Слово воина

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   35

Погань


Предместья Мурома радости подъезжающему путнику не внушали. Дважды на своем пути Олег встречал опустевшие поселки, в которых не лаяли собаки, не мычали коровы, не смеялись дети. Только пустые срубы с дверьми, печально свисающими на ременных петлях, темные глазницы окон, безвольно просевшие сараи и хлева, покосившиеся изгороди и плетни, заплесневелые крыши. Возвышались огромными кипами никому более не нужные стога, покачивались одноногие деревянные журавли у колодцев. Только черные вороны рассиживались на печных трубах, с жадным интересом поглядывая на странника: а ну, и он сейчас завалится набок, истекая кровью? И можно будет снова вдосталь набить брюхо свежим мясом, покружиться, каркая, в небесной вышине, подкопить жирок в преддверии близких заморозков.

— Не дождетесь, — буркнул Олег, без всякой телепатии читая их мысли.

Вокруг деревень стояли хлеба. Точнее, уже осыпались. Колосья роняли в сухую землю никем не востребованный урожай, готовясь укрыть его на зиму своими стеблями, вдоль леса сворачивалась в огромные кочаны капуста, поникали листьями свекла и репа. Не будет никому из них ныне теплых погребов и прощальной бани в жаркой русской печи, прежде чем попасть на семейный стол.

Постройки вдоль дороги встречались все чаще, но многие из них обозначали свое недавнее существование лишь черными прямоугольниками пожарищ. Впечатление от увиденного складывалось у ведуна вполне определенное, а потому он, настороженно поглядывая по сторонам, не снимал руки с сабельной рукояти. Щит Середин перевесил вперед, прикрыв окованным деревянным диском левую ногу. На всякий случай.

По царящей вокруг разрухе возникало нехорошее впечатление, что города Мурома уже давно нет и в помине, что на его месте осталось только мертвое пепелище — пиршественный стол для кощеева воронья. А потому, увидев наконец после очередного поворота окруженные широким рвом городские стены, Олег испытал огромное облегчение.

Столица местного княжества огородилась от ворогов стеной более высокой, нежели далекое отсюда Белоозеро, но не цельнокаменной, а двойной. Крупные валуны, в щелях между которыми уже успел нарасти мох, доходили по высоте примерно до третьего этажа, а выше, еще на столько же, поднималась стена бревенчатая, с зубцами и жердяным навесом наверху. Башни тоже были деревянные, широкие и оттого казались приземистыми, несмотря на высоту. Бревенчатым оказался и терем над воротами — в узких бойницах его поблескивало множество глаз.

— Кто ты таков, путник, и куда путь держишь? — спросили сверху, когда ведун остановился на подвесном мосту перед запертыми воротами.

— Ведун Олег, из Новгорода, — ответил Середин. — Хочу на торг пройти, добычу ратную продать, что от хазар дохлых осталась. Несподручно мне с этаким караваном домой возвращаться.

— Где хазар мертвых нашел? — заинтересовались наверху.

— Нашел-то я их живыми, — усмехнулся ведун. — Да только ненадолго.

— А дружина твоя где?

— А зачем мне дружина? — удивился в ответ Середин. — Хазар и было-то полтора десятка. Один управился.

На некоторое время у ворот повисла тишина, потом послышался грохот, одна из створок слегка приоткрылась наружу.

— Проходи, путник.

Олег спешился, взял свою гнедую под уздцы, вошел в прохладный полумрак. Следом безропотно потянулась вереница хазарских коней. Под надвратным теремом гостя встретил один-единственный воин — бородатый витязь в кольчуге, из-под которой выступал наружу подол красной рубахи; на плечах его лежал подбитый мехом голубой плащ, из-под шлема выбивались соломенные кудри. Впрочем, всякое движение ведуна немедленно отзывалось шорохом наверху, а в десятках отверстий в потолке холодно поблескивали наконечники стрел. Середин понял, что руку к сабле лучше не подносить.

— Помоги... — указал витязь на толстый, влажно поблескивающий, дубовый засов.

Олег кивнул, вместе они затворили ворота, потом, упершись в специальные рукояти, задвинули густо обмазанную салом перекладину, легко скользнувшую в специальный паз в стене.

— Та-ак. — Воин привычным движением руки закинул полу плаща себе за спину. — Та-ак...

