Geum.ru

Период полураспада: смертельное наследие радиоактивных отходов Америки

Вид материалаДокументы
Подобный материал:

Период полураспада:

смертельное наследие радиоактивных отходов Америки

Майкл Лон (Michael Long)

National Geographic, июль 2002

Вторая мировая война всё ещё продолжалась на просторах Тихого океана в начале августа 1945 года, а мы с моим отцом отдыхали в Атлантик Сити (Atlantic City), штат Нью Джерси (New Jersey), наслаждаясь вкусом мягкотелых крабов и предаваясь неге у океана. В игровом павильоне я тратил пятицентовые монеты и палил из игрушечного пулемёта в японских солдат, мелькающих на экране. А по тротуару с ружьями на плечах маршировали взводы американских солдат, распевавших:

  • Американский флаг будет развиваться над Токио,
  • Развиваться над Токио, развиваться над Токио,
  • Американский флаг будет развиваться над Токио,
  • Когда 991-й батальон придёт туда…

Однажды утром мой отец показал мне газету с красными заголовками, сообщавшими, что огромная бомба была сброшена на японский город Хиросиму. Тремя днями позже ещё одна бомба была сброшена на Нагасаки, и Япония капитулировала. Бомбы были такими большими, что парням из 991-го батальона уже нечего было делать в Токио после этого.

Невероятная атомная сила, связующая энергия, которая делает атомное ядро самой прочной сущностью во всей Вселенной, была разорвана, выпустив на волю огромную энергию – Хиросимская бомба была эквивалентна 15 000 тонн тротила, - и дав старт гонке по созданию всё более мощных вооружений. Через семь лет была взорвана наша первая водородная бомба с кодовым названием Майк, сила взрыва которой составила 10,4 миллиона тонн тротила. Майк мог бы сравнять с землёй все пять районов Нью-Йорка.

К середине 60-х годов, апогею холодной войны, США накопили около 32 000 ядерных боеголовок, а также горы радиоактивного мусора как результат производства плутония для этих вооружений. Для получения всего одного килограмма, или 2,2 фунтов, плутония требуется около тысячи тонн урановой руды. Получавшийся путём бомбардировки урана нейтронами в атомных реакторах, плутоний затем отделялся от урана в адских ваннах с кислотой и растворителями, которые всё ещё ожидают захоронения.

Долгое время откладывавшаяся очистка наконец-то начата на 114 национальных атомных предприятиях, общая площадь которых равна суммарной территории штатов Род-Айлэнд и Дэлавэр (Rhode Island and Delaware). Множество более мелких участков, наиболее лёгких, уже очищено, но самые крупные остаются. Что делать с 52 000 тонн опасного радиоактивного топлива из гражданских и военных реакторов? С 91 миллионом галлонов (344 миллиона литров) высокоактивных отходов, оставшихся от производства плутония, с более чем 500 000 тонн обеднённого урана, с миллионами кубических футов загрязнённых орудий, кусков металла, одежды, масла, растворителей и другими отходами? И с 265 миллионами тонн хвостов обогащения урановой руды, в которых стабильные изотопы составляют меньше половины, загрязняющих ландшафт?

Для масштаба: загрузите эти хвосты в товарные железнодорожные вагоны, затем поместите 91 миллион галлонов отходов в цистерны, и вы получите мифический поезд, который может опоясать Землю по экватору более одного раза.

Через десять лет настоящие поезда и грузовики с высокоактивными отходами могут отправиться к горе Юкка (Yucca Mountain) в штате Невада (Nevada), которая выбрана правительством как место постоянного захоронения (рис. 1), хотя это и является спорным выбором.

Кроме выполнения операции захоронения собственно отходов, загрязнённые почвы и грунтовые воды должны быть соответствующим образом обработаны, а радиоактивные элементы в них стабилизированы. Кроме того, атомные реакторы должны быть закрыты, здания демонтированы, часть уже захороненных отходов извлечена, рассортирована и перезахоронена, поскольку изначально они были неправильно захоронены. Стоимость всех этих операций окажется впечатляющей – возможно, 400 миллиардов долларов в течение 75 лет.

Эту задачу решают несколько федеральных агентств. Департамент энергетики (DOE) управляет предприятиями и контролирует очистку, производимую коммерческими подрядчиками. Агентство по защите окружающей среды (EPA) устанавливает стандарты для состояния здоровья и окружающей среды при долговременном захоронении отходов. Департамент транспорта контролирует большую часть перевозки ядерных материалов, используя стандарты, установленные Комиссией по атомному регулированию (NRC), которая также лицензирует всё, кроме военных реакторов, которые – круг замкнулся - управляются Департаментом энергетики.

Я провёл шесть недель в поездках по основным атомным предприятиям в нескольких штатах и в беседах с менеджерами, учёными и инженерами. Многие с готовностью тратили время, давая объяснения по ядерной физике и радиации, но Департаменту энергетики понадобилось более четырёх месяцев, чтобы дать ответ на важный вопрос: Сколько ядерных отходов в различных формах находится в США?

Я также беседовал с экологами, которые удовлетворены тем, что очистка наконец началась, но не уверены, что она будет сделана по их стандартам. «Правительство», - суммировал один из них, - «будет просто лгать вам».

