Рагс история возникновения и развития политических партий, трансформация их места и роли в политической системе общества

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Политические партии и электоральная политика григорий Голосов, 62.74kb.
• Н. Г. Чернышевского кафедра политических наук история и теория политических партий, 1713.66kb.
• Учебно-методический комплекс дисциплины отечественная история Специальность, 959.33kb.
• Задачи : Изучение предпосылок возникновения политических партий в России начала, 183.42kb.
• На Чуаньлинь Трансформация политических партий в условиях переходного общества постсоветской, 467.79kb.
• Календарно-тематическое планирование интегрированного курса по истории «История России:, 506.93kb.
• Вопросы к экзамену по политической психологии Предмет и научный статус политической, 35.59kb.
• Программа вступительного экзамена в аспирантуру по специальности, 299.74kb.
• 4. Законодательное регулирование политических партий на современном этапе: а в Испании, 1270.11kb.
• Предпосылки образования политических партий в России Теоретико-методологические аспекты, 245.86kb.

А. ЗЕЛЕНЕЦКИЙ,

соискатель РАГС


ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ И РАЗВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ, ТРАНСФОРМАЦИЯ ИХ МЕСТА И РОЛИ

В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ОБЩЕСТВА


Одним из важнейших субъектов политических отношений и политиче­ских институтов являются политические партии. Они прошли длительный путь формирования и эволюции, являются продуктом общественно-политического и социально-экономического развития.

Слово «партия» в переводе с латинского означает часть, группа. Таким обра­зом, партии – это группы людей, соперничающие между собой в сфере власти либо влияния на власть. Политическая наука накопила немалое количе­ство определений политической партии. Исследователи скрупулезно изучают политические партии с самых разных сторон¹.

Известный немецкий ученый М. Вебер считал партии общественными организациями, опирающимися на добровольный прием членов, ставящих целью завоевание власти для своего руководства и обеспечение активным членам условий (духовных и материальных) для получе­ния определенных материальных выгод или личных привилегий либо для то­го и другого одновременно. Он рассматривал партии как организации, возни­кающие на добровольной основе для свободной вербовки голосов в конку­ренции с другими партиями и преследующие цель выбора своих представи­телей на политические посты².

М. Вебер определял «самые современные формы партийной организа­ции» как «детище демократии, избирательного права для масс, необходимо­сти массовой вербовки сторонников и массовой организации, развития пол­нейшего единства руководства и строжайшей дисциплины»³.

В западноевропейской политической науке утвердился тезис: без на­личия сильных политических партий демократическая природа власти не­возможна. Французский политический деятель Б. Констан сформулировал либеральное понимание сущности партии, в соответствии с которым партия придерживается одной идеологической доктрины⁴. Английский философ и партолог Д. Юм в «Эссе о партиях» писал, что идеология играет основополагающую роль при объединении распыленных сил в начальной фазе становления партии, а также ее стратегии и тактики⁵.

Большинство ученых, изучавших деятельность политических партий, стояли на платформе различных направлений позитивизма. В своих опреде­лениях они опирались на формальные характеристики по­литических партий. Среди дефиниций этого направления наиболее часто встречаются определения, данные с позиции функционального подхода, оп­ределяющего предмет исследования через его функции, т.е. наиболее ха­рактерные целенаправленные, постоянно воспроизводимые действия или, иначе, его основные виды деятельности.

Так, зарубежный политический деятель П. Меркл видит в партии политическое образование, «которое рекру­тирует и социализирует новых членов, избирает лидеров через внутренние процессы представительства и выборов, разрешает внутренние споры и при­нимает решения о политике в отношении внешнего (по отношению к партии) мира». С. Вэсби считает, что партия есть «добровольная ассоциация изби­рателей, стремящихся контролировать правительство путем завоевания побе­ды на выборах и завладения в результате этого официальными учреждения­ми»⁶. С последним согласен К. Джанда, полагавший, что партия – это «общественная организация, которая ставит целью продвижение своих офи­циально признанных представителей на посты в структурах государственной власти»⁷.

В своих определениях С. Вэсби и К. Джанда заостряют внимание на та­кой функции политической партии, как борьба за овладение властными структурами. По-видимому, большинство исследователей, придерживающихся функционального подхода, считают ее наиболее важной. Ее актуализирует и М. Дюверже, определяющий политические партии как «организации, которые отличаются стремлением самостоятельно осуще­ствлять политическую власть или при менее благоприятных условиях иметь своих представителей в высших государственных органах».

Составители отечественного энциклопедического словаря «Политоло­гия» считают, что политическая партия – это «организованная группа едино­мышленников, представляющая интересы части народа и ставящая своей це­лью их реализацию путем завоевания государственной власти или участия в ее осуществлении»⁸.

Нужно отметить, что в современной отечественной по­литологии исследованиям, посвященным проблеме политических партий, от­ведено значительное место. Российские политологи, обобщая собственный и зарубежный опыт, развивают отечественную партологию, а также взаимоот­ношения власти с институтами гражданского общества. Такие работы, как «Слова и смыслы: опыт описания. Ключ: политические партии» М.В. Ильи­на, «Политические партии и гражданское общество» А. П. Кочеткова, многие работы Л.В. Смирнова, С.Е. Заславского⁹, В.Н. Краснова, Н.С. Крылова, Ю.Г. Коргалюка¹⁰ имеют принципиальное значение при рассмотрении во­просов, связанных с политическими партиями.

Очевидно, во всех случаях политическая партия рассматривается как группа людей, объединившихся для участия в политической жизни и преследующих цель завоевания политической власти. В большинстве случаев партии выражают интересы определенных социальных сил и призваны пред­ставлять эти силы в структурах власти¹¹.

Партия как политический институт обладает целым рядом признаков. В отличие от других общественных организаций, движений, она имеет чет­кую идеологическую доктрину, программу, излагающую ее цели и средства их достижения, устав, закрепляющий ее строение, четкость границ членства, центральные руководящие органы и местные организации. Самое главное –борьба за власть обычно составляет главное содержание деятельности поли­тических партий.

