Ник Перумов Война мага. Том 4: Конец игры

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   55
* * *

— Проконсул Клавдий, — молодой барон Марий Аастер с достоинством поклонился, хотя в жилах командира имперской армии не текло и единой капли «благородной» крови. — Всё готово.

— Тогда идём, твоя светлость, — проконсул поднялся, поправил перевязь с мечом, надел шлем. — Знаю, не струсишь, не испугаешься. Потому у меня для тебя, барон, есть приказание. Последнее. Верю, ты исполнишь его, как и положено настоящему легионеру.

— Я готов, проконсул, — Марий не счёл зазорным поклониться ещё раз.

— От Императора пришли вести. Он сделал всё, что в человеческих силах и возвращается. Прежним путём. Тебе поручается встретить нашего повелителя. Возьми две сотни всадников и отправляйся на юг. Не думай сейчас о Брагге.

— Слушаю и повинуюсь, господин проконсул.

— Вижу, хочешь что-то спросить. Давай, барон, только быстро.

— Благодарю. Господин Клавдий… что я должен передать Его величеству?

— Соображаешь, парень. Ты должен передать ему вот это, — в руки Марию лёг небольшой ларец красного дерева, с оттиснутой в воске печатью самого Клавдия. — Доставишь в собственные руки, понимаешь, барон? А если нет — утопишь. Умереть можешь только после этого.

— Я всё понял, господин проконсул, — кажется, всё-таки слегка побледнел. — Большая императорская печать не должна попасть в чужие руки.

— Много рассуждаешь, барон. Ступай, тебе ещё всадников отбирать. Смотри, не ошибись.

— Я не ошибусь, господин проконсул. Но… можно всё-таки спросить…

— Ну, чего тебе ещё, господин барон?

— Ларец нашему Императору лучше отвезти не так. Не две сотни всадников, которым незаметно не выскользнуть из города, а двое или трое. В одежде простолюдинов. Ворота сегодня нараспашку, это верно, но три кавалерийские турмы — не иголка в стоге сена. Брагга насторожится. Может послать погоню. Две конные сотни — немалая сила, но, если нас окружат… да ещё и вмешаются маги Радуги…

— Ты думаешь, я этого не понимаю, господин барон? — Клавдий в упор взглянул на мальчишку, однако тот и не думал отводить глаз. — Брагга должен знать, что вы отправились на юг. Это очень важно. Большего не скажу, не жди и не проси. Ступай, ступай, барон. И смотри, не ошибись в людях.

— Не ошибусь, проконсул, — убежал. Совсем мальчишка ещё, но лихой. Он действительно или сохранит доверенное, или на самом деле утопит так, что никакая Радуга не выудит.

За дверьми крошечной оружейной — собственной оружейной господина проконсула Империи — Клавдия встретили командиры легионов.

— Всё готово, — Скаррон скрестил руки на груди. — Ждём команды, Клавдий.

Проконсул молча кивнул.

— Сегодня у нас коронация. Маги и бароны ликуют. Козлоногие стоят на месте и словно заснули.

— Потому что опять детишек резали, — мрачно бросил Гай. — Пахари разбегаются, кто куда.

— Ничего, — дёрнул щекой Публий. — Поглядим ещё, кто кого резать-то станет.

— А что, если тварей тех иначе и не остановить? — пробормотал Скаррон. — Тогда что?

Клавдий не ответил.

— Повелитель найдёт способ, — с неколебимой уверенностью заявил Публий.

Скаррон только покачал головой.

— Разболтались, господа легаты, — бросил Клавдий. — У нас есть дело. Остальное потом.

Пятеро воинов, облачившихся сегодня в парадную броню, шли через широкий двор легионных казарм, сейчас пустой и вымерший. У ворот — небывалое дело! — нет обычных часовых, а снаружи торчит два десятка баронских копейщиков в цветах Брагги.

«Надо же. Не доверил никому, поставил своих, — подумал Клавдий. — Заподозрил что-то, старый лис?»

Остальные командиры легионов, похоже, пришли к той же мысли, но шагать продолжали как ни в чём не бывало. На скалящихся дружинников никто даже не покосился.

Ворота остались приоткрытыми. Краем глаза Клавдий заметил, как туда тотчас нырнула пара подозрительных личностей.

— Пусть идут, — сквозь зубы бросил проконсул.