На самом деле наш национальный ядерный истэблишмент на протяжении многих лет работал за завесой секретности, что привело к появлению глубокого недоверия со стороны общества. В результате получилось так, что разговоры о радиоактивных отходах, ядерном оружии и атомной энергии могут вызывать бурю эмоций. Я сразу хочу обозначить свои пристрастия. Как бывший морской офицер, я уважаю военную профессию как почётную и необходимую. Я рассматриваю ядерное оружие как надёжный противовес войне, а не как угрозу миру. И я поддерживаю роль атомной энергии в нашей энергетике. Тем не менее во время создания этого репортажа я обнаружил, что некоторые мои взгляды совпадают со взглядами экологов, и даже начал сомневаться в планах правительства по долговременному захоронению высокоактивных отходов.


Уборка радиоактивного мусора была бы намного проще, если бы нам не приходилось сталкиваться с химическим и физическим хаосом, порождаемым угрожающей здоровью радиацией, и выделением энергии радиоактивными материалами.

Плутоний, цезий, стронций или любые другие «-ий» элементы, созданные в ядерном реакторе, излучают опасную радиацию, которая способна буквально выбивать электроны из атомов в наших клетках, нарушая или разрушая их функционирование или даже вызывая клеточные мутации. Эта радиация существует в форме мельчайших - или -частиц или в виде -лучей, обладающих большой энергией.

Радиоактивные элементы испускают радиацию, поскольку они нестабильны. Они стремятся к кокой-то другой форме и достигают этого путём буквального распада на части; многие испускают частицы и волны миллиарды раз в секунду.

Каждый радиоактивный элемент, и в том числе “-ий” элементы, имеют период полураспада, т.е. время, за которое распадается половина атомов этого элемента. Периоды полураспада варьируют от доли секунды до милилардов лет. Например, для урана 238 период полураспада равен 4,5 миллиарда лет. Пародоксально, но чем длиннее период полураспада, тем слабее радиация. Слабо радиоактивный уран не представляет угрозы для здоровья, если обращаться с ним соответствующим образом. После десяти периодов полураспада элемент обычно становится безопасным.

Учёные измеряют радиацию, полученную человеком, в рэмах. Единовременная доза в 400 рэм, эквивалентная более 40 000 разовых доз при флюорографии, окажется смертельной для половины подвергшихся излучению людей. Максимальное облучение, разрешённое для работающих на атомных станциях, составляет 5 рэм в год.

Мы подвергаемся фоновой радиации повсеместно. Она так названа потому, что существует всё время и состоит преимущественно из космических лучей и радоновых альфа-частиц. Другие источники включают медицинские рентгеновские лучи, телевизионные экраны и даже кирпичи, в которые уран попадает из глины, используемой для их изготовления. Наше тело также слегка радиоактивно, главным образом благодаря ежедневному использованию калия.

Фоновая радиация на продуваемом ветрами колорадском плато под названием Скалистые равнины (Rocky Flats) составляет около 450 миллирэм в год (миллирэм - это одна тысячная рэма), но на оружейном заводе с тем же названием, расположенном здесь, проблему составляет опасная радиация от тех самых “-ий” элементов, в основном плутония. С 1952 года и до окончания холодной войны в 1989 году рабочие изготовляли здесь десятки тысяч плутониевых сфер, способных привести в действие термоядерное оружие.

Завод Rocky Flats находится между Денвером (Denver) и Болдером (Boulder), а также на перекрёстном огне критиков, которые истово документировали загрязнённые грунтовые воды, контейнеры, из которых просачиваются отходы, загрязнённые плутонием воздуховоды, трубы и почвы. Опасное свойство плутония - то, что он является пирофорическим, т.е. может спонтанно воспламеняться, - явилось причиной двух больших пожаров и сотен малых, что добавило критицизма к репутации Rocky Flats.

Рокуэлл (Rockwell), подрядчик завода, в конце концов согласился с вменяемыми экологическими преступлениями, в том числе по кислотным разливам и ещё четырём другим уголовным преступлениям, и заплатил 18,5 миллионов долларов штрафов.

Сегодня яд критицизма наталкивается на позицию Барбары Мазуровски (Barbara Mazurowski), менеджера Департамента энергетики на заводе Rocky Flats, которая руководит работой отряда по очистке численностью около 5 000 человек, чей ежедневный бюджет составляет два миллиона долларов. Мазуровски говорит со мной с такой жесткой позиции, что кажется, будто она выросла из гранита Скалистых гор (Rocky Mountains). Когда она говорит, её руки мелькают, как два сражающихся истребителя, меняя направление, когда она высказывает своё мнение: “Мы испачкали здесь окружающую среду, и теперь мы её очищаем. Ещё нет опыта закрытия и демонтажа такого завода. Когда мы закончим эту процедуру в 2006 году, всё, что вы здесь увидите - это зелёную траву”.

Глядя на 400 акров зданий и дорог Rocky Flats, в это трудно поверить. Но тут и там лежит масса бетонных обломков - остатков уже демонтированных зданий.

Мазуровски проводит для меня экскурсию по зданию 771, бывшему центру по производству плутония, однажды названному “самым опасным зданием в США” и всё ещё представляющему радиационную опасность, несмотря на частичную очистку. Мы полностью одеваемся в защитную резиновую одежду - от сапог до перчаток и шапок. Только наши лица остаются открытыми, т.к. вероятность воздушного загрязнения мала.

Мы минуем десятки ящиков с перчатками, где резиновые перчатки, содержащие свинец для защиты работников от радиации, висят, как будто всё ещё ожидая кого-то, кто наденет их на руки, вставит руки в стальные боксы и будет придавать плутонию форму, пригодную для термоядерного взрыва.