В политической науке существуют разные типологии политических партий. В качестве основания типологизации используются различные фак­торы – функции, идеология, социальная база, методы деятельности и т.д. Так, сторонники институционального подхода пользуются организационным кри­терием; для либеральной традиции главной считается классификация с точки зрения характера идеологической связи; марксисты основную роль при клас­сификации отводят классовому критерию. Ядром типологии политических партий остается разработанная в середине XX в. французским политологом М. Дюверже бинарная классификация: кадровые партии и массовые партии. Они различаются не только по типу связей между избирателями, членами партии, активистами, но и по своей внутренней структуре.

Кадровые партии – это объединение нотаблей, они ограничиваются объединением влия­тельных общественных деятелей и их сторонников и не стремятся к уве­личению численности своих членов. Вступление в кадровую партию имеет иной смысл: это акт глубоко индивидуальный, обуслов­ленный способностями или особым положением человека. Массовые партии имеют разветвленную организационную структуру, опираются на широкую общественность, которая позволит избирательной кампании партии избежать зависимости от финансовых деятелей. Члены таких партий получают политическое воспитание и приобретают инструмент для участия в государствен­ной жизни. Эта типология политических партий в современной политологии считается классиче­ской¹².

На рубеже 60-х годов XX в. появились партии, которые не вписывались в данную типологию и одновременно объединяли в себе черты кад­ровых и массовых партий. Тогда итальянские политологи Ла Паломбара, Дж. Сартори, не отвергая схему М. Дюверже, предложили дополнить ее, выделив третий тип партий – «партии избирателей». Эти партии, не будучи массовыми, ориентировались на объединение наибольшего числа из­бирателей различной социальной принадлежности вокруг своей про­граммы для решения основных вопросов текущего момента. Позже такие партии получили название «универсальных». В последние годы этот тип пар­тий стал наиболее динамично развиваться в Европе и Америке. В значи­тельной степени это обусловлено ослаблением идеологических разногласий, ростом интереса граждан к универсальным, общечеловеческим ценностям. В России множество современных российских политических партий считают­ся, согласно классификации М. Дюверже, массовыми: «Единая Россия», ЛДПР, КПРФ, «Родина» и др.

Существуют и другие типологии политиче­ских партий. Политические партии разделяются на демократические, авторитарные и тоталитарные. Демократические характеризуются большой тер­пимостью к другим партиям, плюралистическим подходом к партийной кон­куренции, внутрипартийной демократией, расширением функций и полномо­чий коллегиальных органов, прав членов партии. Авторитарные используют преимущественно силовые методы, ограничивающие политические свободы, характеризуются чрезмерным централиз­мом в управлении, монополизируют власть в руках небольшой группы, вы­ступают за полную лояльность режиму и пользуются его поддержкой. Тоталитарные партии стремятся к абсолютному подчинению политиче­ских институтов, государственных органов и права. Происходит сращивание правящей партии с государственным аппаратом. Они пытаются осуществить монополию в партийной системе, устраняя другие партии, и ориентированы на подчинение всех социальных групп и слоев. Для них ха­рактерны строгая дисциплина, регламентация членства, отсутствие фракций и разногласий, обязательное согласие с идеологией и партийной программой.

Кроме данной классификации, традиционной в политологии, используется деление политических партий в зависимости от их места и роли в по­литической системе. Здесь выделяют следующие типы партий: правящие, проправительственные и оппозиционные. Правящие партии выдвигают сво­его кандидата на должность президента страны и в случае его победы под­держивают его курс. Такую партию называют партией власти. Правящим партиям свойствен консерватизм, у них активизируется парла­ментская деятельность и расширяется работа в правительственных органах. Политические действия приобретают прагматический характер, что зачас­тую приводит к разрыву с предвыборной идеологией.

В любой группе людей принято различать два элемента – ее членов и ее лидеров; тех, кто повинуется, и тех, кто руководит; «управляемых» и «управляющих». Как сказал бы Л. Дюги, такое видение реальности в общем верно, но слишком абстрактно. К тому же оно рождает вполне определенные ассоциации: скопление индивидов, связанных некоторой солидарностью с одной стороны, несколько вожаков – с другой. На ум приходит толпа бунтовщиков, шумная компания детей на школьном дворе во время перемены, банда грабителей, предводительствуемая своим главарем. Одним словом, такое описание соответствует общностям малым и нестабильным, а если говорить о нашем предмете, то предысторическим партиям, которые были еще личными кланами, клиентелами, сплотившимися вокруг одного человека. Оно недостаточно для обозначения тех больших и долговременных объединений, какими являются современные партии. Их члены включены в четкие институциональные рамки, в определенную, более или менее сложную, инфраструктуру; эта глобальная общность представляет собой ансамбль малых базовых общностей, связанных координационными механизмами. В современных партиях инфраструктура имеет огромное значение: она устанавливает общие рамки деятельности их членов, предписывает форму их связи между собой, определяет способ отбора руководителей и их полномочия. Она зачастую объясняет, почему одни партии сильны и добиваются успеха, а другие слабы и недееспособны¹³.

Особенно заметно изменились политические партии за последние пятьдесят лет: тогда как у большинства крупных наций Запада инфраструктура государства, например, осталась в общих чертах неизменной, инфраструктура партий, по крайней мере дважды, полностью трансформировалась. В результате двух, а в некоторых странах и трех революций, потрясших всю инфраструктуру демократии, изменились общие условия политической жизни. В 1890–1900 гг. социалистические партии заменили прежнюю редкую сеть довольно независимых друг от друга комитетов множеством массовых секций, широко открытых для всех желающих и прочно связанных между собой. А в 1925–1930 гг. коммунисты развили структуры еще более оригинальные, положив в основу партии небольшие, но жестко скрепленные с помощью «демократического централизма» и в то же время разобщенные благодаря технике «вертикальных связей» производственные ячейки. Эта замечательная система овладения массами имела для успехов коммунизма еще более решающее значение, чем марксистская доктрина или низкий уровень жизни рабочего класса.

