ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЕ ДЕЛЕНИЕ МИРА В НАЦИСТСКОЙ ИДЕОЛОГИИ
Политическая функция идеологии реализуется при помощи создания любым типом идеологии собственной картины мира и человека в этом мире. Такой была и нацистская концепция – переписывание истории и места в ней человека c точки зрения нацистской системы идеалов и ценностей, иными словами, новой философии истории, которая иначе отвечает на вопрос о смысле, закономерностях и основных направлениях исторического процесса. Поскольку восприятие исторического процесса происходит через его пространственно-временные характеристики, которые могут меняться по мере необходимости, обоснование этих изменений предполагалось осуществить через новую интерпретацию прошлого и нацистское программирование будущего, трансцендентного по отношению к настоящему. Таким образом, изначально закладывается агрессивное неприятие послевоенной реальности. Для нацистской идеологии веймарское «настоящее» представлялось решительно неприемлемым, подлежало радикальным изменениям1.
Прежде всего трансформации подверглись нацистские пространственные представления. В 25 пунктах программы нацистской партии содержатся краткие формулировки будущих основных нацистских действий в этом направлении - планируется создание нового германского государства и формулируются его цели. Наиболее понятная и привлекательная для населения Германии геополитическая (пространственная) парадигма касалась интерпретации территориальных изменений – восстановления границ Германии и возврата ее прежних колониальных владений. Однако нацисты заходили в этих вопросах существенно дальше простого пересмотра итогов войны, апеллируя к заимствованной у пангерманцев идее Великой Германии, которая должна была объединить всех немцев, и пространственные границы которой пока намеренно не конкретизировались. Такие расплывчатые формулировки были характерны для многих пунктов Программы, что впоследствии позволило их произвольно истолковывать.
На этом достаточно воинственном общем фоне уместно особо отметить агрессивный национализм маргиналов - жителей пограничных и колониальных территорий. В нацистском движении таких людей было достаточно много, в том числе и среди лидеров: А.Розенберг был прибалтийским немцем, А.Гитлер – австрийцем, В.Дарре родился в Аргентине, Р.Гесс – в Египте. Для всех этих людей характерным было стремление осознавать себя гражданами сильного национального государства. Их идейным вдохновителем стал Г.Гримм, второстепенный писатель, в молодости проведший несколько лет в британской Южной Африке и впоследствии в многостраничном романе "Народ без пространства" (1926 г.) описавший бедствия немцев в бывших германских колониях, потерянных из-за поражения в войне2. Несмотря на низкий литературный уровень, роман Гримма стал бестселлером, а термин "пространство" - абстрактной категорией, обозначавшей одновременно и завоевательные планы, и национальную ущемленность. Впоследствии, с появлением одного из основополагающих нацистских сочинений - книги А.Розенберга "Миф XX столетия" (1930) - этот термин стал еще и обозначением фона, на котором развертывалась эсхатологическая драма столкновения рас.
Разумеется, в Программе первоначально это было обозначено довольно поверхностно, хотя пункты 1 и 3 о создании Великой Германии в связи с необходимостью размещения избыточного населения предвосхищают формулирование и реализацию тезиса о «жизненном пространстве»3.
Основные вопросы Программы спустя несколько лет были конкретизированы в книге А.Гитлера „Мein Kampf“. Гитлер обосновывал нежизнеспособность и ущербность имперских и республиканских форм власти отсутствием в них глубокого национального чувства, а у населения - национального воспитания. Специфика рассуждений Гитлера заключается в конкретизации цели государства как средства сохранения расового ядра. Одна часть этого ядра должна будет обеспечивать физическую жизни расы, а другая – содействовать ее дальнейшему духовному развитию. Для оценки роли того или иного народа в мировой истории А.Гитлер использовал мистический критерий «избранности», и в “Mein Kampf“ он неоднократно оспаривал библейские утверждения об «избранности» еврейского народа, подчеркивая в каждом случае безусловное, на его взгляд, расовое превосходство немцев. Практически уже тогда начинается эксплуатация идеи «вечного возвращения»4 – попытка моделировать историю Германии, ориентируясь не на реалии ХХ в., а обращаясь к библейской и средневековой истории. Такая установка открыто апеллировала к архетипам традиционного сознания и позволяла при необходимости придавать историческим событиям метаисторическое значение. История постепенно трансформировалась в миф.