Он прошел вдоль навьюченных коней, ощупывая висящие щиты, мечи, ножи, упряжь.

— Однако же потерто все. Оружие с зазубринами, кожа прелая.

— Я же и говорю, — пожал плечами Сеередин. — Это все не из универсама. Добыл в бою, выбросить жалко показалось. Может, и возьмет кто за полцены. Не всем же заказные клинки по карману.

— Какие? — не понял витязь.

— Ну, кузнецом на заказ откованные.

— А-а... — кивнул воин. — Многовато тут у тебя... Откуда?

— Вот... Ква! — с трудом сдержался Олег и повторил: — С хазарами на дороге столкнулся. Побил их маленько, а добро прибрал, дабы не валялось.

— Один?

— Слушай, брат! — чуть не зашипел ведун. — Коли такой любопытный, то садись на коня, поезжай вот по этой дороге, верстах в двадцати деревня в три двора будет. Спроси у местных, они все видели.

— Ушна, что ли?

— Не знаю, не спрашивал.

— Ну, язычники там живут. Требище у них еще у ключа лесного.

— Не похожи они на нормальных, — покачал головой ведун. — Часовенка маленькая у деревни стоит, кладбище за ним опять же по византийскому образцу устроено. Явно иудейским богам молятся.

— Греческим, — поправил воин.

— Распятому на кресте еврею, — уточнил Олег.

— Язычник?

— Кто?

— Понятно... — продолжил обход коней витязь. — Не похож ты, однако, на богатыря — один супротив полутора десятка биться.

— С грабителями не бьются, мил человек, — покачал головой Середин. — Их режут. Или вешают. Так что хвалиться мне нечем. И все, чего я хочу, так это сбагрить свалившееся на голову добро побыстрее. Пусть даже и не дорого.

— Любо, — наконец решился витязь. — Эй, Гостомысл, открывай ворота.

Внутренние, ведущие уже в сам город, ворота заскрипели, открылись одной створкой.

— Пошлину за въезд кому платить? — поинтересовался Середин.

— Олег проводит тебя на постоялый двор Лишайский. Там пока обожди. На торг сегодня не ходи. Коли до завтрашнего полудня не приду, можешь все продавать невозбранно.

Витязь жестом подозвал к себе ратника, на плечи которого было накинуто, на манер мексиканского пончо, прямоугольное кожаное полотнище. Разница заключалась в том, что поверх кожи было нашито множество железных чешуек, каждая размером с пятикопеечную монету. К телу одеяние прижималось широким ремнем, на котором, как и положено русскому человеку, висели три самых важных предмета: меч, нож и большая серебряная ложка. Впрочем, скуластое лицо с густыми усами и гладко выбритым подбородком выдавало в воине явного скандинава.

— Олег, — кивнул варягу витязь. — Проводи торгового гостя до постоялого двора. Сам потом к Дубовею ступай. Повторишь, что слышал.

Постоялый двор в городе отличался от тех, что стояли просто у дороги, весьма заметно. Прежде всего, экономя место, хозяин поставил не “ангар”, а “высотку” — темный сруб поднимался на высоту трех этажей, не считая чердака. Хлев отсутствовал — видимо, постояльцев кормили либо парным покупным мясом, либо прибереженным на леднике где-нибудь в подвале. Без конюшни на пару сотен лошадей обойтись такое заведение не могло — но и та использовалась с предельной отдачей. Из нескольких растворенных сверху окошек виднелись изрядные запасы сена, мешки с зерном, какие-то тюки, бочонки, сундуки. Впрочем, высокий стог рядом с забором все-таки стоял — без лишнего запаса этого ценнейшего на Руси материала никто не обходился.

— Принимай постояльца, хозяин! — Ратник громко постучал рукоятью меча в распахнутую створку ворот, подошел к выглянувшему на крыльцо дома лысеющему толстяку с короткой, ровно подстриженной бородой, в черных шароварах, выпущенной поверх них рубашкой и куцей овчинной душегрейке, что-то зашептал на ухо.

Хозяин кивнул.

— Эй, любезный, — поманил его к себе Олег. — Вели людям коней моих расседлать, развьючить, напоить да отборного овса им задать. И вычистить хорошенько. Думаю на продажу завтра лошаденок выставить. А мне вина принеси. А то забыл я уже за последние дни, каково оно на вкус.

— Снеди какой сготовить? — подобострастно поинтересовался толстяк.