И, наконец, в ту же самую эпоху фашистские партии создавали настоящее политическое войско – собственные вооруженные формирования, способные завладеть государством насильственным путем и затем служить ему чем-то вроде преторианской гвардии. Однако эти перемены совершились далеко не во всех западных странах. Америка, где партии и сейчас еще сохраняют старую, традиционную инфраструктуру, их не знала. Суперсовременная материальная техника уживается там с обветшалой политической технологией. В Англии и ее доминионах не было крупных коммунистических и фашистских партий. Что касается социалистов, то они, сформировав свою партию на базе профсоюзов, создали весьма оригинальную инфраструктуру: с одной стороны – «базовые элементы «политических партий, с другой – целостность, которая интегрирует и координирует эти составные базовые единицы¹⁴.

В ведущих европейских странах процесс формирования политических партий занял очень длительный период (тори и виги – прообраз позднейших английских консерваторов и либералов – появились, например, в XVII в.). При этом партии демократической и социалистической ориентации повсюду возникали позже партий консервативных и либеральных. В основе этого процесса лежал переход от традиционного, доиндустриального общества к обществу индустриальному, либерально-демократическому, развитию рыночной экономики, идеологического и политического плюрализма, гласности.

Западные партии рождались на фоне острых сословных и классовых конфликтов, являясь одновременно и их продуктом, и активными участниками парламентской и внепарламентской политической борьбы. Буржуазные революции служили катализатором оформления различных партийно-политических группировок; например, в годы Великой французской революции конца XVIII в. на политической арене сражались партии фейянов, жирондистов, якобинцев. Трудно представить себе западные политические партии вне парламентских дебатов, избирательных кампаний, газетной и журнальной полемики, в ходе которых выдвигались и приобретали популярность их лидеры и ведущие публицисты. Не случайно парламентские фракции часто были руководящими центрами политических партий, которые стали принимать более или менее современный вид в XIX в. – веке расцвета парламентаризма и конституционализма, когда интенсивно шел процесс формирования гражданского общества.

Основой политической жизни некоторых западных стран было соперничество и попеременное пребывание у власти двух политических партий – либералов и консерваторов в Англии, демократов и республиканцев в США. В других – и их большинство – партийно-политическая система выглядела более пестрой и мозаичной. В Германии, например, с которой особенно часто сравнивали Россию на рубеже XIX и XX вв., одновременно существовали четыре консервативных, шесть либеральных, пять национальных партий, католическая и социал-демократическая партии. При этом в результате своеобразного естественного отбора выживали лишь самые социально укорененные, идеологически и организационно оформленные партии, сумевшие выдвинуть способных и авторитетных лидеров, приобрести популярность и поддержку тех или иных социальных слоев.

В основе партийности лежит, как известно, определенная общность социальных, политических и национальных интересов. Поэтому любая партия в конечном счете социально ориентирована, хотя и состоит обычно из представителей нескольких социальных слоев, объединенных какой-либо внешне «надклассовой», интегральной идеей (например, идеей либеральной или социальной демократии, национальной независимости, принципами христианства). Это находит, в частности, отражение и в названиях партий, которые очень редко открыто декларируют свою классовую ориентацию.

Следует также учитывать, что для западных политических партий – может быть, за исключением социалистических – были характерны организационная расплывчатость, отсутствие четких критериев при приеме новых членов и жестких дисциплинарных норм, В итоге они часто напоминали политические или избирательные клубы, не сохранившие для истории даже сведений о числе своих членов.

В то время как на Западе кипели политические страсти, российские самодержцы с помощью послушно исполнявшей их волю полицейско-бюрократической машины, напротив, делали все, чтобы искусственно деполитизировать общественную жизнь страны, превратив политику, идеологию, искусство и даже историю в монопольную собственность императора и правительственных канцелярий. Поистине убийственно звучал вывод французского маркиза А. де Кюстина, посетившего Россию в 1839 г.: здесь нет свободы, а значит, нет жизни.

Конечно, неверно было бы считать, что в России вообще не было демократических традиций. Вспомним хотя бы о вечевых народных собраниях в Новгороде и Пскове, общинных демократических порядках в русской деревне, казачьем самоуправлении. На сословно-представительных Земских соборах XVI–XVII вв., где обсуждались важнейшие вопросы государственной жизни вплоть до избрания некоторых русских царей, правом голоса обладали не только бояре и дворяне, но и представители городской посадской верхушки и даже незакрепощенных крестьян. Не случайно идея созыва Земского собора была популярна в некоторых общественных кругах России до начала XX в., когда этот лозунг уступил место призывам к созыву Учредительного собрания. Однако нельзя отрицать, что самодержавная система либо уничтожила, либо сильно деформировала эти остатки былой демократии, которую пришлось воссоздавать в XX в. почти заново.

А.И. Герцен очень верно заметил однажды, что у народа, лишенного свободы, литература – это единственная трибуна, с которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести. Именно литература заменяла в России в конце XVIII–XIX вв. политические партии, хотя в условиях, когда в стране существовала жесткая цензура, такая замена, конечно, не могла быть равноценной. Для тех же немногих смельчаков, которые отваживались открыто говорить и писать о свободе, а тем более активно бороться за нее, оставались лишь две дороги – в эмиграцию или в тайные антиправительственные общества со всеми вытекавшими отсюда последствиями вплоть до Петропавловской крепости, Сибири и даже виселицы.

В подобных условиях реальная инициатива проведения либеральных реформ могла принадлежать в России только самой власти, руководствовавшейся, однако, не интересами народа, а великодержавными амбициями, желанием не отстать от западных соседей, а также интересами узкого слоя дворян, составлявших главную социальную опору самодержавия и упорно цеплявшихся за свои права и привилегии. Вполне понятно поэтому, что так называемый правительственный либерализм начала XIX в., нашедший отражение в проектах М.М. Сперанского, сначала инициированных, а затем положенных под сукно Александром I, носил ограниченный и непоследовательный характер. Не решился на отмену крепостничества и следующий русский царь, Николай I, считавший, что хотя крепостное право – это явное зло, но прикоснуться к нему в тогдашней России «было бы делом еще более гибельным».