— Мои хорошо постарались, — вторил ему Сципион.

Путь легионных командиров лежал через Белый город, пострадавший от тогдашнего пожара куда меньше Чёрного, кварталов бедноты. Опоясывавшая богатую часть Мельина стена уцелела, за исключением Кожевенных ворот, стертых до основания магическим ударом Радуги ещё в самом начале мятежа. Здесь уже всюду стояла баронская стража, наёмники в многоцветных накидках с гербами знатных мятежников. Клавдий окинул взглядом нарядные фасады, свисавшие с балконов гирлянды и флажки — победу Конгрегации приветствовали немало горожан из «благородного сословия».

На легатов косились. И расставленные на всех углах баронские дружинники, и многие жители. Но командирам четырех имперских легионов вместе с проконсулом предстояло сыграть важную роль в сегодняшней церемонии, и заступить им дорогу никто не решился.

Ближе к скале, на которой высился императорский замок, толпа сделалась совсем плотной. Каждый второй — наёмники Конгрегации.

Императорские регалии переданы Брагге. Как он и просил, тайно. Похоже, после этого вскарабкавшийся на мельинский трон барон решил, что Клавдий и его легаты заслуживают некоего доверия.

— Господин проконсул, — вынырнул угодливый служка, мажордом Брагги, сейчас забывший всю свойственную своему посту спесь. — Прошу сюда, господин проконсул. Господа легаты, вы тоже. Прошу.

Перед подъёмом на замковую скалу, возле орденских миссий, стоял старый собор, где испокон веку короновались мельинские Императоры. Собор возвели в незапамятные времена, по сравнению с новыми постройками он казался совсем не величественным, его шпили давно не были самыми высокими в имперской столице, однако тут лежали все до единого правители Мельина, даже если они умирали где-то в далеких краях. Места в небольшом соборе почти не осталось, гробницы стояли плотно друг к другу, так, что людям приходилось протискиваться между их чёрными боками. Клир в торжественных облачениях собрался на широких ступенях, где перед дверьми собора, опустившись на колени, Императоры Мельина принимали корону — сперва из рук лучшего воина королевства (тогда ещё не именовавшегося проконсулом) как знак единения с армией; потом, по мере того, как набирала силу Церковь Спасителя, первый меч уступил место первосвященнику.

Брагги не видно. Он со свитой выйдет из Чёрного города, пройдет насквозь Город Белый и только потом приблизится к ступеням и встанет на колени; начнётся долгая церемония, с перечислением великих деяний всех мельинских Императоров, походов и побед, возведённых городов и так далее и тому подобное. Торжественный молебен; возложение короны; и после этого слово нового Императора к народу. Объявления о милостях и вольностях, продиктованные Коронным Советом. Потом, после этой речи, Император замолкнет на год — власть следовало передать всё тому же Коронному Совету; но что на этот раз?

Ближе к собору горожан почти не осталось, даже из числа сочувствующих Конгрегации. Господа бароны выпотрошили сундуки, облачившись в гербовые парадные мантии, отороченные редкими мехами — поверх начищенных до блеска парадных же доспехов. Разошлись тучи, посветлело, залучилось и заиграло — добрая примета, немедленно зашептались вокруг легатов.

Пятеро легионеров, выслужившихся из самых низов, чьи отцы пахали, ковали, валили лес или рыбачили, стояли посреди разнаряженной толпы. Многие бароны, из ближних, успели вызвать семьи, молодые сыновья-сквайры ошалело крутили головами, наверное, сами не верили, что стоят у самого начала новой династии, в которой им, им и только им достанутся отныне теплые местечки и высокие должности.

С легатами и проконсулом никто не заговаривал, их словно не замечали. А они стояли, привычно, спина к спине, тесным кругом, и мало кто мог выдержать их взгляды. Клавдий и его товарищи не держались за эфесы парадных гладиусов, стояли, спокойно скрестив руки на груди, — и ждали.

…Засуетились махальщики на крышах, забегали, шныряя в толпе, факелоноши, под высокими шпилями зашлись в истерике малые колокола, большие ударят в тот миг, когда корона коснётся чела нового Императора.