Середин небрежно отмахнулся. После съеденного утром окорока особого голода он пока не испытывал. Хороший кусок мяса — это не репку-травку жевать. И для здоровья полезно, и сил надолго прибавляет. Олег достал монетку, кинул ее хозяину — тот на диво ловко поймал, скрылся в доме.

Ратник, завистливо покосившись на ведуна, ушел со двора, а Середин, откинувшись спиной на стог, стал наблюдать, как несколько молодых ребят освобождают от поклажи усталых после перехода скакунов.

Подошел толстяк, протянул почти литровую кружку, полную светло-желтым, прозрачным, вкусно пахнущим антоновкой, вином, сам остановился недалече, поглядывая на гостя.

— Ну, чего тебе хочется, мил человек? — отпив несколько глотков, поинтересовался Олег.

— Так, стою...

— Голову лопухом моешь?

— Зачем?

— Чтобы волосы не выпадали, — прихлебнул еще вина ведун. — Отвар из корней лопухов и цветков ноготков. Знаешь, такие, со скрюченными семенами? Две ложки корня на ложку цветков, мыть голову раз в десять дней. Можно еще полторы ложки шишечек хмеля добавлять, но это уже чистая вкусовщина. Лопух лечит, ноготки дезинфицируют. Все, что нужно для лечения.

— Так ты знахарь или богатырь, гостюшка?

— А кто тебе нужен? — усмехнулся Олег.

— Припаса бы мне с деревень окрестных прилезть, гость дорогой. Не едут в город смерды, хазар боятся. Скоро совсем погреба опустеют. Как купцов принимать, чем кормить? Я уж не постою за ценой, крохоборничать не стану. Коли возов пять убоины и репы подвезешь, двойную цену за них отдам.

— А чего это ты ко мне обратиться решил? — поинтересовался Середин.

— Дык... — красноречиво кивнул хозяин в сторону сваленного в кучу хазарского оружия.

— Нет, мил человек, — покачал головой Олег. — Коли уж я отсюда уеду, то назад не вернусь. Дело у меня есть в Новгороде. Важное доброе дело.

— Для кого доброе? — хмуро поинтересовался хозяин.

— Для меня, — рассмеялся Середин и большими глотками допил вино.

— Втрое заплачу. Персидским золотом.

— Не ищу я серебра и злата, купец, — тяжко вздохнул Олег. — Слово я ищу, заветное. За него любую службу сослужить готов. Да только тебе, хозяин, слово это не ведомо. У вещих волхвов его надобно искать, у мудрецов тайных, неведомых...

Внезапно ведуна осенила страшная догадка: а ведь верно! Про тайные великие знания народная изустная молва вспоминает только в отношении волхвов. После того, как над Русью нависла черная тень креста, про мудрость древности пришлось забыть. Может быть, именно поэтому заклятие закинуло его именно сюда, на острый терминатор столь разных прошлого и будущего?..

Размышления Середина прервала пятерка всадников, стремительно ворвавшихся во двор и сумевших непостижимым образом наполнить его до краев. Они гарцевали, описывали круги, заглядывали во все двери сразу, словно были полноценной полусотней, а не крохотным дозором.

— Гость неведомый у тебя остановился, хозяин? Который хазар побил? Князь его к себе требует, немедля. Со всем добром.

— Ну, извини, мил человек, — развел руками ведун и вернул опустевшую кружку толстяку. — Вертай вьюки обратно на спину. Куда деваться?

— На повозки велю покидать, быстрее будет, — хмуро ответил хозяин и пошел обратно в дом.

Детинец муромского князя мало отличался от бело-зерского: тот же каменный прямоугольник примерно пятьдесят на сто метров, тоже возвышался над городом раза в полтора выше стены. Правда, как и городские стены, он имел каменный низ и бревенчатый верх, а также высокую, похожую на донжон каменную башню на одном углу. Две с верхом груженные телеги с мягким поскрипыванием вкатились в дубовые ворота, следом въехали ведун, пригнавший с горем пополам свой небольшой табун, и настороженные ратники. Спешились у конюшни. Возчики принялись торопливо сгружать поклажу, после чего спешно въехали в город.

— Все твое? — хмуро поинтересовался один из конвойных, доставивших ведуна в детинец. Олег молча кивнул.

— Ну, тогда пошли...