Для разрезания боксов, неиспользуемых с 1989 года, на части, рабочие применяют горелки. Эти части затем помещаются в барабаны для транспортировки на Опытный завод по изоляции отходов (Waste Isolation Pilot Plant) около Карлсбада (Carlsbad) в штате Нью Мексико (New Mexico), где они будут навечно погребены в пещерах на глубине 2 150 футов (655 м), созданных в древних солевых отложениях.

В комнате влажно и темно, только искры от горелок. Я вытираю лоб рукой в резиновой перчатке, забыв, что это делать запрещено, т.к. на перчатку могли попасть частички плутония, испускающие радиацию в форме милилардов альфа-частиц. Это очень существенно. Хотя альфа-частицы могут быть остановлены листом бумаги, они особенно опасны, если попадают в дыхательные пути или пищевод. Рабочий подносит к моему лицу счётчик радиации, чтобы определить, сколько альфа-частиц мне досталось. К счастью, всё чисто.

Наверху находится многомильный лабиринт труб, из которых сливается радиоактивная жидкость. Шаг за шагом, труба за трубой, кусок за куском здание 771 возвращается к зелёной траве.

В тот день я уехал из Rocky Flats под сильным впечатлением от профессионализма и работ по очистке менеджера Мазуровски и её команды. Затем, чтобы взглянуть на это с другой точки зрения, я встретился с Лэном Оклэндом (Len Auckland), директором Центра экологической журналистики Университета Колорадо в Болдере и автором критической книги об этом заводе - “Настоящее убийство”. Я спросил Оклэнда, что он думает о процессе превращения Rocky Flats в травяные лужайки. Он в ответ задал принципиальный вопрос: “А что под травой?”.

Ответ: пыль, загрязнённая плутонием. Экологи настаивают на удалении плутония; Департамент энергетики утверждает, что радиация будет ничтожной, около одного миллирэма в год, добавляя, что замена почвы потребует миллионов долларов.


Rocky Flats может служить образцом успеха очистных работ Департамента энергетики, но родственное предприятие - Хэнфорд Сайт (Hanford Site) в штате Вашингтон (Washington State) (рис. 1) площадью 586 квадратных миль (1 500 км2) - представляет собой совсем другую картину. Здесь находится самое большое количество высокоактивных отходов США.

Перечисление того, что хранится в Хэнфорде, включает 53 миллиона галлонов (300 миллионов литров) отходов производства плутония, которые хранятся в подземных резервуарах, почти 2 300 тонн отработавшего топлива, четыре с половиной тонны плутония, 25 миллионов кубических футов (675 миллионов литров) твёрдых отходов и 38 миллиардов кубических футов (1 миллиард м3) загрязнённых почв и грунтовых вод. В бассейне для хранения отходов я видел самый опасный в стране источник радиации, после реакторных стержней - 1 936 цилиндров с цезием и стронцием, покрытых 13 футами (4 м) воды. Когда рабочий выключает свет, видно, что радиация от цилиндров создаёт голубое свечение.

В реакторах Хэнфорда производился плутоний для первой атомной бомбы, взорванной около Аламогордо (Alamogordo) в штате Нью Мексико в 1945 году, и для бомбы, сброшенной на Нагасаки (в бомбе, сброшенной на Хиросиму, использовался уран). До 1989 года, когда Хэнфорд был закрыт, там успели произвести около 59 тонн оружейного плутония.

С самого начала учёные Хэнфорда видели, что радионуклиды - обобщающий термин для радиоактивных атомов - попадали в окружающую среду. Йод-131, газообразный побочный продукт производства плутония, улетучивался из шахт, не оборудованных фильтрами. Вода для охлаждения реакторов, которую брали из реки Коламбия, протекающей рядом, возвращалась в реку с грузом радиоактивных натрия, цинка, мышьяка и даже некоторых «-ий» элементов.

Затем отходы, хранившиеся в подземных ёмкостях, попали в почву, а на территории Хэнфорда скопилось 45 миллиардов галлонов (130 миллиардов литров) загрязнённых жидкостей, причём часть их них – возле давших течь ёмкостей с отходами. Таким образом, под землёй образовались загрязнённые потоки, и часть их них угрожает реке Коламбия. В прессе появились репортажи об увеличении случаев рака среди людей и дефектов рождаемости среди людей и животных в сельских районах около Хэнфорда.

В сентябре 1985 года Майкл Лоурэнс (Michael Lawrence), менеджер Хэнфорда со стороны Департамента энергетики, встретился с фермерами, чтобы обсудить их проблемы. Тот факт, что радиация вызвала заболевание того или другого человека, доказать почти невозможно; тем не менее, Лоурэнс решил предать гласности прежде закрытую информацию, начиная с 19 000 страниц документов, написанных учёными Хэнфорда с 1943 года. Лоурэнс был первым из чиновников Департамента энергетики, кто сделал это, и его решение, вспоминает Лоурэнс, вызвало немалое удивление в Вашингтоне.

В Хэнфорде настал черёд удивляться другим людям, особенно Мишель Гербер (Michele Gerber) – домохозяйке, матери и историку по образованию, изучавшей открытые документы. «Учёные не верили, что эти тексты будут прочитаны при их жизни», - говорила мне Гербер. – «Я была огорошена их шокирующей прямотой».