Народ в России, по образному выражению Пушкина, в основном еще безмолвствовал, если не считать крестьянских волнений (в первой половине XIX в. их было около 3 тыс.), в ходе которых вопрос о кардинальном изменении общественно-политического строя в стране, однако, даже не ставился. Что же касается узкого слоя образованных, широко мыслящих дворян и разночинной интеллигенции, то все их попытки достучаться до власть имущих или поднять руку на существовавший в Российской империи порядок вещей оставались безрезультатными. Об этом свидетельствовала трагическая судьба декабристов, петрашевцев, Белинского, Герцена, Чернышевского и других передовых людей России, хотя за немногочисленными исключениями они не были сторонниками революционных потрясений и цареубийства.

На рубеже XIX–XX вв. Россия была великой мировой державой, территория которой занимала шестую часть суши земного шара, а население составляло около 130 млн. человек (в 1913 г. оно превысило 160 млн. человек), причем примерно 90% из них жили в сельской местности. Население России отличалось чрезвычайной пестротой этнического (более ста наций и народностей) и конфессионального состава.

В Российской империи сохранялся сословный строй, но бурно шел процесс «переплавки» дворянства, духовенства, купечества, крестьянства, казачества, мещанства в классы и социальные слои, характерные для нового времени (буржуазия, пролетариат, крестьянство, средние городские слои, интеллигенция). Особенно быстро рос при этом пролетариат: если к концу XIX в. индустриальный и транспортный пролетариат насчитывал около 2,5 млн. человек, то к 1913 г. его численность возросла до 4 млн. Общее же число наемных рабочих, включая сельскохозяйственных, было в несколько раз больше. Для сравнения отметим, что торгово-промышленная элита российского общества в начале XX в. не превышала 5 тыс. человек.

Россия была страной резких социальных и культурных контрастов, страной крайностей. Если на одно помещичье хозяйство в среднем приходилось 2 300 десятин земли, то на один крестьянский двор – только 7 десятин. Поистине огромен был вклад нашей страны в мировую культуру, однако 80% ее населения в конце XIX в. не знало грамоты. Русские рабочие работали и жили в гораздо худших условиях, чем их товарищи за рубежом, а их средний заработок был в четыре раза ниже, чем, например, в США. Не забудем также колоссальной разницы в уровне развития европейской и азиатской России, причем на долю последней в 1913 г. приходилось лишь немногим более четверти населения страны и меньше 10% ее сельскохозяйственной и промышленной продукции, хотя по площади она превосходит первую в четыре раза.

Экономика России в XIX – начале XX вв. прогрессировала. Достаточно сказать, что среднегодовой прирост валового национального продукта на рубеже веков составлял у нас 3,4% против 2,7% в странах Западной Европы. Россия замыкала пятерку наиболее развитых промышленных держав мира, однако по производству промышленной продукции на душу населения она находилась где-то между Италией и Испанией, пропустив вперед (и с большим отрывом) не только все ведущие страны, но и Австро-Венгрию, и Скандинавию.

Сельское хозяйство, и прежде всего земледелие, было основным источником дохода для трех четвертей населения России и давало в 1913 г. чуть больше половины национального дохода, тогда как на долю промышленности приходилось лишь 27%. По валовым сборам пяти важнейших зерновых культур Россия прочно занимала второе место в мире после США. Однако в аграрном секторе российской экономики преобладали экстенсивные методы хозяйствования, крестьянство страдало от малоземелья, а резервная армия труда в деревне достигала почти 30 млн. человек. Россия остро нуждалась в эффективной переселенческой политике, хорошо организованной системе сельскохозяйственного кредита, расширении крестьянских наделов за счет казенных, удельных, церковных и, главное, помещичьих земель, о которых мечтали многие поколения российских крестьян.

Гигантски раздвинув в XVI–XIX вв. свои границы, Россия тем не менее не была колониальной империей классического типа (об элементах колониализма можно говорить лишь применительно к коренным народам Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии). В массе своей русские, составлявшие менее половины населения империи, жили хуже нерусских народов, которые, как правило, сохраняли свои национальные традиции, отношения земельной собственности, веру, язык и культуру. Русификаторские тенденции в национальных районах усилились в основном со второй половины XIX в., хотя и позже царское правительство придерживалось традиционного для мировых империй курса на сотрудничество с местными национальными элитами, входившими в российское дворянство. Однако по мере развития буржуазных отношений и роста национального самосознания в империи стали возникать национальные движения, участники которых стремились, однако, в основном лишь к территориальной или чисто культурной автономии в составе единого Российского государства.

В политическом отношении Россия в конце XIX – начале XX вв. представляла собой монархию с неограниченным самодержавным царем. О свободе слова, собраний, печати не было и речи. Что же касается политических партии и организаций, то они могли возникать и существовать лишь нелегально, подвергаясь всяческим гонениям со стороны властей.

Нетрудно понять и некоторые особенности процесса формирования политических партий в России. Он шел с явным запозданием по сравнению с западноевропейскими странами и США, причем западные и отчасти южные национальные окраины Российской империи обгоняли в этом отношении ее центральные районы. Тон здесь задавали Финляндия и Польша. Своеобразные партийные группировки в Польше, например, оформились во время национальных восстаний 1830–1831 и 1863–1864 гг., а в 1890-х годах здесь возникли Социал-демократия Королевства Польского, Польская социалистическая партия, а затем и либеральная Национально-демократическая партия, В 1880–1890-х годах возникли армянские революционные партии «Гнчак» и «Дашнакцутюн», Литовская социал-демократическая партия, Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России (Бунд).

Революционные партии закономерно стали возникать в России раньше либеральных и консервативных. Что касается законопослушных либералов, то они предпочитали использовать земства, научные общества (типа Вольного экономического, Географического и др.), различные культурно-просветительские организации, печать. Консерваторы же долгое время вообще не чувствовали потребности в создании собственных политических организаций, поскольку на них работали вся самодержавно-бюрократическая система и ее идеологический аппарат, а также церковь, дворянские корпоративные организации, культурно-просветительское Русское собрание (1900) и т.д. Как известно, переломным для них стал только 1905 г. Не будет преувеличением сказать, что процесс партийного строительства в России был тесно связан с ростом освободительного движения, вступившего в начале XX в. в новый и чрезвычайно важный этап своего развития. При этом большое значение имели такие факторы, как уровень социально-экономического развития страны в целом и каждого региона в отдельности, степень остроты национального вопроса, традиции борьбы с самодержавием на предыдущих исторических этапах, масштабы массовых социальных движений и прежде всего движения промышленного пролетариата, на которое в первую очередь делали теперь ставку российские марксисты.