Он направился к находившейся в углу двора, как раз под башней, каменной арке, сразу за ней повернул направо, вошел в простенькую, без всяких украшений, дощатую дверь, стал бодро подниматься по круто закрученной лестнице.

Середин почувствовал, как, несмотря на надетую косуху, свитер и рубашку, по коже пополз сырой холодок. Полумрак лестничного колодца пытались рассеять только редкие узкие окна, больше похожие на бойницы. Изредка то справа, то слева возникали двери, но все они были заперты, причем на совесть: задвижки внизу и вверху, толстые поперечные брусы на вбитых в стену крюках.

Наконец сверху пролился свет, пахнуло смолой, свежесрубленным деревом, сделалось заметно теплее. Окна тут стали самыми обычными — забранные тонкой слюдой, они давали столько света, что даже глаза заболели от неожиданности.

Ратник снова повернул направо, толкнул двустворчатые двери, вошел в обширное светлое помещение:

— Купец доставлен, княже!

— Так зови его, Лихай, где прячешь?

Середин, раздвинув остальных воинов, твердым шагом направился в горницу. Особо он не беспокоился: если никто даже не попытался забрать у него оружия, значит, в поруб сажать не собираются.

В залитом солнцем зале с бревенчатыми стенами, с демонстративно простым, сбитым из досок, полом и таким же потолком находилось человек семь. В дальнем от входа углу — там, где оставалось пятно полумрака — восседал в кресле мрачный, худощавый, гололицый субъект в черной рясе, с тяжелым бронзовым крестом на груди. Рядом торчали два сереньких молодых послушника. Еще двое мужчин стояли у распахнутого окна, глядя вдаль. Ростом не выше Середина, в плечах каждый имел не менее метра, а толщина бицепсов превышала диаметр человеческой ноги. Холода они, по всей вероятности, не испытывали, поскольку носили рубахи с коротким рукавом, с отделкой из тонкой вышитой тесьмы. Короткие волосы, длинные курчавые бороды, темные свободные шаровары, сафьяновые полусапожки. Вместо мечей на поясах тяжелые палицы, которыми впору бетонные сваи заколачивать.

Пара, что переминалась в центре горницы, выглядела менее пугающе. Вооруженные обычными мечами, плечистые, но в пределах разумного, ростом чуть ниже гостя. Один, русый, с черной бородкой, был одет в толстую войлочную куртку с какими-то ремешками на плечах и по бокам; второй, в темных волосах которого блестела проседь, красовался бордовым, шитым золотом кафтаном до колен с яхонтовыми пуговицами. На груди его, на тонкой цепочке, свисал овальный медальон, украшенный четырьмя разноцветными драгоценными камнями.

— Здрав будь, княже, — поклонился ему Олег.

— И ты здрав будь, гость дорогой, — склонил набок голову правитель княжества. — Однако же не похож ты на богатыря.

— А я и не претендую, — пожал плечами ведун.

— Разве не ты, сказывали, в одиночку десяток хазар и еще половину на тракте Ростовском положил?

— Я.

— Поверить зело трудно, — покачал головой князь. — Что скажешь, Дубовей?

— Милостью богов отважный воин может поганых и поболее сокрушить.

— Ох, воевода, — вздохнул князь. — Милость богов редко обращается к тем, в ком нет доблести и силы богатырской.

— Не иначе как темным бесовским попущением случилось деяние сие, — скрипучим голосом вмешался в разговор худощавый монах. — Колдовством черным разит от неестественного события.

— Уж кто бы говорил, — не удержавшись, буркнул себе под нос Олег.

— А хоть бы и так, уважаемый Кариманид, — скривился воевода. — Все, что на гибель поганых нацелено, для людей благость.

— Спасая тело земное, душу бессмертную сгубить легко за мгновение, — возразил монах. — А ты, князь Гавриил, не приближался бы к чародею сему, дабы бесы его на тебя перенестись не смогли.

— Ты преувеличиваешь, отче, — оглянулся на монаха князь. — Не всякая доблесть есть колдовство. Бывают и просто богатыри на земле русской. Все тебе дьявольские силы везде мерещатся...

Спохватившись, князь раздраженно сплюнул и перекрестился.

“Гавриил — имя из святцев, еврейское, — мысленно отметил Олег. — Да еще это “отче”... Похоже, византийские проповедники уже успели устроить здесь себе основательное логово”.

Ему сразу остро захотелось в Новгород.