Во время первых выбросов йода-131 в 40-х годах технический персонал равнодушно фиксировал, что дальность распространения радиоактивного газа оказалось большей, чем ожидалось. «Они просто увеличили регион наблюдения», - сказала Гербер, - «до 25, 50, 100, 150 миль, т.е. до городов Спокан и Вола-Вола». В состоянии, близком к трансу, Гербер читала всю ночь до рассвета. «Я думала – что вы наделали? Почему вы не остановились? Почему вы не изменили производственный процесс, чтобы уменьшить выбросы?»

Многие сомневались в этих данных, пока загрязнение не обнаружили в пустынных цветах, украшавших стол одного из чиновников. Опасения росли, но у Хэнфорда был план по производству плутония. Специальные серебряные фильтры в конце концов остановили эмиссии йода к 1952 году.

Книга Гербер «На домашнем фронте» с детальным описанием загрязнения в Хэнфорде была опубликована в 1992 году – беспристрастное изложенние, с подробными примечаниями – литературный эквивалент ядерного взрыва. Общий вывод: хотя учёные Хэнфорда знали, что они загрязняют окружающую среду, они не сообщали об этом обществу.

Общество чувствовало себя преданным. Рой Джефарт (Roy Gephart), гидрогеолог, работавший в Хэнфорде 28 лет, сказал, что книга Гербер «открыла вещи, которые я никогда не знал. Я говорил с сотрудниками, для которых книга оказалась сюрпризом. Они чувствовали себя обманутыми. Вот почему многие американцы не доверяют нам сегодня».

Джефарт сейчас является руководителем научной программы по окружающей среде в Тихоокеанской северо-западной национальной лаборатории (Pacific Northwest National Laboratory) – федеральном учреждении около Хэнфорда. «Сейчас важно правильно провести очистку и восстановить доверие общества», - говорит он, - «но это может растянуться на целое поколение».

Сейчас в Хэнфорде строится завод стоимостью четыре миллиарда долларов для превращения радиоактивных отходов в стекло для последующего захоронения. Низкоактивные отходы помещаются в гигантские котлованы, выстланные непроницаемым пластиком. В бассейнах выдержки, где хранится реакторное топливо, проводится определение цезия в донных отложениях. Старые реакторы заключают в стальные оболочки на 75 лет в ожидании снижения радиоактивности и оборудуют сотни скважин для мониторинга грунтовых вод. «Если линзы загрязнённых грунтовых вод когда-либо создадут угрозу здоровью людей», - говорит Джефарт, - «мы планируем поставить барьеры их распространению и стабилизировать загрязнители. Тем не менее, большинство линз останутся нетронутыми из-за стоимости таких мероприятий, их риска и отсутствия приемлемой технологии».

Мишель Гербер оглядывается назад: «Холодная война действительно была войной», - говорит она. «И Хэнфорд был полем боя с другим типом разрушения – с радионуклидами, проникающими в окружающую среду. Вы не можете производить то, что делал Хэнфорд, без отходов. Я думаю, что мы в итоге очистим это место. Всё, чего я когда-либо желала – это чистая река».

Другое поле боя холодной войны, Национальная инженерная и экологическая лаборатория Айдахо (Idaho National Engineering and Environmental Laboratory – INEEL) (рис. 1) к западу от Айдахо Фоллс (Idaho Falls), начиналась как испытательный полигон для корабельных орудий во время второй мировой войны. Затем это огромное пространство, покрытое полынью и кустарником, стало исследовательским центром ядерных реакторов и какое-то время использовалось как постоянное хранилище ряда ядерных отходов.

INEEL получал тысячи баррелей отходов по железной дороге из Rocky Flats до октября 1988 года, когда губернатор Айдахо Сэсил Эндрас (Cecil Andrus) приказала полицейским остановить доставку. Поезд отправился назад в Колорадо, среди его грузовых вагонов был один каштанового цвета с номером 6503. Его и сейчас можно видеть на запасном пути в Rocky, конечно, давно пустой.

Тем не менее, доставка вскоре возобновилась. В 1995 году INEEL решил сжечь отходы, загрязнённые плутонием, в специальной печи. Как мне объяснили, машина должна отделять плутоний в процессе сжигания полихлоридбифенилов (PCB) и других химических веществ. Очень незначительная часть плутония может улетучиться, говорят эксперты INEEL, но это не создаст никакой опасности.

В сотне миль отсюда, в Джэксоне (Jackson), штат Вайоминг (Wyoming) – по ковбойски элегантном и зажиточном городке, остановочном пункте для туристов, направляющихся в национальный парк Йеллоустон (Yellowstone), люди думают по-другому. Их беспокоит «облако частиц плутония, которое движется в нашем направлении», - говорит Энгас Сурмер младший (Angus Thuermer, Jr.), редактор газеты Jackson Hole News. «Сигналы тревоги были слышны по всей долине. INEEL утверждал, что это безопасно, но многие люди здесь не доверяют правительству».

Одним из них был Джэрри Спэнс (Gerry Spence), известный судебный юрист, который часто появлялся на телевизионных ток-шоу в рубашке из оленьей кожи. «INEEL действовала так, будто эти ядерные частицы упадут, как только достигнут границы Вайоминга», - говорил он. В 1999 году на митинге, где присутствовала тысяча жителей Джэксона, Спэнс рассказал о плутониевой угрозе. «Это оказалось заключительным аргументом для присяжных», - вспоминает он, - «и люди победили». Хэррисон Форд (Harrison Ford) пообещал 50 тысяч долларов. Другие люди присоединились, и за полчаса Спэнс собрал 500 тысяч долларов. Была основана организация под названием «Сохраним Йелоустон свободным от радиоактивного загрязнения» (Keep Yellowstone Nuclear Free).