По мнению Гитлера, нацисты являлись хранителями высших духовных ценностей, но связанные с этим обязательства оказывались невыполнимыми без соблюдения расовой чистоты. Косвенно здесь содержится намек на исключительность («избранность») нацистов, критерием для которой является сокровенное знание – гнозис. В трактовке Гитлера марксизм оказывается средством подрыва национального чувства немцев, а религия Моисея не чем иным,как учением о сохранении еврейской расы5.
«Борьба с еврейством», интерпретированная с позиций натурфилософии, зависимости человека от внешних сил, которые Гитлер называет «природными», облегчает перевод основной конфронтационной идеи на эзотерический уровень: еврейское господство, по Гитлеру, не ограничивается земным планом, оно имеет космический характер. В этом случае речь идет уже о внеисторических показателях, и книга Гитлера может восприниматься как попытка опровергнуть Библию, по крайней мере, в той ее части, которая повествует о евреях как «избранном народе». Концепция соперничества с «избранным народом» сообщает идеологии трансцендентность и никак не укладывается в рамки исторических представлений. Без понимания расовой проблемы и еврейского вопроса, как полагал Гитлер, становится невозможным возрождение немецкой нации6. Начинает Гитлер с того, что обращает внимание на негативную роль евреев для истории Германии, создает образ не только враждебный идеологически, но и крайне непривлекательный телесно7, воздействуя одновременно на интеллектуальное и эмоциональное восприятие потенциальных читателей. Затем он постепенно объясняет негативным влиянием евреев все отрицательные стороны германских политических институтов, прессы, наконец, проводит прямую связь между марксизмом и евреями. Он следует собственным пропагандистским рекомендациям – ограничиваться небольшим количеством идей – и одновременно выдвигает ключевую идею, которая придает единство прежде разрозненным компонентам. В итоге он создает главное, что способствует консолидации германского населения – образ врага, наделенного мистическими чертами.
Но если вновь вернуться к земному плану, получается, что пространственный показатель в суждениях Гитлера также ориентирован на расовое противопоставление евреев и немцев. Специфика «еврейского государства», как полагает Гитлер, заключается в его территориальной неограниченности, поскольку евреи живут в разных странах, создавая там своеобразное государство в государстве. Национального государства у евреев быть не может, поскольку они интернационалисты, им не свойственно проявление идеализма, а значит, не может быть и присущего этому идеализму солидарного выступления во имя общей цели. Их попытки создать государство в Палестине, на деле являются, по убеждению Гитлера только желанием иметь базу для продолжения своей политики вне контроля других стран. В действительности их государство ограничено лишь расово8. Иудей, по Гитлеру, – противоположность арийцу, его цель – достижение полного господства над миром, однако его власть неявная – в первую очередь финансовая. Но, поскольку зло имело вполне конкретное земное воплощение, то, в отличие от традиционной эсхатологии, это новое пространство оказалось принадлежащим земному, плотному плану, тысячелетний рейх на практике оказался царством "мира сего" (управляет которым дьявол), что вместе с попытками обожествления фюрера вызвало со стороны священнослужителей, особенно католиков, обвинение в сатанизме9.
Получается картина конфронтации рас, при определении абсолютного доминирования высшей расы как цели, четко обозначается противник, препятствующий ее достижению10. О расовом превосходстве немцев вспоминали после первой мировой войны, пытаясь таким способом смягчить горечь поражения. Для нацистов практически тогда начинается постепенное формирование идеи будущего «нового порядка»11. С политической точки зрения можно предполагать здесь трансформированную в психологически выгодном для восприятия населения ракурсе идею «срединной нации». Суть этой идеи заключается в обосновании неудач невыгодным геополитическим положением12.
