 10-й армии. "Расколол" Мясоедова начальник штаба фронта генерал М. Бонч-Бруевич, чего ему не простил ни Рузский, ни Сухомлинов, ни придворные круги, ни нынешние фальсификаторы истории...

Да, не знал Михаил Дмитриевич, что стратегия бывает всякая...

В том числе и вот такая... Российская частная промышленность саботировала военные заказы русской армии. Наш военный агент во Франции полковник Игнатьев регулярно выбивался из сил, пытаясь разместить у "Шнейдера-Крезо" очередной срочный заказ на орудийные патроны. Тормозил дело шеф русской артиллерии великий князь Сергей Михайлович. Задержки спустя какое-то время устранялись, но странным образом — обязательно по понедельникам.

Тайну петербургских "понедельников" объяснили Игнатьеву знающие люди в... Париже: "По субботам Рагузо играет в карты во дворце Кшесинской".

Поляк Рагузо-Сущевский — представитель Шнейдера в России. Балерина-прима Матильда Кшесинская (тоже полька), которую в то время прочно "ангажировал" августейший артиллерист, — "штатная" любовница августейшей семьи Романовых. Итак, "стратегическая линия" выстраивалась следующая: Шнейдер — Рагузо — Кшесинская — "комиссионные" — вели кий князь Сергей — заказ — Шнейдер...

Французские инженеры, работавшие до войны в России, искренне удивлялись: "Зачем вы обращаетесь к нам за содействием? Одни ваши петроградские заводы по своей мощности намного превосходят весь парижский район. Если бы вы приняли хоть какие-то меры по использованию ваших промышленных ресурсов, вы бы нас оставили далеко позади себя".

Инженерная братия (даром что была "из Европ") тоже проявляла непростительную наивность. Однако такими простецами были далеко не все...

Вот вопрос, который рано или поздно, но возникает обязательно: "А если бы выстрел Гаврилы Принципа не поставил бы точку не только на жизни австро-венгерского эрцгерцога Фердинанда, но и на мирной жизни Европы? Что — не было бы Первой мировой войны?".

Ну, конечно, она была бы все равно... Да еще какая! Дол гая, кровавая, окопная, бешено прибыльная... Точно такая, какая и была...

Цифры из доклада начальника Главного артиллерийского управления Маниковского, предоставленные военному министру, говорят, что на казенном заводе 122-миллиметровая гаубичная шрапнель обходилась в 15 рублей за снаряд, а на част ном — в 35! Разница в ценах на 152-милллиметровый фугасный снаряд была еще большей: 42 и 70 рублей. "Наша частная промышленность, — писал Маниковский, — взвинтила цены на все предметы боевого снабжения... В общем, гг. промышленники, и наши, и в союзных странах, проявили непомерные аппетиты к наживе"...

Генерал явно не понимал, что если уж аппетит к наживе появляется, то он всегда непомерный.

Не удержусь и порекомендую читателю монографию Владимира Яковлевича Лаверычева "Военный государственно-монополистический капитализм в России". Название говорит само за себя — перед войной и во время войны Большой Капитал даже в Российской империи начинал организовываться так же, как это давно произошло на Западе — в рамках легальных, с участием государства, структур.

Вдумчивое чтение этой монографии многое может дать в понимании того, была ли случайной и мировая война, и Великая Октябрьская социалистическая революция...

Но хватит и двух цитат: "Потребление сахара было на низ ком уровне из-за политики сахарозаводчиков". А дальше Владимир Яковлевич наглядно иллюстрирует этот общий тезис отрывком из доклада (от октября 1915 года) комиссии знаменитого генерала Батюшина. Батюшин — крупный русский контрразведчик времен Первой мировой войны. Между прочим, он одно время плодотворно работал под началом ученого-геодезиста, генерала М. Бонч-Бруевича — родного брата ленинского соратника и... тоже контрразведчика.

Оба генерала не раз больно наступали на любимые (то есть из кровавого золота) мозоли петроградского гадюшника. Причем Батюшин — настолько крепко, что обирающие и обдирающие Россию правнуки тех, кто обирал и обдирал ее в начале века, не могут успокоиться до сих пор и порой, упоминая о генерале, злобно перевирают его фамилию в мельче звучащее "Батюшкин"...