В передовице, озаглавленной «Пудра», журнал, пишущий о лыжах, предположил, что лыжники Джэксона будут кататься ядерной зимой по радиоактивной пудре, оставив налобные фонари дома, поскольку ночная темнота исчезнет от свечения радиоактивных материалов.

Но плутоний не светится в темноте, и часть жителей Джэксона скептически отнеслась к тому, что плутониевая зола может загрязнить их город. «Нет никаких доказательств, что плутоний или какое-то иное радиоактивное вещество выпадет в Джэксоне», - говорит Джэрри Фассл (Jerry Fussel), бывший профессор университета Тэннесси (University of Tennessee), готовивший инженеров для ядерного комплекса и специализировавшийся в оценке рисков в этом комплексе. «Вы можете представить смерч в Айдахо Фоллс, поднимающий радиоактивные материалы и переносящий их в Джэксон Хоул (Jackson Hole)? Смешно». Фассл, бывший делегатом от США в Международном агентстве по атомной энергии (International Atomic Energy Agency) на дискуссиях по выбросам радиоактивных материалов, говорит: «Будет позором, если Джэксон остановит работу этой печи».

Но так оно и случилось. Джэрри Спэнс подал судебный иск, и после года споров было достигнуто соглашение: INEEL изучит возможные альтернативы для сжигания оставшихся отходов, загрязнённых плутонием. Спэнс согласился не подавать иск об обращении с другими отходами. Один из чиновников сказал мне: «Иметь Джэрри Спэнса на хвосте – не самая приятная вещь».

Я рассказал об этом Спэнсу, и он улыбнулся. Мы сидели на задней веранде на его ранчо к северу от Дюбуа (Dubois) в штате Вайоминг, где Спэнс выглядел выше и моложе (ему 71 год), чем по телевизору. Щебечущая стайка малиновок и славок не могла прервать его мрачных рассуждений о хранении радиоактивных отходов.

«Идея, что мы можем найти какой-то безопасный способ обращения с этими отходами – это просто миф», - говорит Спэнс. «Во-первых, вам надо их перевозить. И я должен верить, что никогда ничего не случится? То же самое говорили о «Титанике»».

Другие люди, связанные с радиоактивными отходами, говорили со мной так же открыто – учёный, активист, менеджер Департамента энергетики, эколог и человек, занимающийся коммерческим сплавом для туристов.

АРДЖУН МАХИДЖАНИ (Arjun Makhijani). Умный, информированный, глубокомысленный, этот индиец по национальности, обладатель кандидатской степени по электротехнике, критиковал атомную отрасль на протяжении последних 20-ти лет. Он – обладатель самых роскошных бачков, какие я когда-либо видел. Они свисают с его висков как луковицы – белые, округлые, огромные. С восемью сотрудниками он работает в Институте энергетики и исследований окружающей среды (Institute for Energy and Environmental Research) – мозговом центре в городе Такома Парк (Takoma Park) в штате Мэриленд (Maryland). Этот город находится в пригороде Вашингтона (Washington, DC). Махиджани сказал мне, что он с удовольствием занялся бы чем-нибудь ещё, но Департамент энергетики не даёт ему расслабиться.

«Я конструктивный критик», - говорит он. В качестве примера он предлагает свою детективную работу по оценке количества отходов трансурановых элементов, захороненных в 50-х и 60-х годах без всяких мер предосторожности, когда грузовики просто сгружали бочки отходов, загрязнённых плутонием, в траншеи и ямы. Поверх отходов насыпался слой почвы, который потом выравнивала тяжёлая техника. Затем этот процесс повторяли.

Пытаясь измерить количество отходов в таких ямах, Махиджани изучил правительственные документы и пришёл к выводу, что чиновники тоже точно не знали, а лишь высказывали догадки: «Это было как метание дротиков». Он послал свои критические материалы в Департамент энергетики, который рассматривал эти документы два года и в конце концов согласился, признав, что радиоактивность отходов, загрязнённых плутонием и захороненных в ямах на предприятиях, связанных с ядерным оружием, в десять раз превышает их данные. «Только в одном Айдахо находится тонна плутония», - говорит Махиджани. «Часть его вымывается сквозь почву и угрожает водосбору реки Снэйк (Snake River)».

Махиджани стоит за отмену ядерной энергетики и замену её ветровой. «Ветровой потенциал 12 штатов Среднего Запада (Midwest) достаточен для того, чтобы вырабатывать в три раза больше электричества, чем сейчас получают во всех Соединённых Штатах», - говорит он.

МАРКУС ПЭЙДЖ (Marcus Page). Я встретил этого активиста антиядерного движения и борца за мир в Лас-Вегасе (Las Vegas). Когда-то он был арестован за протест против звёздных войн на военно-воздушной базе Вэндэнберг (Vandenberg) в Калифорнии. Он регулярно появляется на антиядерных протестах, где разворачивает портативную радио станцию и начинает вещание для радио Католического рабочего сообщества (Catholic Worker Community Radio). На нашу встречу он пришёл в помятой чёрной фетровой шляпе с узкими полями и округлым верхом, которая казалась ему слегка мала, - точь в точь такой, какую, я думаю, мог носить сам Рамплстилтскин1 (Rumpelstiltskin). Я восхитился этим. Пэйдж тут же снял шляпу и протянул мне.