Обосновывая территориальные притязания, Гитлер настойчиво подчеркивал несоответствие геополитического положения Германии ее мировой значимости. История Германии, по его словам, в течение почти 2000 лет была мировой историей, а страна такого уровня должна иметь иную пропорцию между объемом территории и количеством населения. Лишь значительные размеры занимаемой территории обеспечивают безопасность живущего там населения. Нации же, не позаботившиеся о достаточном пространстве, обречены, Поэтому Германия в итоге оказалась «мнимо» мировой державой. Гитлер повторяет соответствующий пункт Программы о необходимости территорий для избыточного населения Германии, одновременно уточняя, что теперь задача внешней политики заключается в завоевании уже не колоний, а земель в Европе13. В этом вопросе между Гриммом и Гитлером наблюдается существенное расхождение во взглядах. Необходимое для жизни народа геополитическое пространство у Гримма традиционное, колониальное. Сравнительно с книгой Гримма, Гитлер делает значительный шаг вперед, его притязания касались суверенных европейских стран. Правда, историк Ф.Карстен несколько принижает роль Гитлера, отмечая, что проблема «жизненного пространства» в межвоенный период, начиная с 20-х гг., была предметом школьного изучения, а, следовательно, становилась фактором сознания подрастающего поколения, готового в будущем умереть за эту идею14.
Помимо этого, практически сразу после прихода к власти нацистов пространство трансформировалось с целью подкрепления складывавшейся новой структуры нацистского общества. Ликвидировались традиционные границы земель, таким способом выдвинутая нацистами идея единства немецкого народа получала пространственное воплощение. Оккупированные территории также трансформировались, но в существенно большей степени. Если германское пространство было подчеркнуто единым, оккупированные земли так же подчеркнуто расчленялись. В процессе колонизации захваченных территорий должна была происходить расовая сегрегация переселенцев в зависимости от степени чистоты их крови. Вокруг немецкого государства должно быть создано кольцо колоний, все население которых принадлежит исключительно к чистой расе, иначе неоднородность крови неизбежно приведет к недостаточному единству всей жизни данного народа. В итоге образуется большая сплошная территория, и будет обеспечена постоянная связь колонистов с населением собственно Германии. С течением времени расовый принцип расселения должен был стать единственным также при освоении внеевропейских пространств. В частности, переселение евреев за пределы собственно Германии началось уже с первых лет существования нацистского государства, однако особый размах оно приобрело с 1940 г., в процессе реализации нацистского «нового порядка». Нацисты поддерживали сионистскую идею создания особого еврейского государства на Мадагаскаре15. Осуществлению планов помешали военные действия, особенно подводная война с Великобританией. Тем не менее, за период своего господства нацистам удалось практически полностью выселить евреев с территории Германии.
Предполагалось, что после окончания войны расовая элита (СС) также получит пространственное оформление. Перед концом войны Гитлер предложил Гиммлеру избрать Бургундию в качестве центра сверхнационального арийского ордена, поддерживаемого СС16. Туда планировалось с целью максимально быстрого истощения жизненного потенциала покоренных народов постепенно переместить представителей их элит (групп населения, по тем или иным признакам отнесенных к числу «расово приемлемых»). Высшая власть будет принадлежать сверхнациональной элите – чистокровным арийцам, в том числе из других стран. Для расово неполноценных представителей как германского общества, так и покоренных народов предназначалось замкнутое пространство концлагерей или гетто, отделенное от остальной территории. Концлагерь становился особым типом сакрального пространства, где непосредственно реализовывалось противостояние сверхчеловека (охранника-эсэсовца) и недочеловека (еврея-заключенного). Столкновение и борьба между ними приобретали в этом случае характер эсхатологической драмы, а массовые уничтожения становились своего рода гигантскими жертвоприношениями. В конечном итоге должна была возникнуть бинарная пространственная модель с особыми территориями для расовой элиты и соответственно расово неполноценного населения.