Батюшин докладывал: "Во всероссийском обществе сахарозаводчиков произошла перегруппировка и во главе всего дела встали два еврея — Гепнер и Абрам Добрый. Гепнер и Добрый (упоминается в докладе и сахарозаводчик Лазарь Бродский. — С.К.) дирижируют в Союзе сахарозаводчиков, устанавливают количество производства, цены на сахар, место его хранения и определяют количество товара, подлежащего выпуску на рынок. При обысках (в банках. — С.К.) и у киевских сахарозаводчиков Израэля Бабушкина, Иоэля Гепнера и Абрама Доброго были обнаружены материалы, уличающие как этих лиц, так и других, причастных к сахар ной промышленности, в злостной спекуляции сахаром, умышленном сокращении выпуска сахара на внутренний рынок империи, сосредоточении сахара в пунктах, где в этом не встречалось необходимости, вывозе сахара за границу во время войны в ущерб снабжения таковым населения и, наконец, в преступном противодействии снабжению сахаром армии"...

Вот так: кому война — мачеха, а кому — и сплошной сахар! Недаром, видно, Шарль-Морис Талейран-Перигор любил называть это самое словом "сладенькое"...

А ведь тут речь только о сахаре и сахарозаводчиках! Были же еще и банкиры Бродские, и хлеботорговцы Дрейфусы, и угольщики Рабинович с Коганом-Бернштейном, заправлявшие в угольной секции топливного отдела Центрального военно-промышленного комитета Российской империи. И это только в одной России!

Так что бедный студент Гаврила, "служивший" террористом, мог спокойно продолжать учебу — войну бы начали и без него...

А что бы произошло, если бы русского солдата не бросили затыкать собой на Востоке дыры французской обороны на Западе, а дали возможность подтянуть силы, и уж потом, когда Германия была бы близка к Парижу и увязла в Европе, мы бы ударили мощным "кулаком" в берлинском направлении?

Тогда бы война могла закончиться действительно к листопаду, как планировал Шлиффен и обещал войскам кайзер. Но не так, как планировалось и обещалось...

И что тогда? Россия на белом коне въезжает в Берлин, а Париж, кряхтя, подсчитывает синяки? Лондон толком в войне не поучаствовал, а уж о США и вообще нет разговора. Ротшильды, соответственно, не успели бы объединить кошельки ни с родней по эту сторону Атлантики, ни с партнерами по ту сторону. Сверхприбылей нет, лишний люд "в новые земли" не "переселен", Соединенные Штаты в "большой свет" не выведены и не могут установить свой контроль над истощенной и опутанной военными долгами Европой. Торговец оружием на все четыре стороны Бэзил Захаров тоже оказался бы не у дел.

Генерал Федоров, посланный в Японию добывать оружие для русских войск, был выдающимся и образованным оружейником, но политически его образовывала сама жизнь. Долгая, более чем девяностолетняя, она учила его хорошо и научила многому. И поэтому он, так и не изощрившись в понимании политической стороны дела, служил России советской не менее честно и полезно, чем России царской.

В своих воспоминаниях о том, как он скитался от Японии до Франции "в поисках оружия для русской армии", Федоров не дает политического анализа эпохи. Это — не его "епархия". Зато он всегда точно описывает то, что видит, а иногда делится раздумьями. И как раз эта честная солдатская бесхитростность делает записки Федорова очень удобными для историка. Тут есть те надежные точки-"кочки", пробираясь по которым с одной на другую, можно избежать опасности утонуть в бездонной болотной лжи пристрастных и недобросовестных мемуаристов.

Мировую войну Федоров провел "на колесах" — из Японии на Северо-Западный фронт, оттуда в Англию и Францию, потом опять фронты и оружейные заводы. Возможность сравнивать у Владимира Григорьевича была уникальной в точном смысле этого слова. Даже генерал Гермониус, нередко сопутствовавший Федорову в зарубежных миссиях, не имел "русского" фронтового опыта. Так вот, федоровские описания уровня оснащенности русской и англо-французской армий заставляют любого русского мужчину скрежетать зубами и вспоминать "ненормативную лексику".

У них — всё! Пушки, снаряды, патроны — в изобилии. В на чале войны английское военное министерство (то, которое к войне было якобы "не готово") решило довести норму пулеметов с 2 до 4 на батальон. Но министр военного снаряжения Ллойд Джордж предложил (вроде бы, шутя): "Возьмите максимум в 4 пулемета, возведите его в квадрат, умножьте результат на два, а произведение умножьте снова на два — на счастье".

Конечно, даже после таких расчетов английские батальоны не имели по 64 пулемета. Но и от реальности эта "арифметика" не так уж отличалась, к удовольствию друга Ллойд Джорджа сэра Бэзила Захарова.

И если бы только пулеметы! Федоров пишет об автоматах Фаркара-Хилла с магазином в 50 патронов, о новейших образцах ружейных гранат, окопных перископов, осветительных пистолетов и ракет, об оружейных чехлах, о мундирах на меху и кожаных шароварах для окопов.