Пэйдж хочет упразднения ядерного оружия и атомных электростанций, поскольку «они просто создают всё больше отходов. Нет никакого безопасного способа их хранения, поэтому производить радиоактивные материалы, которые будут существовать на протяжении сотен поколений – это совершенно безответственно».

ИНЭС ТРИЭЙ (Ines Triay). Ещё одна из молодых талантливых менеджеров Департамента энергетики, Триэй покинула Кубу в возрасте трёх лет вместе с родителями, а позже получила кандидатскую степень по химии в университете Майами (University of Miami). Она руководит Опытным заводом по изоляции отходов в Нью Мексико – хранилищем, которое, как ожидается, должно получить 850 тысяч контейнеров трансурановых отходов к 2035 году. «Я намерена сократить этот срок как минимум на 15 лет», - говорит Триэй, которая руководит заводом «как бизнесом», несмотря на изобилие инструкций. «Существуют буквально десятки тысяч требований, которые я должна выполнять», - говорит она. «Многие повторяются и приводят к потере времени и денег». Если она добьётся успеха, то получит экономию около восьми миллиардов долларов от первоначальных 16-ти миллиардов, заложенных в стоимость проекта.

ДЖОНИ АРЭНДС (Joni Arends). Она – директор программы по отходам экологической группы «Обеспокоенные граждане за ядерную безопасность» (Concerned Citizens for Nuclear Safety), работающей в Санта Фэ (Santa Fe) в штате Нью Мексико. Как-то днём мы сидели в баре одного из техасско-мексиканских ресторанов на Сэрриллос Роад (Cerrillos Road), и я слушал, как Эрэндс читала список ущербов окружающей среде, нанесённых правительством. После трёх банок Доктора Пэппэра (Dr Peppers) я спросил: «Джони, сделало ли американское правительство за последние 50 лет что-нибудь, что бы Вы одобрили?»

Она задумчиво посмотрела в сторону и спустя какое-то время взглянула на меня. «Да», - сказала она, - «президент Эйзенхауэр (Eisenhower) создал систему магистральных шоссе».

ДЭВИД ЛАЙЛ (David Lyle). «Речной проводник», человек, занимающийся коммерческим туристическим сплавом, Лайл счастлив, проходя пороги, но чувствует себя «грязным», глядя на огромную гору урановых хвостов около реки Колорадо (Colorado River) вблизи его дома в Моабе (Moab) в штате Юта (Utah). Он чувствует себя так, поскольку аммоний вымывается из хвостохранилищ в реку, что угрожает редким видам рыб, поскольку канцерогенный радон, улетучивающийся оттуда, осаждается как радоновый «туман», и просто потому, что он устал постоянно видеть десять миллионов тонн хвостов.

«Жители Моаба кричат об этом уже 25 лет», - протестует Лайл.

Моабский курган – это гадкий утёнок среди восхитительной панорамы пустыни национального парка Arches и болотного парка имени Скотта Мэтисона (Scott M. Mateson) неподалёку. Департамент энергетики обдумывает, что лучше – перенести это хранилище, что будет стоить 364 миллиона долларов, или попытаться поставить заслон на пути вымываемого аммония и других веществ, загрязняющих грунтовые воды.

Для Спэнса, Махиджани, Эрэндс и многих других безопасность радиоактивных материалов, транспортируемых по автомобильным и железным дорогам, даёт главный повод для беспокойства. Я встретил такой грузовик возле Чагуотэ (Chugwater) в штате Вайоминг, когда возвращался домой в Денвер (Denver) с рыбалки. Группа военных машин с солдатами, огромные джипы Chevy Suburban c эмблемами сил безопасности и кружащий над ними вертолёт сопровождали большой белый трейлер с эмблемой американских военно-воздушных сил. И всё это двигалось со скоростью 50 миль в час (75 км/ч) по магистральному шоссе, где ограничение скорости составляет 75 миль в час (107 км/ч). На двери передней машины был ещё один плакат: «Соединённые Штаты Америки».

Как узнать, что это: радиоактивные отходы или просто что-то радиоактивное?

Я решил создать неприятную для них ситуацию, обогнав конвой и остановившись на обочине, держа в руках сотовый телефон (подозрительно, как я надеялся) и открыв лэптоп. Когда я сделал это в третий раз, уже было темно. Я потерял надежду привлечь к себе внимание. Вдруг дверь моей машины рывком открыл здоровенный, плотного телосложения мужчина в голубом комбинезоне с патронташем, представившийся как американский судебный исполнитель. «Нам интересно, почему Вы это делаете», - сказал он. Он оказался сзади меня с выключенными фарами, а теперь прикрывал свою правую руку, очевидно, сжимавшую оружие. Вертолёт летал рядом, освещая прожектором моё лицо.

Я, запинаясь, сказал, что я сотрудник журнала National Geographic, работающий над статьёй о радиоактивных отходах. «Мы знаем, кто Вы», - ответил он. Как раз в этот момент конвой с трейлером проехал мимо.

«Это радиоактивные отходы?» - спросил я.

«Нет», - ответил он.

«Вы можете сказать мне, что это?»

«Нет».