Баронские копейщики осторожно — всё-таки тут весь цвет мельинского нобилитета! — раздвинули толпу. На очистившиеся мостовые полетели цветочные венки и букеты, хор мальчиков-послушников затянул нескончаемое хвалебное песнопение, восславляя Спасителя и прося Его благословить новое царствие.

По краям широкого ступенчатого подъёма ко входу в собор зажглись благовонные курильницы. Брагга не поскупился, наверное, отдал все запасы ароматических снадобий. К Клавдию вновь подлетел мажордом барона, прямиком шагающего в имперские правители:

— Господин проконсул, повелитель сказал спросить…

— Я всё помню, любезнейший, — старый рубака был сейчас сама вежливость. — Принять ларец. Открыть. Поднять корону, явить собравшимся сословиям. Сказать о верности легионов. Подняться по ступеням, держа корону обеими руками так, чтобы все видели, встать на колени перед его преосвященством архиепископом, вручить преподобному знаки императорского достоинства. Всё.

Мажордом не нашёлся, что сказать, только поклонился и тотчас исчез, словно втянулся в щель между камней, как это умеют только лучшие из слуг, уже забывшие, каково это — служить не кому-то, а самому себе и своей стране.

Забили барабаны, хор попытался состязаться с ними, взяв так высоко, что непривычным к подобному легатам резало слух. Нобили, их жёны, молодые сквайры, редкие горожане, чудом пробившиеся к собору, — загомонили, словно ими же презираемое простонародье — в дальнем конце улицы появилась процессия.

Как велит обычай, барон Брагга ехал на ослепительно-белом жеребце, со спины благородного животного до самой земли спускались бархатные попоны с вышитыми гербами самого достойного барона. Всадника окружала многочисленная стража, никак не меньше трёх десятков дружинников верхами, в полном вооружении и тяжёлой броне, так что бедные кони едва волочили ноги — видать, Брагга опасался арбалетчиков. Рядом с бароном, отставая на полкорпуса, ехал его сын, ещё чуть дальше — жена. Это было новостью — Императоры не слишком обременяли себя условностями браков, предпочитая наложниц, из которых и выбиралась та, что станет матерью наследника. Со знатными родами Империи те, кто ею правил, роднились, но не слишком охотно, прекрасно понимая, чем чревато появление у трона толпы жениных родственничков.

Следом, соблюдая важную чинность, вышагивали пешие — знатнейшие пэры державы, столпы баронского мятежа, до которых у настоящего Императора, единственного, чьи приказы признавали Клавдий и его легаты, так и не дошли руки. В глазах рябило от многоцветных плащей и накидок, расшитых самыми причудливыми гербами — драконы сменялись вепрями и волками, морские змеи — медведями и тиграми.

Ни один из свитских новоявленного Императора не пренебрёг доспехами, ни один не расстался с оружием. Берегутся, боятся. Что ж, правильно делают.

А вот и маги — позади всей свиты, двое в однотонных плащах. Ну, конечно, без них не обошлось, на такую удачу и надеяться никто не мог…

Где-то тут наверняка и серые, из тех, что остались в Мельине и пошли на сговор с Конгрегацией. Но и это сейчас уже не имеет никакого значения.

Процессия остановилась, двое служек бросились на колени перед Браггой, придерживая стремя; достойный барон неспешно слез с седла. Мальчишки-послушники (и как только не охрипнут!) завели новое славословие, на сей раз — уже непосредственно ему, шагающему из простого баронства (графов, подобных Тарвусу, в Империи было мало) сразу на императорский трон.

Брагга торжествующе взглянул на проконсула, и тот поспешно опустился на одно колено.

Стисни зубы и помни, зачем всё это и для чего…

На ведущей от императорского замка дороге появилась ещё одна процессия, на сей раз — со внушительного вида ковчегом, что тащили на паре длинных шестов восемь носильщиков. В ковчеге — те самые императорские регалии, спрятанные истинным правителем Мельина и переданные Клавдием барону Брагге.

Да что ж так жарит это проклятое солнце?! Пот стекает по шее, спине, плечам, кожа горит под сталью; словно ты — не проконсул, отшагавший бесчисленные лиги в строю когорт, а изнеженный мальчишка-сквайр, только-только оставивший родовой замок, и сделавшийся оруженосцем соседа-барона.

Распорядитель церемонии, по обычаю, старейший из баронов, «могущих сесть в седло и держать копьё», неловко переставляя ноги в явно тяжёлых для него доспехах, шагнул к опущенному ковчегу. Откинул кованую крышку.