В начале 1900-х годов в России впервые сложилась реальная предреволюционная ситуация. Налицо были и глубокое недовольство народных масс, и постоянно подогревавшие его революционные и оппозиционные движения и организации, и признаки явной неспособности власти контролировать обстановку в стране. Неудачная для России война с Японией 1904–1905 гг. еще больше дискредитировала царизм в глазах собственного народа и на международной арене.

Особую активность проявлял в то время рабочий класс. В 1901–1904 гг. в России было зарегистрировано более полумиллиона забастовщиков, причем стачки все чаще сопровождались политическими демонстрациями, во время которых постоянно звучал лозунг «Долой самодержавие!», ставший, по выражению современников, «народной поговоркой».

Переломным в настроении крестьянства стал 1902 г., когда против помещиков поднялись сельские труженики 14 губерний Украины, Центральной России и Поволжья. Усилилось брожение на национальной почве в Закавказье, Финляндии, Царстве Польском. В 1899–1902 и в 1904 гг. произошли сильные студенческие волнения, явившиеся ответом на репрессивные меры правительства в отношении учащейся молодежи.

Выразителями общественного недовольства самодержавным строем и организаторами народного протеста стали радикальные революционные партии: социал-демократы (в 1903 г. они раскололись на большевиков и меньшевиков), возникшая в 1901–1902 гг. неонародническая партия социалистов-революционеров (эсеров), еврейский Бунд, польские социалисты и социал-демократы, армянский «Дашнакцутюн» и др. Более радикальную окраску стало принимать и либеральное движение, внутри которого на рубеже 1903 г. оформились либерально-демократический Союз освобождения и более умеренный, но тоже эволюционировавший влево Союз земцев-конституционалистов. Новые партии возникли в начале века и в национальных районах империи: Революционная украинская партия (1900); Белорусская революционная партия (1902), переименованная год спустя в Белорусскую социалистическую громаду; Литовская демократическая партия (!902); Партия социалистов-федералистов Грузии (1904); Партия активного сопротивления Финляндии (1904) и др.

Все они так или иначе подрывали основы самодержавного строя, а марксистская «Искра», эсеровская «Революционная Россия» и либеральное «Освобождение», издававшиеся одновременно за границей, немало сделали для того, чтобы русская революция стала в январе 1905 г. свершившимся фактом.

После «Кровавого воскресенья» для самодержавия, дворянства и буржуазии наступил час расплаты за упорное нежелание поделиться с народом хотя бы частью власти, привилегий и богатства. В свою очередь, трудящиеся массы получили шанс претворить в жизнь свои давние мечты о социальной справедливости, равенстве и свободе, как они их понимали. Главной движущей силой революции 1905–1907 гг. стал пролетариат: по далеко не полным официальным данным, в период революции, с января 1905 г. по июнь 1907 г., бастовало не менее 4,6 млн. человек (многие рабочие участвовали в стачках несколько раз). При этом удельный вес забастовщиков, поддерживавших те или иные политические лозунги, достигал в 1905 г. 50%, а в 1907 г. даже превышал 70%.

Сама за себя говорит и такая беспрецедентная в истории России цифра, как 26 тыс. крестьянских (в основном антипомещичьих) выступлений, причем вполне вероятно, что историки выявили не все подобные случаи. Сотни волнений, доходивших до прямых антиправительственных восстаний, произошли в армии и на флоте. Поистине всероссийский размах приобрели студенческие забастовки в 1905 г. Крупными очагами революции стали национальные районы: Прибалтика, Украина, Закавказье, Царство Польское, Финляндия и др., где развернулось, в частности, широкое движение за использование родного языка в школах, судах, органах местной власти, не говоря уже о массовых выступлениях под общедемократическими и социальными лозунгами.

Революция создала в России новую политическую атмосферу. Страна словно стремилась выговориться после многовекового молчания. Ослабление цензуры, появление сотен новых газет и журналов, созыв весной 1906 г. Государственной думы, публичное обсуждение самых острых политических вопросов, – все это способствовало стремительной политизации российского общества и готовило благодатную почву для образования все новых и новых политических партий. Появившийся в разгар всероссийской стачки царский Манифест от 17 октября 1905 г. обещал даровать народу «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Последнее обещание можно было истолковать как завуалированное разрешение на создание не только разного рода профессиональных и профессионально-политических союзов, которые стихийно стали возникать после начала революции, но и политических партий, хотя никакого закона о них ни тогда, ни позже в России принято не было.

Что касается партий революционно-социалистической ориентации, то они теперь могли хотя бы временно перейти на полулегальное положение и даже открыто выступать в 1906–1907 гг. с трибуны I и II Государственных дум. Либералов же и консерваторов к созданию партийных объединений подтолкнула именно революция. Первые хотели объединиться, чтобы противопоставить себя самодержавному режиму, с одной стороны, и отмежеваться от революционеров – с другой, вторые для того, чтобы защитить самодержавие и православие не только от революционеров и либералов, но и от колебаний самой власти, проявлявшей, по их мнению, излишнюю уступчивость по отношению к «смутьянам».

В последние месяцы 1905 г. и в 1906 г. процессы партийного строительства проходили в России очень бурно. В октябре 1905 г. родились Конституционно-демократическая партия (кадеты) и Партия правового порядка, в ноябре – Союз русского народа и Торгово-промышленная партия, в декабре – Партия демократических реформ, в феврале 1906 г. прошел I съезд Союза 17 октября (октябристов). Происходили определенные организационные подвижки и в существующих партиях. Так, весной 1906 г. объединились большевики, меньшевики, польские, литовские и латышские социал-демократы, а несколько позже к ним присоединился Бунд. У эсеров, наоборот, от основного ядра партии откололся в 1906 г. левацкий Союз эсеров-максималистов, возникла более умеренная Народно-социалистическая партия реформистского толка (энесы).