Нет, это же какие масштабы производства — да при какой еще и "скорости оборота" и быстроте "изнашивания" "товара"! А соответственно — какие же прибыли! Возможные, прав да, на Европейском театре военных действий лишь при долговременном, позиционном характере войны. Именно такая война и установилась на Западном фронте. Во французские окопы на вагонетках по траншейным железным дорогам подвозили не только бочки с вином, но даже горячую воду...

Русско-германский же фронт был далеко не так стабилен — тут маневренность войны была выше. Но здесь и маневренность работала на... затягивание войны, потому что программировала переброску немецких войск с Запада на Восток и тем укрепляла неподвижность линии фронта там!

Скорая победа за счет ряда мощных наступательных операций прекрасно оснащенных союзных армий на Западе?

Э-э-э, нет! Такой вариант был нужен кому угодно, только не тем, кто реально определял ситуацию с точки зрения финансовой власти. Уже после войны, в начале тридцатых годов, американец Уильям Буллит (появляющийся на этих страницах в первый, но не в последний раз) и австрийский еврей Зигмунд Фрейд написали психоаналитическое исследование биографии 28-го президента США Вудро Вильсона, чье правление пришлось на годы Первой мировой. В предисловии к русскому изданию этого труда "новые русские философы" Старовойтов и Царев сообщили, что Америка у Вильсона ассоциировалась с матерью, Англия — с отцом, Германия, которая, оказывается, являлась объектом его "амбивалентной (то есть противоречивой. — С.К.) ревности и ненависти" — с младшим братом... Увы, и от Фрейда, и от его "российских" адептов ускользнуло, а с кем ассоциировался у Вильсона КАПИТАЛ США? Будучи профаном в психоанализе, рискну все же предположить, что С ХОЗЯИНОМ. Причем хозяином одновременно и бешено богатым и феноменально самодурственным. Европа лишь перед мировой войной дошла до бриллиантового "бала камней" с участием красивых человеческих особей, а в Штатах уже в 1883 году госпожа Вандербильт устроила бал для... собачек, чьи ошейники были усыпаны бриллиантами.

На другом прославившемся обеде собравшихся развлекали сигарами, завернутыми в стодолларовые банкноты. Бедняк на эту сумму мог протянуть тогда полгода.

Интересное мнение о магнатах Америки той эпохи оставил Энгельс. 19 апреля 1890 года в Лондоне он написал: "Во всей Северной Америке, где существуют миллионеры, богатство которых лишь с трудом можно выразить в наших марках, гульденах или франках, среди этих миллионеров нет ни одного ев рея, и Ротшильды являются просто нищими рядом с этими американцами".

Ротшильдов Энгельс обидел, конечно, зря. Так же, впрочем, как и евреев, которых тогда в Америке уже хватало, в том числе и миллионеров. Исаак Зингер вовсю продавал свои швейные машины, а Бернард Барух — акции конголезских компаний, разбухающие на глазах от крови черных рабов. Леви Лейтер и Робак торговали галантереей, бриллиантами и земельными участками. Якоб Шифф был совладельцем крупнейшего американо-еврейского банкирского дома и одновременно центра сионизма "Кун, Леб энд компани", основанного в 1867 году. К началу войны еврейский список властелинов Америки лишь возрос.

Но в чем Энгельс был прав, так это в обшей оценке перспектив отношений европейских и американских миллионе ров. Инициатива и власть все чаще оставались за Новым Светом. Причем если перед войной Европа еще могла как-то тягаться с ним, то после войны...

О том, что дала в смысле обогащения многих война, как всегда точно и просто сказал Ленин: "Американские миллиардеры были едва ли не всех богаче и находились в самом безопасном географическом положении. Они нажились больше всех. Они сделали своими данниками все, даже самые богатые страны. Они награбили сотни миллиардов долларов. И на каждом долларе — ком грязи от "доходных" военных поставок".

Особое положение США выявлялось даже в такой детали, как характер народного питания. В 1915 году в воюющих странах приходилось следующее количество калорий на человека в день: в Англии — 2900; во Франции — 2749; в Германии — 2708; в России — 2514; в Австрии — 2486.

Американец получал 2925 калорий. Разница, вроде бы, не велика. Но если посмотреть на "животные" калории в этом рационе, то все становилось на свои места. В США их было 1054, в Англии — 975.

Немцы, французы и австрийцы имели в два раза меньше — 544; 544 и 456. Русский же видел мяса, масла, молока и яиц еще в два раза меньше — всего на 279 калорий. Не забудем и то, что неравномерность потребления в России была особенно большой.

Наибольшими были и экономические потери: к 1916 году Россия потеряла 60% того, что имела в 1913 году, при 15% потерях в Англии и 30% — в Германии.