Категория пространства логически является ведущей при конструировании границ не только нацистского «мира», но и любого другого. При обозначении пространственного мира человека наиболее распространенным был лингвистический метод, связанный с изменением географических названий как собственных, так и захваченных территорий. Поскольку любая реальность, в том числе пространственная, начинается с определения ее имени – в данном случае названия населенного пункта, улицы, площади, нацисты производят лингвистическую перекодировку пространства. После 1933 г. на карте Германии появились многочисленные переименования, призванные увековечить лидеров и «героев» нацистского рейха. С началом реализации завоевательной политики в обязательном порядке менялись названия подчиненных территорий. Для обслуживания геополитики был приспособлен своеобразный обрядовый комплекс, включавший новое название населенного пункта, апелляции к историческому прошлому в виде костюмированных шествий, архитектурную специфику17. Особый размах это приобрело после 1939 г., с осуществлением на практике идеи «нового порядка».
Универсальным средством пространственного доминирования оставалось использование "немецких" географических названий (например, "Нового Берлина" в Бразилии), особенно значимое для колонизуемых или оккупированных территорий, где они составляли резкий контраст с локальной терминологией и являлись убедительным свидетельством германского присутствия. Немецкие имена должны были означать новое освоение пространства или изменение его прежнего назначения. На месте прежней Чехии появился протекторат Богемии и Моравии, польская Бжезинка превратилась в немецкий Биркенау. При обозначении названий менялись даже прежние начертания букв, поскольку использовался готический шрифт. Это должно было придать новому имени дополнительный, магический смысл, так как обращение к готике считалось апелляцией к самому духу «германскости» (Deutschtum). В самой Германии географическая перекодировка пространства подчинялась расовым целям - ликвидировались "неарийские" названия18. Очень подробно проблему нацистских имен и в целом специфику переименований рассматривает немецкий филолог В.Клемперер. Отметив, что изменение имен, как один из наиболее явных символов перемен, закономерно сопровождает любую революцию, Клемперер таким образом расширяет вопрос до уровня языкового знака. В нацистской Германии, по мнению Клемперера, имена создают арийское окружение, микросреду19.
Второй способ подчинения пространства – уже не имеющий отношения к лингвистике - его архитектурная организация, при которой на определенном пространстве начинали доминировать сооружения, несущие новую символику. В нацистском подчинении пространства существенная роль отводилась архитектуре - предпочтение отдавалось так называемым "немецким" постройкам, с характерными островерхими крышами (фотографии которых приводит в своей книге М.Кале), помпезным сооружениям типа имперской канцелярии, призванным демонстрировать величие Германии, наконец, мавзолеям нацистских "героев", превращающим населенные пункты в гигантские некрополи. Управление массами как в статичных, так и в движущихся пространствах постоянно овершенствовалось. Нацисты широко использовали архитектурные приемы организации масс: для статичных пространств применялась симметрия, для движущихся – анфиладное построение. Симметричные формы искусственны относительно асимметричного строения человеческого тела и по определению не предполагают повседневного поведения. В анфиладных пространствах у человека центральный луч зрения доминирует над периферийным, что не позволяет критически оценивать ситуацию.
С этой точки зрения нацистская история также погружалась в процесс постоянной ситуативной трансформации. Наличие соответствующего костюма обеспечивало эмоциональное перемещение его владельца в ритуализированный мир восприятий древних германцев, мир доблестных арийцев, славного германского прошлого и грядущих побед.
В нацистской Германии шеренга таких мавзолеев должна была располагаться по границам страны, мертвые герои охраняли пространство живых. Таким образом, идея пространства приобретала движение, переходя в обозначение времени, обеспечивая связь с прошлым и настоящим, гарантируя бессмертие не только героям, но и идеям. В зависимости от конкретного содержания идеологии апелляция при этом может быть к разным стереотипам. Основной чертой официальной архитектуры была монументальность. Архитектор Гитлера А.Шпеер вспоминал об идеологической заданности партийного форума в Нюрнберге20. Так называемое «общественное пространство» городов, заселенных внеисторичным населением, становилось чисто функциональным и предназначалось для пропаганды величия страны.