— О душе нужно в первую очередь думать, князь, — проскрипел Кариманид. — Все преходяще, лишь душа вечна.

— Добыча купца во дворе сложена, княже, — неожиданно встрял в разговор приведший Олега ратник.

— Во дворе? — встрепенулся правитель. — Ну-ка. Дубовей, пойдем, посмотрим, о чем спор идет.

Оставив в горнице, к великому облегчению ведуна, всех трех монахов, мужчины спустились вниз, обступили сваленную на земле груду оружия.

— Ну, ты смотри! — восхитился воевода, наугад вытаскивая из кучи тяжелый меч. — И вправду хазарам досталось. Так просто добрые клинки не отдают.

— Коней, похоже, подворники увели, — не удержался от хвастовства Середин. — Половину я крестьянам местным подарил, а половину с собой пригнал.

— Были кони, княже, — немедленно подтвердил ратник. — Мы гнать помогали. Почитай, полтора десятка будет.

— Да что там полтора десятка, — подойдя ближе, высказался один из плечистых воинов. — Вот, помню, пошел я с Любавой своей на закат у реки полюбоваться. А тут, откуда ни возьмись, половцы. Воев тридцать, не менее. А у меня, как назло, ни меча, ни ножа, ни палицы любимой с собой нет. Ну, огляделся я по сторонам, березку увидел молоденькую. Хвать ее у комелька, из земли выдернул, за макушку перехватил, и ну поганых махать. По коню попаду — конь долой, по всаднику попаду — всадник долой.

— Помню-помню, Святослав, — кивнул ратник. — А потом подъехал воевода Дубовей с полусотней варягов и вырезал их всех до последнего.

Все дружно захохотали.

— Да я и сам бы их всех! — попытался оправдаться богатырь, но его выступление было безнадежно испорчено.

— Ничего, — скромно пожал плечами Олег. — От меня тоже один ушел.

Мужчины засмеялись снова, но куда более обидно для Святослава.

— Вот как? — насупился тот. — А ну, давай биться тогда. Прямо сейчас, здесь. На кулаках. Биться станем, расходись!

— На ложках давай, — покачал головой Олег. — На ложках согласен.

— Это как?

— Мелок у меня есть, заговоренный. До кого им дотронешься, у того сразу живот слабит. На целый день. Я им кончики ложек мазну, и мы биться станем, кто до кого раньше дотронется.

— То нечестный бой, — замотал головой богатырь. — Не по правде это!

— Не по правде таким кулаком, как у тебя, по голове получать, — ответил Олег. — У меня голова для другого....

— Хазары! ! ! — закричали с крыши детинца.

Все разговоры мгновенно оборвались, люди подняли глаза к небу, словно ожидали увидеть врагов именно там. Князь спохватился первым:

— Коня мне!

— Коня! — хором повторил воевода.

Середин побежал в конюшню, пробежал по среднему проходу и быстро нашел свою гнедую, лениво пережевывающую сено. Расседлывать ее никто не стал, поэтому ведун просто натянул подпруги и запрыгнул на спину.

Во дворе слуги подвели скакунов правителю и Дубовею — ратники уже гарцевали верхом. Маленький отряд вылетел на улицу, стремительно пронесся по узкому проходу меж бревенчатых домов и прочных частоколов, остановился возле угловой башни. Воины поднялись наверх.

С высоты шестого этажа обзор открывался великолепный. Вот только смотреть оказалось не на что. Ближние к городу слободы стояли разрушенные и частью спаленные — никаких людей, никаких зверей. Разве только одинокая кошка шастала среди покосившихся столбов в поисках осмелевших на безлюдье мышей. На расстоянии выстрела — где-то метров за восемьсот — поднималась стена лиственного леса. Именно там, у самых деревьев, и мчалась хазарская сотня. С виду — люди как люди. Меховые шапки, теплые стеганые халаты. Ну, копья у стремени, щиты на крупах коней — однако же в этом мире без оружия мало кто ездит. Даже женщины — и те без ножа на поясе из дома не выйдут.

Караульные на башнях пустили в сторону степняков несколько стрел. Не то что бы рассчитывали попасть, но хотя бы пугнуть поганых. В ответ зловеще прошелестели и впились в бревна чуть выше кладки две ответные стрелы.

— Им до нас не дострельнуть, — покачал головой Дубовей. — Слабаки.