Судебный исполнитель Дуглас Лайнин (Douglas Lineen) закрыл мою дверь и исчез, и вертолёт улетел, а я решил перестать беспокоить этих людей и попытаться выяснить, может ли этот подозрительный груз быть ядерной боеголовкой.

«С такими мерами предосторожности это, возможно, могла быть и целая ракета», - сказал Дуглас Эммэрмэн (Douglas Ammerman), инженер Национальной лаборатории Сэндиа (Sandia National Laboratory) в Альбукерке (Albuquerque) в штате Нью Мексико, когда я впоследствии спросил его об этом. Эммэрмэн зарабатывает на жизнь, делая модели стальных контейнеров для перевозки радиоактивных отходов (рис. 2), в одну четвёртую или вполовину их реальных размеров.

Его техники роняют, жгут, погружают в агрессивные жидкости, стараются проткнуть и всеми другими способами повредить эти контейнеры, чтобы проверить их цельность. Однажды они направили локомотив на скорости 81 миля в час (120 км/ч) на платформу, на которой находился вышедший из употребления контейнер реальных размеров. Повреждения получил локомотив, но не контейнер.

Эммэрмэн сказал мне, что он не может представить ситуацию, в которой контейнер оказался бы повреждённым. «Возможно, если вы будете проезжать мимо вулкана Святой Елены (Mount St. Helen) во время извержения», - предположил он.

Дон Хэнкок (Don Hancock), директор программы по радиоактивным отходам в Юго-западном исследовательском и информационном центре (Southwest Research and Information Center) в Альбукерке, сомневается в утверждении Эммэрмэна. Хэнкок напоминает, что грузовой поезд с опасными отходами потерпел в прошлом году аварию в туннеле Балтимора (Baltimore), что вызвало пятидневный пожар. «Туннель пришлось закрыть. Представляете, если бы это оказалось отработавшее ядерное топливо (ОЯТ)?» - спрашивает он.

Хэнкок наблюдал горение пропана при 2 000 градусов по Фаренгейту (1 093 С). Комиссия по ядерному регулированию (Nuclear Regulatory Commission - NRC) указывает, что контейнеры должны тестироваться путём помещения их на полчаса в пламя при температуре 1 475 градусов по Фаренгейту (800 С).

В офисе NRC в Роквилле (Rockville), штат Мэриленд, я задал вопрос Уильяму Брэчу (E. William Brach), директору отдела, занимающегося проектом по ОЯТ (Spent Fuel Project Office). Почему 1 475 градусов? Брэч посмотрел на меня, потом повернулся с вопросительным выражением к Марку Дэллигэтти (Mark Delligatti), ведущему менеджеру проекта, который пожал плечами.

Выяснилось, что NRC приняла этот стандарт в 1965 году, взяв его и другие стандарты из требований Международного агентства по атомной энергии, опубликованных в 1961 году. Хэнкок говорит, что эти 40-летние стандарты уже устарели.

«Мне бы хотелось, чтобы контейнеры в натуральную величину проверялись на прочность», - говорит он, - «как это делают с автомобилями. Нам нужно знать, какая авария или пожар могут повредить контейнер».

Эта мысль кажется важной, поскольку перевозка высокоактивных отходов по автомобильным и железным дорогам страны может в итоге означать доставку десятков тысяч тонн ОЯТ с атомных электростанций и военных кораблей, а также других опасных отходов к местам их хранения. Количество ОЯТ только с атомных электростанций увеличивается на 2 000 тонн ежегодно. Часть водных бассейнов для хранения ОЯТ на станциях уже полностью заполнены, и излишки ОЯТ хранятся на поверхности земли в контейнерах, которые считаются безопасными как минимум в течение 20-ти лет. Некоторые говорят – храните отходы на поверхности земли, и, может быть, появится новая технология и решит проблему.

Если правительство не изменит решение, доставка высокоактивных отходов будет производиться к горе Юкка (Yucca Mountain), что в 90 милях (135 километрах) к северо-западу от Лас-Вегаса. Это место было выбрано Конгрессом в 1987 году как потенциальное хранилище для отработавших атомных стержней и других высокоактивных отходов со всей страны. Департамент энергетики потратил четыре миллиарда долларов на экспертизу хранилища в горе и создание в ней туннелей, и всё это сопровождалось интенсивной полемикой, такой же плотной, как спрессованный вулканический пепел, слагающий этот горный хребет высотой 1 500 футов (453 м).

Но штат Невада (Nevada) непреклонно находит «существенные и неприемлемые риски» практически во всём, что касается горы Юкка, от геологии и грунтовых вод до никелированных контейнеров (для ОЯТ), срок жизни которых, по словам Департамента энергетики, составит как минимум 10 000 лет. Более вероятно – всего 500, утверждают в Неваде, и с этим согласны многие экологи.

В январе Спэнсэр Эбрэхэм (Spencer Abraham), министр энергетики, провозгласил этот полигон «научно значимым» и «технически приемлемым» для развития, передав решение этого вопроса президенту, как того требует закон, и тем самым, можно сказать, «прострелил нос военного корабля под названием Невада».

Невада сделала ответный залп. Сенатор Джон Энсайн (John Ensign) возразил: «Департамент энергетики совершенно безрассудно занимался оборудованием горы Юкка, не взирая на науку, этику и стоимость проекта». Губернатор Кэнни Куинн (Kenny Quinn) угрожал подать иск во все инстанции, включая Верховный Суд США (Supreme Court).