Если учесть, что вновь создаваемые партии не должны были проходить официальной регистрации и создавались, по существу, явочным порядкам, удовлетворяя личные амбиции своих лидеров и тягу тех или иных социальных слоев и национальных групп к самоидентификации и самовыражению, то легко понять, почему процесс партийного строительства принял в России в 1905–1907 гг. такие необычные формы. По данным энциклопедии «Политические партии России» (1996), в период первой российской революции в стране действовало не менее 100 партий и 25 союзов, организаций и течений консервативной, либеральной и социалистической ориентации, что намного превосходило соответствующие показатели по другим странам.

Чем объяснить эти поражающие воображение цифры? Во-первых, не будем забывать, что Россия была многонациональной империей. Поэтому значительная часть партий и союзов имела ярко выраженную национальную окраску: так, в Царстве Польском и на Украине было по 12 партий, в Литве – 11, Латвии – 9, Финляндии – 8, Эстонии – 5. Существовало также около десятка еврейских партий и союзов, что отражало большую активность евреев в сопротивлении самодержавному режиму, ставившему их в особенно унизительное положение по сравнению с другими национальными меньшинствами («черта оседлости», процентная норма при приеме в учебные заведения и т.д.). Во-вторых, многие партии и союзы носили эфемерный характер и исчезали столь же быстро, как и возникали, не оставляя даже следа в исторической памяти народа. В-третьих, существенную роль в возникновении российской супермногопартийности играли сложная социальная структура населения России и та гипертрофированная, по сравнению с другими странами, роль, которую играла в общественно-политической жизни России интеллигенция, доминировавшая во всех политических партиях.

Наконец, нельзя не учитывать специфику той обстановки, которая сложилась в России в 1905–1907 гг. и была связана с резким переходом от полного отсутствия политической свободы к некой полусвободе, когда у многих возникало вполне объяснимое желание как-то обозначить себя в политическом пространстве, найти свою нишу, завербовать сторонников, завести печатный орган. Причем если раньше путь от скромного политического кружка или группы до оформления партии растягивался на многие годы, то в обстановке революции он занимал часто месяцы и даже недели.

При этом самыми крупными, массовыми политическими партиями в период первой российской революции были следующие пять: Союз русского народа, Союз 17 октября (октябристы), Конституционно-демократическая партия (кадеты), Партия социалистов-революционеров (эсеры) и Российская социал-демократическая рабочая партия, в которой были две фракции – большевики и меньшевики.

Была ли в этом внешне хаотическом конгломерате партий, союзов и организаций какая-то система, внутренняя логика их взаимоотношений? Безусловно, ответ должен быть утвердительным. Все партии можно подразделить на общероссийские, региональные и национальные. Если говорить об их программных установках, то можно выделить партии консервативные, либеральные и социалистические. С точки зрения тактики их можно разделить на правых и левых радикалов, с одной стороны, и умеренных – с другой. В Государственной думе депутаты, открыто заявившие о своей партийной принадлежности или партийных симпатиях, образовывали правый и левый фланги и находившийся между ними «центр», в который входили кадеты, а временами октябристы. Иными словами, здесь все зависит от угла зрения, под которым рассматривается история политических партий, от критериев подхода к их деятельности.

С известной долей условности можно говорить и о социальной ориентации отдельных партий. Так, социал-демократы открыто называли себя рабочей партией; эсеры, выступавшие от имени всего «трудового народа», постепенно превращались преимущественно в крестьянскую партию. Само за себя говорит и название Совета объединенного дворянства. Связи же кадетов и октябристов с буржуазией носили более сложный, во многом опосредованный характер, так же как и связи Союза русского народа с помещиками. Так или иначе, социальные критерии при классификации политических партий нужно применять очень осторожно и ни в коем случае их не абсолютизировать, как это делали марксисты.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что до 1917 г. ни одна политическая партия в России не прошла испытания властью и не имела опыта конструктивной государственной деятельности. Все партии, даже самые консервативные, занимались в основном критикой правительства, за исключением очень короткого периода, когда октябристы поддерживали Столыпина, в стране вообще не было правительственной партии или партий. С декабря 1905 г. действовала инструкция, запрещавшая государственным чиновникам вступать в какие бы то ни было партии, а в 1908 г. Сенат официально отказал кадетам в легализации их партийной деятельности.

По экспертным оценкам, в 1906–1907 гг. совокупная численность всех российских политических партий не превышала 0,5% населения страны (в 1917 г. она возросла примерно до 1,5%). Крестьянская Россия и российская «глубинка» были охвачены партиями очень слабо.

Все эти многочисленные оговорки не меняют, однако, того, что в начале XX в. и особенно в 1905–1907 гг. политическая жизнь России вступила в новую фазу, одной из главных примет которой была оживленная деятельность и бешеная конкуренция различных партий, союзов и организаций.

Начавшуюся в феврале 1917 г. революцию вместе с последовавшей за ней гражданской войной можно рассматривать как один большой период, знаменовавший собой коренной переворот во всей системе экономических, социальных, политических и национальных отношений в Российском государстве. В рамках этой революции, которую вполне можно поставить в один ряд с Французской революцией XVIII в. и Китайской революцией XX в., нетрудно выделить две кульминационные точки – февраль и октябрь 1917 г., которые часто называют также Февральской и Октябрьской революциями, оказавшими огромное влияние на ситуацию во всем мире.

Обе они носили демократический, антивоенный характер, в обеих, хотя и в различных комбинациях, участвовали одни и те же политические партии. Однако если в феврале – марте 1917 г. в России был совершен в основном верхушечный политический переворот, то в октябре 1917 г. революция носила уже интегральный социально-политический характер, положив начало поистине грандиозному эксперименту, проходившему под марксистско-ленинскими коммунистическими лозунгами. Февраль открыл двери Октябрю. Октябрь стал завершением и вместе с тем отрицанием Февраля, утвердив в России диктатуру большевиков. Но все это произошло позже, а весной 1917 г. Россия на короткое время стала едва ли не самой свободной страной мира. На смену царской власти пришло многовластие (Временное правительство, Советы рабочих, солдатских, крестьянских депутатов, различные общественные организации), Россию захлестнула волна революционной эйфории и революционного оборончества под лозунгом защиты завоеваний революции от германских агрессоров.