Манипуляции с пространством на этом не заканчивались. Для торжественных манифестаций по случаю празднования памятных дат режима или мероприятий типа съездов НСДАП особым образом оформлялось пространство, приобретавшее сакральный характер. Такая сакрализация могла быть как временной, так и постоянной. Постоянный характер она приобретала в местах культовых сооружений, в первую очередь связанных со смертью - мавзолеев, некрополей и иного рода погребений, призванных увековечить память борцов за идеи режима. Подобное деление пространства на сакральное и профанное традиционно для христианской культуры, но в нацистской Германии его границы смещались. В частности, места захоронений не ограничивались традиционными кладбищами, некрополь мог стать центром, организующим пространство живых. Пример подобного рода демонстрировался в фильме «Триумф воли», где уже достаточно подробно было показано формирование культа мертвых. Это полностью соответствовало духу вновь создаваемого мира, где смерти принадлежала основная регулирующая функция21. С другой стороны, уже существовавшие традиционные кладбища также приобретали иной облик, поскольку там допускались лишь «немецкие» надгробные плиты особого образца. Арийской унификации подлежали, таким образом, не только живые, но и мертвые. Влияние язычества в этих случаях выражалось еще и в возвеличивании героической смерти, жертвенности, в презрении к старости. По мере поражения нацизма именно жертвенность постепенно выдвигалась на первый план, сообщая всем нацистским мистериям оттенок деструктивности, веры в чудо и в итоге все больший отрыв от реальности. Одним из проявлений подобного рода стал фильм режиссера Ф.Харлана «Кольберг», созданный в 1944-1945 гг. для мобилизации населения на явно уже проигрываемую войну. Фильм на историческом материале обороны Кольберга от французских войск в 1807 г. провозглашал возможность победы вопреки кажущемуся неминуемым поражению22.
К этому термину был семиотически привязан и нацистский Тысячелетний рейх - апелляция к реально существовавшей империи Оттонов (образованной в 962 г. и под разными названиями продержавшейся до 1806 г.) и одновременно к библейскому «тысячелетнему царству». Термин Reich (империя), в отличие от Staat (государство) воплощал тоску по утраченному могуществу (в частности, он фигурировал, несмотря на смену формы власти, в конституции Веймарской республики) и постепенно приобретал качества мифа, поскольку значение термина подменялось его произвольной интерпретацией. Понятие Reich само по себе становилось лингвистическим символом идеи германского процветания. Смысл термина навеян прежней “Священной римской империей германской нации”, прекратившей существование в 1806 г. Это название имело своего рода гипнотическое воздействие на массовое сознание спустя еще долгое время.
Исследователи обнаруживают в идеологии отзвуки хилиастической идеи23, включая лингвистическую кальку термина «тысячелетнее царство». Присутствие этой идеи с прямым употреблением термина содержится в речи А.Гитлера на партийном съезде 1934 г. в Нюрнберге, относительно нового рейха, который будет существовать тысячу лет24. Возникает прямая аналогия с «царствием небесным». Измененное представление о времени на практике выражалось в иной его организации: реформировании календаря, введении режимом новых праздников и дней скорби, когда историческое время заменялось мифологическим. Был введен новый отсчет времени от дня захвата власти25. Названия месяцев нацистского календаря дополнительно, наряду с хилиастической идеей, создавали иллюзию существования в параллельном времени. Манипулирование категорией времени приводит к тому, что время может по желанию смещаться, растягиваться или сокращаться. Прошлое трансформируется для обоснования настоящего и тем более будущего
Сравнительно с подчинением пространства, попытки создать особую, нацистскую систему исчисления времени оказались менее успешными. Введение параллельного календаря, соответствующего мифологической "тысячелетней империи", с использованием старонемецких названий месяцев, по именам языческих богов
n