— Чего они вообще тут делают? — подал голос Середин. — Догнать их и вырубить всех!

— Уйдут, — поморщился воевода. — Кони у них быстрые, пока мы ратников за ворота выведем — уже ускачут.

— Почему они вообще тут, как у себя дома, шляются?! — все равно не понял Олег.

— Дык, мы уже, почитай, год в осаде, купец, — вздохнул князь. — Совсем задавили поганые. Ни продыха, ни отдыха от них нет. Что ни день, такие вот сотни окрест города носятся, всех, кого встретят, либо рубят, либо в полон угоняют. Из обозов мужицких из трех один до города проскакивает, все хазары разоряют. Коли на глазах случается, мы дружиной еще отбиваем, а коли в лесах ближних — так и не знаем, сколько сгинуло.

— Разъезды нужно вывести, повылавливать эти шайки-лейки!

— Пробовали, купец, все пробовали. Коли гнать их — уходят. Коли дозоры большие пускать — так хазары всей ордой налетают, не устоять одной сотней. Дружину выводил — в одну сторону веду, они с другой разбойничают. Смешно сказать, дани собрать не смог! Малым отрядом выходил — налетели поганые, еле отбились, в город ушли. Рать всю поднимать — так кто город, коли что, защитит? И постоянно здесь сотнями носятся, то в одну сторону, то в другую. Это дабы к городу никого не пропустить, голодом всех задушить. Хлеб уже, почитай, в пять раз подорожал!

— Вот сволочь! — вырвалось у Олега.

— Ты чего, купец? — не понял воевода.

— Да хозяин, с двора постоялого, двойную цену за все предлагал. Ну, да неважно. А чего вы не ударите по главным силам? Жахнуть хорошенько, чтобы кровушкой умылись. А не поймут — еще раз жахнуть. Пока не уйдут.

— Куда ударить? — Князь вздохнул снова. — Ужо год они окрест кружатся, а где лагерь их воинский, где сила стоит — неведомо. Никак найти не можем. Сколько витязей, сколько варягов головы сложили, в дозоры уходя! Нет толку... Как спрятались, не понять. Хазар ведь, вестимо, для такой осады тысяч десять быть должно, не менее. У такой орды одних коней тысяч пятьдесят получается. Их всех поить надобно, пасти. И ведь людей поить-кормить мало, им костры разводить потребно. Похлебки варить, мясо жарить. А окрест города на три дня пути ни костра не видать, дымка ни единого! ! ! Куда они скрыться исхитрились? Не иначе как Мара их при себе укрывает и токмо в набеги пускает на Муром... Тьфу, прости Господи, вырвалось! — Князь торопливо перекрестился.

— Где ты, говоришь, с хазарами столкнулся, купец? — поинтересовался Дубовей.

— Да их была-то маленькая кучка, — повел плечами Середин. — Не похоже даже на здешние отряды.

— Это потому, что не боятся они никого в малых селениях. Дозоры наши редки ужо стали, дружина за стены не выходит. Вот и веселятся, ходят малыми отрядами, да разоряют все, чего ранее не успели.

— Вообще, — подошел к зубцу Олег и оперся на шершавое теплое дерево. — Вообще, я вон по той дороге приехал. Деревенька отсюда по ней верст двадцать будет. Кажется, Ушна называется. Причем приехал я к ней с той стороны, от Ростова. Ночевал в последний раз в сорока верстах далее — так там про хазар и слыхом не слыхивали. Слова никто не сказал.

— Странно сие зело, — переглянулись князь с воеводой.

— Стало быть, не в ростовской стороне лагерь стоит, — сделал вывод Дубовей. — Далеко им в ту сторону в набеги ходить. Может, вверх по Оке обосновались? Караульные докладывают, сотни чаще всего с той стороны скачут. И уходят нередко туда же. Может, внезапно налететь? Авось, попрятаться не успеют?

— Куда налететь? — поморщился князь Гавриил. — По какому месту бить?

— Дык, княже, сам говоришь: много их больно. Воды много ораве такой надобно. Не иначе, на Оке стоят. Вот вдоль нее и ударить...

Правитель Муромского княжества недовольно покачал головой.

— Пустое... Искали там ужо.

— Застоялись кони, княже! Дружина застоялась. Не найти — так хоть душу отвести позволь, княже. Коли пару сотен поганых по дороге встретим, стопчем — и то польза. Дозволь, князь! Дело-то доброе...