В конце 1905 – начале 1906 гг. российский либерализм переживал период интенсивного партийного размежевания. Партия демократических реформ (ПДР) стала своего рода творческой лабораторией по созданию в России либеральной партии «почвенного» типа.

Нашу партию нельзя считать ни правым, ни левым крылом, ни те более центром, разъяснял один из лидеров ПДР М.М. Ковалевский. Поэтому неправильно утверждение, что наша партия представляет правое крыло конституционно-демократической партии, а по некоторым вопросам – даже левое крыло социал-демократической партии. Наша партия – просто партия здравого смысла в том значении этого слова, что она признает необходимым считаться с историческим прошлым.

ПДР, в сущности, была либерально-демократической партией. Предыстория этой наследницы «великих реформ» Александра II уходит корнями в пореформенную эпоху второй половины XIX в. ПДР как бы персонифицировала связь конституционного движения конца 1850-х – начала 1860-х годов с земским либерализмом 1880–1890-х годов. Важную роль в консолидации сил российской либеральной оппозиции и выработке ее идейных основ сыграл журнал «Вестник Европы», редакционное ядро которого составили будущие лидеры ПДР (М.М. Стасюлевич, К.К. Арсеньев, В.Д. Кузьмин-Караваев, А.С. Посников, М.М. Ковалевский). К началу XX в. умеренно-либеральная группа, примыкавшая к «Вестнику Европы», представляла одно из направлений земского либерализма.

Многопартийность была ликвидирована в советской России в конце 1917-го – начале 20-х годов отнюдь не в результате политического краха, внутреннего распада и самороспуска всех иных политических партий, кроме большевистской, как утверждала советская официальная историческая наука, а из-за невозможности их существования в условиях большевистской диктатуры.

Ленин, отождествляя «диктатуру пролетариата» с диктатурой самой большевистской партии, заявил на I съезде работников просвещения 31 июля 1919 г.: «Когда нас упрекают в диктатуре одной партии и предлагают... единый социалистический фронт, мы говорим: “Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем». На самом же деле диктатуру осуществляла не вся партия, постоянно увеличивавшаяся численно, а лишь ее руководящие органы. В работе «Детская болезнь “левизны” в коммунизме» Ленин писал: «Партией руководит выбранный на съезде Центральный Комитет из 19 человек, причем текущую работу в Москве приходится вести еще более узким коллегиям Оргбюро и Политбюро, которые избираются на пленарных заседаниях ЦК в составе пяти членов ЦК в каждое бюро. Выходит, следовательно, самая настоящая “олигархия”. Ни один важный политический или организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением без руководящих указаний ЦК партии».

Уничтожив многопартийность, большевистская партия повела борьбу против разномыслия и в своих собственных рядах. Этот процесс, начатый в 1921 г., когда Х съезд партии по предложению Ленина запретил свободу фракций и группировок в РКП(б), был продолжен после его смерти борьбой против троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев (правых уклонистов), «рабочей оппозиции», группы Рютина и других «оппозиционеров» во второй половине 20-x – начале 30-х годов и закончился ликвидацией «ленинского ядра» партии в ходе сфальсифицированных судебных процессов середины 30-х годов и массовых репрессий 1937–1938 гг. Сталинское руководство «обеспечило» единство партии под воздействием силы и страха.

Вопрос о возможности многопартийности в стране, отрицательно решенный Лениным, был окончательно закрыт Сталиным в связи с принятием «самой демократической» Конституции 1936 г. В докладе о проекте Конституции он заявил, что, поскольку в СССР в результате победы социализма остались лишь два дружественных класса – рабочий класс и крестьянство и нет враждебных классов, в СССР нет почвы для существования нескольких партии, а значит, и для свободы этих партий. В СССР существует почва, сказал он, только для одной партии –коммунистической. Таким образом, монополия ВКП(б) на власть в СССР была не только реально реализована и законодательно закреплена в Конституции, но и теоретически «обоснована».

Тоталитарная власть партии-государства (РКП(б) – ВКП(б) – КПСС) охватывала и определяла все стороны жизни общества. Не случайно партийные комитеты назывались в те годы «директивными органами», ибо именно их решения становились непреложными директивами для всех государственных органов и общественных организаций.

Поэтому, рассматривая историю советского государства, мы не можем, как это было недавно, делить ее на историю партии и историю общества (гражданскую историю). Изучая любой аспект жизни советского общества тоталитарного периода, мы вынуждены обращаться к изучению партийной политики в той или иной сфере, а при изучении деятельности коммунистической партии оказываемся перед необходимостью исследовать ее воздействие на общественные процессы.

С конца 1989 г. наблюдается постепенный распад КПСС и деление ее на течения, движения и платформы. Этот процесс шел как бы двумя волнами.

Первая началась, когда в ответ на создание «демократами» так называемых народных фронтов приверженцы ортодоксально-коммунистических взглядов вышли за рамки КПСС и создали в июле 1989 г. Объединенный фронт трудящихся СССР. В его состав вошли «интернациональные» движения Молдавии, прибалтийских республик и др. В сентябре 1989 г. было учреждено республиканское отделение Фронта – ОФТ РСФСР, объединившее неформальные коммунистические и рабочие организации. Своей целью организаторы ОФТ (В. Ярин, А. Сергеев, Р. Косолапов и др.) считали борьбу за «коммунистические ориентиры перестройки», обеспечение «подлинного возрождения КПСС как партии рабочего класса». Это была единственная политическая организация коммунистической ориентации, которая апеллировала непосредственно к массам.

К лету 1990 г. противостояние «реформаторов» и «консерваторов» в высшем партийном руководстве привело к созданию Российской компартии (КП РСФСР) в составе КПСС (инициаторы – И. Полозков, Г. Зюганов, В. Купцов и др.) как альтернативы курсу горбачевского ЦК. Несмотря на то что КП РСФСР, по некоторым данным, насчитывала в своих рядах до 10 млн. членов, перед решающей схваткой за власть на президентских выборах 1991 г. ей не удалось эффективно противостоять Б. Ельцину. После поражения на выборах И. Полозкова на посту первого секретаря ЦК сменил В. Купцов.