Итак, европейцы (особенно — русские) пояса подтягивали, а американцы — распускали. Чем ожесточеннее шла вой на в Европе, тем жирнее жила Америка. Уже через полгода после первых крупных европейских сражений на оружейных заводах за океаном работали 50 тысяч рабочих вместо 20 в мирное время.

А вот как менялась занятость на американских верфях: в марте 1917 года (накануне объявления войны Германии) — 25 тысяч; во второй половине 1917 года — 170 тысяч; в 1918 году — уже 300 тысяч работающих!

Продукция пороховых заводов США выросла вдвое. Причем если раньше фунт американского пироксилина обходился французам в 20 центов, то теперь — в 65. Ллойд Джордж поразил парламент сообщением: только за полмесяца континентальных боев британская артиллерия выпустила больше снарядов, чем за всю бурскую войну. Как выросли при этом дивиденды британских и американских акционеров "лев" английской политики умолчал.

Прибыли, однако, становились все более неверными. Объявленная немцами подводная война то утихала, то усиливалась, и серьезно нарушала поток поставок в Европу через океан. И уже нельзя было оставлять ситуацию без прямого военного контроля. За тридцать два месяца войны золотой род ник очень уж забился железом осколков, костями солдат, головешками пожарищ и затонувшими судами. Источник иссякал, а народы начинали волноваться. "Деловая" Америка все чаще задумывалась: "Не пора ли?"...

Забегая вперед, скажу, что 3 февраля 1917 года Вильсон объявил о разрыве дипломатических отношений с Германией, а 6 апреля — и о состоянии войны с ней. Приходило время завершать ту войну, от которой США уже получили много... И завершать таким миром, из которого те же США получили бы еще больше.

Далеко не во всем правый, но интересный и порой на удивление глубокий американский публицист середины века Дуглас Рид считал, что Первая мировая война произошла по тому, что сионисты решили разместить свой национальный очаг в Палестине. Для того, мол, чтобы подвигнуть Англию на завоевание нужных земель, все и началось. Рид приводит какие-то совершенно шалые цифры численности английских войск в Палестине — 1 192 511 солдат и офицеров.

Публицист явно не представлял, что это такое — миллион неплохо вооруженных и неплохих солдат в условиях ближне восточного театра военных действий уже в начале XX века. Он же утверждал, что отвлечение войск в интересах отвоевания будущей еврейской родины привело к поражению союзников в Европе.

В Англии за всю войну были мобилизованы примерно 5 миллионов мужчин, хотя далеко не все они были на фронте. Из них погибли: во Франции и Фландрии — 381 тысяча, в районе Дарданелл — 22, на Месопотамском фронте — 11 в Македонии — 3, в Египте и Палестине — 11 тысяч человек.

Уже отсюда видна несостоятельность цифр и утверждений Рида. Весной 1917 года в районе Палестины оборонялись 45 тысяч турок под командованием немца Фалькенгайна против 100 тысяч англичан, включая сюда и французские части. К мар ту 1918 года на 500-километровом Месопотамском фронте бы ли всего 447 тысяч англичан, из них — лишь 170 тысяч штыков.

Второй том достаточно точной в цифрах "Истории Первой мировой войны" сообщал: "На Сирийско-Палестинском фронте в конце апреля 1918 года намечалось осуществить наступление с целью разгрома турок. Однако мартовское наступление германской армии на французском фронте сорвало планы англичан в Палестине. Пришлось войска отсюда перебрасывать во Францию. Лишь после того, как на французском фронте обозначились некоторые успехи, англичане приступи ли к подготовке наступления".

В Палестине английские войска, получившие подкрепление, насчитывали 64 тысячи человек, а у турок — под командой теперь уже Лимана фон Зандерса — было 34 тысячи.

Сил, которыми располагали англичане, естественно, вполне хватило для того, чтобы после артподготовки в 4.30 утра 19 сентября 1918 года они двинулись на Дамаск, взятый 1 октября.

Позади остались библейские Назарет и Галилейское озеро. Если учесть, что в тылу находился и Египет с Суэцким каналом, то военное присутствие англичан на Ближнем Востоке было вполне оправданным и без нажима сионистов.

Объяснение Рида выглядит более чем упрощенным, хотя подмеченные им мотивы, безусловно, накладывали свой отпечаток на какие-то конкретные черты войны.

Но вряд ли просто совпадением было то, что в Англии с июля 1917 года министром военного снабжения стал близкий сионистам Черчилль. В Германии фактическим имперским руководителем военной промышленности стал немецкий ев рей Вальтер Ратенау из электрогиганта "A.E.G.", а в США — американский еврей, нью-йоркский биржевик Бернард Барух возглавил самое важное из ряда специальных военных органов — Военно-промышленное управление — и скоро превратился в промышленного диктатора страны.