После того, как президент Буш (Bush) 15 февраля одобрил строительство хранилища, 8 апреля Невада подала свой протест в Конгресс. Конгресс может отменить вето Невады большинством голосов. Ожидая решения по искам штата и одобрения своей заявки на лицензию в NRC, Департамент энергетики продолжит строительство полигона, который может быть введён в действие уже в 2010 году.

Агентство по охране окружающей среды (Environmental Protection Agency) постановило: Департамент энергетики должен продемонстрировать, что этот полигон будет соответствовать стандартам Агентства по здравоохранению и стандартам по охране окружающей среды на протяжении 10 000 лет. Означает ли это, что радиоактивность не будет представлять опасности после 10 000 лет? Нет. Согласно Департаменту энергетики, пиковая доза радиации поступит в окружающую среду после 400 тысяч лет.

Тем не менее и несмотря на возражения многих учёных, Агентство по охране окружающей среды остановилось на 10 тысячах лет в связи с «огромной неопределённостью» того, что может быть после этого срока.

«Вы думаете, Департамент энергетики всё ещё будет существовать через 300 тысяч лет?» - спросил меня Стив Пэйдж (Steve Page), директор отдела радиации и состояния воздуха в помещениях (Office of Radiation and Indoor Air) в Агентстве по охране окружающей среды.

Я не знаю. Но нет никакой неопределённости в том, сколько времени требуется, чтобы радиоактивность почти исчезла, - около десяти периодов полураспада. Для плутония-239 это составляет 240 тысяч лет.

Здесь нет решений по учебникам. Некоторые экологи считают периодом полного исчезновения радиоактивности срок от 250 до 500 тысяч лет. Шведы рассчитывают на гораздо более долгое время. Для хранения своих высокоактивных отходов они планируют использовать стальные контейнеры, покрытые медью, которая не будет корродировать при отсутствии кислорода, помещённые в гранит на глубину 1 800 футов (около 550 м) (вариант, отвергнутый в США) и окружённые непроницаемой глиной, которая препятствует проникновению влаги. Они считают, что такое сооружение сможет удержать радиоактивность в течение миллиона лет.

У Homo sapiens впереди ещё масса времени для эволюционных изменений. Вероятно, до вида, который можно будет назвать Homo furioso, который станет во весь голос вопрошать, о чём думали эти древние американцы, когда поместили все эти продукты в землю и решили, что 10 тысяч лет – достаточное время для хранения таких отходов?


Возможно и более приемлемое решение, как говорит Ён Чэн (Yoon Chang), заместитель директора Национальной Аргоновой лаборатории (Argonne National Laboratory) возле Чикаго (Chicago) и эксперт в технологии реакторов. Сегодняшние неэффективные реакторы сжигают только три процента топлива. Оставшиеся 97 процентов называются «отработавшими» и становятся пригодными только для захоронения в горе Юкка.

Чэн хочет использовать это топливо в амбициозном проекте вторичной переработки, основанном на передовом «быстром» реакторе, который «на бумаге» должен сжигать 99,9 процентов топлива, так что всего 0,1 процента плутония и других «–ий» элементов будет требовать длительного хранения. «Большая часть отходов будет представлять собой остатки продуктов распада, похожие на золу, которые станут безопасными», - внимание! – «в течение всего 300 лет», - предсказывает Чэн, хотя некоторые люди не согласны с этим.

Даже Хомэр Симпсон1 (Homer Simpson) не смог бы расплавить быстрый реактор, говорит Чэн. Его натриевый охлаждающий агент имеет высокую точку кипения (современные реакторы использую воду) и сможет поглотить излишнее тепло. Тем временем топливные элементы удлинятся и отделятся друг от друга, прекращая цепную реакцию «без вмешательства человека». Основополагающая технология быстрых реакторов уже была продемонстрирована, говорит Чэн, а следующий шаг – сделать так, чтобы она надёжно работала в единой конструкции передового дизайна, Это огромный проект, который потребует «около десяти лет и два миллиарда долларов государственного финансирования».

Быстрый реактор выглядит уж слишком замечательным, чтобы это было похоже на правду, и, возможно, его достоинства действительно несколько преувеличены. Скептики задаются вопросом, могут ли все эти обещания быть реализованы, отмечая, например, что натрий легко воспламеняется. Но Чэн не теряет оптимизма.

Хотите заключить пари на два миллиарда долларов, чтобы решить этот спор? Или вы предпочли бы делать проекты, подобные горе Юкка, каждые 50 лет или около того и окончательно прогневить Homo furioso? Возможно, вы хотите уничтожить атомную энергетику и вложить деньги в ветровую или солнечную энергетику.

Это вопросы, на которые стране придётся отвечать, наряду с решением проблем отходов, всё ещё стоящими на повестке дня. Одна, о которой я часто вспоминаю, касается пяти заводов по производству плутония в Хэнфорде. Три таких тусклых серых здания занимают в длину около тысячи футов (примерно 300 м), толщина их стен из усиленного бетона составляет до восьми футов (около 3,5 м). Куда поместить все это обломки после разрушения зданий?

Некоторые люди предлагают не разрушать эти здания. Можно заполнить их низкоактивными отходами и покрыть это всё слоем земли. Мне это нравится – гармоничное завершение спорной главы нашей национальной истории: радиоактивность возвращается в утробу, породившую её.



1 Персонаж сказки братьев Гримм

1 Персонаж американского мультсериала