К лету 1991 г. в КПСС был представлен довольно широкий политический спектр – от убежденных коммунистов до социал-демократов разных оттенков. В номинально единой партии прогорбачевскому центру оппонировали несколько внутрипартийных течений (протопартий), каждое из которых имело собственную идейно-теоретическую платформу и довольно быстро формировало свои оргструктуры.

На правом фланге находилась Демократическая платформа в КПСС, созданная в январе 1990 г. и объединившая приверженцев плюралистической демократии, частной собственности, концепции социального партнерства трудящихся и предпринимателей, а по сути – силы антикоммунистической направленности. После XXVIII съезда КПСС (июль 1990 г.) Демплатформа раскололась. Часть ее, Демократическое движение коммунистов, осталась в КПСС и летом 1991 г. выступила одним из инициаторов создания партии социал-демократической направленности – Демократической партии коммунистов России.

После событий 19–21 августа 1991 г. КПСС и компартия РСФСР были обвинены в сговоре с «путчистами» и указами президента России от 23 августа и 6 ноября фактически запрещены. В соответствии с этими указами их деятельность на территории РСФСР была прекращена, организационные структуры распущены, партийное имущество конфисковано.

Однако устранить коммунистов из общественной жизни не удалось. Напротив, августовские события и последующий запрет придали мощный импульс организационному развитию, ускорив размежевание внутрипартийных течений и создание на их основе самостоятельных политических организаций (вторая «волна»). Если в восточно-европейских странах после «бархатных» революций компартии делились, как правило, надвое – на партии, сохранявшие приверженность традиционным коммунистическим ценностям, и партии, переименовывавшие себя в социал-демократические, то в России после краха КПСС спектр бывших коммунистов оказался значительно шире.

Несколько позже, в 1990–1991 гг., либеральное движение приобрело откровенно прозападнический характер. Тогда большинству «новых либералов» казалось, что стоит лишь заменить планово-директивную экономику рыночной, а монополию КПСС на власть политическим плюрализмом, как все в стране встанет на свои места и будет развиваться благоприятно для всех. Впервые прозвучало и не принятое большинством общественности главное положение либеральной доктрины – противопоставление индивидуализма традиционному для советского (да и российского) человека коллективизму.

Одной из главных особенностей возрождения либерализма в нашей стране было то, что основным носителем его идеологии выступал не типичный для Запада «средний класс», а интеллигенция. Ведущей же темой выступлений либералов стало создание рыночной экономики с целью насыщения потребительского рынка, а не формирование гражданского общества и правового государства (как на Западе, да и в самой России в начале века). Такой подход получил в политологической литературе название «потребительского либерализма». Метаморфозы в сознании советского человека претерпела и идея индивидуализма. Если на Западе она обычно рассматривалась как право каждой личности иметь и свободно выражать свое мнение (что предполагало и терпимость к позиции оппонента), в СССР периода «перестройки» эта категория воспринималась чаще всего как вседозволенность.

В мае 1988 г. возникла первая партия «новых либералов» Демократический союз (ДС). Изначально в организации оформилось два крыла – «реформаторы» и «радикалы». Единого лидера в ДС с самого начала не было. Однако фактическим руководителем стала В.И. Новодворская. Интересен и социальный состав либералов «первого созыва»: 30–35% были представителями интеллигенции, 29–25% – студентами, 18–20% – рабочими. За первые два года существования ДС его региональные организации были созданы в 30 городах СССР¹⁵.

В России первые политические партии возникли на рубеже 80–90-х годов XIX в., когда в обществе была осознана необходимость изменения государст­венного строя, что вылилось в форму политической организации во имя та­кого изменения. Интересы того или иного класса или строя зачастую осозна­вали и выражали не представители этого класса или слоя, а интеллигенты. В российской интеллигенции можно выделить две группы: одна разделяла, а частью формировала правительственный курс, а другая обособляла себя от правящей бюрократии и выступала с критикой правительственного курса.

В дальнейшем, в процессе встречного движения интеллигенции и клас­са, чью политическую доктрину она выражала в силу обладания теоретиче­скими знаниями, образовывались политические партии. Интеллигенция соз­давала партии под свои идеологические модели преобразования всей систе­мы общественных отношений. Идеологическая схема оказывала самое пря­мое и непосредственное влияние на программу партии, ее организационную структуру, стратегию и тактику. Первыми возникли партии революционного

направления – Российская социально-демократическая рабочая партия (РСДРП) и партия социалистов-революционеров. Затем формировались пар­тии либеральной ориентации и, наконец, правоконсервативные (кадеты, ок­тябристы). В начале XX столетия в России насчитывалось более 280 партий.

В настоящее время в России в соответствии с Федеральным законом «О политических партиях»¹⁶ зарегистрировано около 30 политических партий, 34 из них представили в Минюст России копии свидетельств о регистрации ре­гиональных отделений более чем в половине субъектов Российской Федера­ции. В зависимости от положения политических партий в по­литической системе и типов взаимодействия между ними складывается пар­тийная система, т.е. совокупность всех политических партий, дейст­вующих в данной стране, их взаимоотношения друг с другом¹⁷.

Типология партийных систем основана на количественном критерии (это относится и к классической типологии партийных систем, разработанной М. Дюверже, и к популярной в настоящее время в политической науке типологии Дж. Сартори). Однопартийные системы складываются в странах, где политическая партия стоит у власти. Аппарат партии срастается с государст­вом, нередко подменяя его, монополизируя политическую деятельность. Ос­новные политические решения принимаются высшими партийными руково­дителями (СССР, КНДР, Куба и др.). Двухпартийные системы сложились в основном в странах с развитой демократией: Великобритании, США, Канаде, Австрии, Австралии, Новой Зеландии и др. При такой системе незави­симо от количества партий в стране лишь две партии сменяют друг друга у власти. Двухпартийная система – это результат длительного отбора и консо­лидации политических сил.