— Ду-ушу отвести... — поморщился князь. — Токмо ратниками без пользы рисковать. А ну, еще какую гадость хазары сотворят?

— Могли бы, ужо сотворили б! Дозволь, княже...

— Сам не ходи, — отвернулся от разоренного предместья князь и направился к лестнице. — Нила Кривого отправь. Он старик опытный, с дружиной управится, на мякине его не проведешь. Вот пусть он ратников и разомнет, коли застоялись. Завтра поутру пусть идут, пока кто из доносчиков не проведал. Больше чем на день пути не отпускай. Не могут хазары далее стоять, не сподручно им будет. Чего встали-то? В детинец поехали. Здесь от нас пользы нет. Ты, купец, сказывали, оружие все продавать собирался? Сколько хочешь?

— За полцены отдам, — встрепенулся Олег. — Я на этом деле корысти не ищу. И коней у хазар взятых продам. Мне моей гнедой и одного заводного хватит.

— Дубовей, — все так же, не оглядываясь, распорядился князь. — Справу воинскую осмотри, оцени и полцены купцу отдай. Нашей дружине лишние клинки пригодятся. И коней за полцены возьми. У нас, купец, кроме как на мясо, их все едино никто не возьмет. Их ведь кормить надобно, а ездить, стараниями поганых, некуда. Да и не уведешь ты из города такой табун. Заметят.

— Княже! — взмолился воевода. — Ну, когда мне с добром этим разбираться? Дружину ведь завтра выводить надобно. До рассвета хлопот хватит. Кого проверить, кому чего заменить, у кого лошадь ремонта требует. Колчаны, тетивы, ратовища сохнут, варяги серебра запросят.

— Ладно, — согласился правитель. — Завтра купишь. Подождешь до завтра, купец?

— Я не купец! — наконец-то высказался Середин. — Олегом меня зовут. Ведун я, вольный воин. С нечистью борюсь, иногда с людьми тоже подраться приходится.

— А-а, — ничуть не удивился князь. — Службу ищешь?

— В Новгород хочу.

— Смотри, Олег-воин. Мне ныне ратники нужны. А казна пока не оскудела, платить доброму витязю могу хорошо. А то одни варяги кругом...

Они наконец-то вышли из башни на улицу, вдохнули свежий воздух, и разговор затих сам собой. Мужчины поднялись в седла и поскакали к детинцу.

Как-то само собой выяснилось, что Середин оказался у князя Муромского Гавриила в гостях. Остаток дня ведун потратил на разбирание собственной добычи — отделял вооружение, которое нацелился купить здешний правитель, от всего прочего добра. “Прочее добро”, награбленное где-то хазарами, оказалось весьма разнообразным. Несколько отрезов шелка, сатина и холста. Целых три мешка аккуратно скрученных в бухты веревок, несколько медных тонкогорлых кувшинов, покрытых тончайшей чеканкой, маленький кувшинчик из серебра, несколько блюд, укутанные в вату тончайшей работы фарфоровые чашечки и блюдечки, грубоватая отливка длиннорогого быка с каким-то тазиком на лбу, больше двадцати штук самых разнообразных пиал — фарфоровых, фаянсовых, оловянных, медных, серебряных и просто глиняных. Но самое огромное впечатление Олег испытал, когда, сунувшись в очередной баул, достал вначале щипцы с кольцеобразным захватом, потом пару молоточков на длинных ручках, несколько штырей, плоских и овальных пластин, пяток зубил и, наконец, обнаружил небольшую наковаленку и мех с длинным носиком из полого рога — это была походная кузнечная мастерская!

— Ну, теперь я точно не пропаду, — понял он.

Незадолго до сумерек его пригласили к князю на ужин. Правда, он оказался в числе еще почти сотни прочих гостей, рассевшихся за четырьмя длинными столами, а потому особо не возгордился. В Муроме, по всей видимости, был четверг — рыбный день. Зато рыбка предлагалась — не минтай морожено-вареный, а форелька копченая, стрелядка на пару, белужка запеченная целиком, уха окуневая, филе лещовое, щучка заливная... Для ночлега Олегу так же предложили остаться в общей казарме. Середин вставать в позу не стал, а просто принес свою мягкую и теплую медвежью шкуру, завернулся в нее и благополучно заснул.