На атласе засияла бесчисленными самоцветами императорская корона. Клавдий медленно протянул руки, осторожно коснулся начищенного золотого обода. Поднял венец над головой.

Четверо легатов немедля встали по обе его стороны; проконсул начал медленно подниматься по ступеням. Брагга и его свита ждали у подножия.

Корону проконсул держал высоко, золото блистало ярко; и на душе у Клавдия было покойно, как никогда.

Вот и последняя ступень.

Клавдий останавливается, поворачивается и нескончаемый миг смотрит прямо в лицо Брагге. Потом поднимает корону ещё выше, так высоко, как только может — и начинает речь.

Он говорит заученными фразами о верности легионов, о том, что они — плоть от плоти Империи, что они — её разящая длань. Проконсул не мастер долгих и красивых речей, это известно всем, поэтому он не особо усердствует. От имени всех, кто носил латы и щит с изображением василиска, он клянётся в верности новому повелителю, и легаты, как один, повторяют его слова.

Печёт немилосердное солнце. И спастись от него можно одним-единственным.

Старческие руки архиепископа, все в сиреневых жилах и коричневатых пятнах, протягиваются к короне, слегка трясясь. Клавдий преклоняет колено и, опустив голову, вручает реликвию первосвященнику. Проконсул не слышит гула толпы, одобрительных возгласов — долго живи, Император!

Брагга медленно преклоняет колени, вновь поднимается. И так же медленно направляется вверх по ступеням.

Дрожат руки первосвященника.

Взор Клавдия словно прикован к процессии. Рядом с легатами появляется стража, но это уже ничего не изменит.

Брагга в одной ступени от архиепископа.

Слишком жарко, Клавдий. Слишком жарко. А воды нет и не будет.

И передовому легиону надо продержаться, пока не подтянутся главные силы.

Брагга опускается на одно колено. Склоняет голову.

Клавдий знает, что на него, бывшего проконсула Империи, смотрят сейчас и свитские в кованых доспехах, и оба мага Радуги, и невидимые серые, затерявшиеся в толпе.

Брагга оказался бы последним глупцом, поверь до конца ему, Клавдию Варрону.

Проконсул не шевелится. Неподвижны и остальные легаты. Гладиусы остаются в ножнах. Сжатые кулаки на виду. От командиров грозных легионов остались только имена.

Клавдий поймал торжествующий взгляд барона, становящегося Императором. Да, они унижены и растоптаны, несмотря на выторгованные условия. Кондиции скоро разорвут — когда Брагга почувствует себя достаточно уверенно в Мельине, если, конечно, сюда прежде не явятся козлоногие. Но о тварях Разлома достойный барон сейчас явно не думает.

Светские глядят в склонённые затылки легатов с явным пренебрежением. Купил их Брагга, как есть, купил с потрохами.

И маги Радуги, даже если способны, не прочтут сейчас в мыслях Клавдия и его товарищей ничего изменнического.

…Проконсул не потянулся к эфесу парадного меча. Короткий засапожный нож, голенище совсем рядом с пальцами — Клавдию оставалось только сомкнуть их на твёрдой, нагретой солнцем и его собственным телом рукоятке.

Мир разорвался пополам, и дороги назад не стало.

…Барон Брагга облачился в полный доспех, словно для боя или турнира. Кольчужная рубаха, поверх неё — тяжёлая стальная кираса, высокий шлем, хауберк, юбка из железных полос, поножи и поручни, броня до кончиков пальцев. Однако гордость не позволила ему опустить забрало, да и обычай бы нарушить он не посмел бы тоже: народ должен видеть лицо своего повелителя. Торжествующий взгляд, брошенный на Клавдия, стал роковым: остро отточенный нож, которым, случалось, проконсул брился в походах, вошёл Брагге прямо под глазное яблоко и барон опрокинулся, гремя бесполезным железом.

Легаты дружно вскочили, спина к спине и плечо к плечу, мечи выставлены; сжавшись ощетинившимся ежом, они бросились прямо на оторопевших свитских.

Ничтожный шанс выжить сохранится, только если они покончат с магами.

О наплечник Скаррона звякнул стальной дрот — серые тоже опомнились.

Второй убийца оказался поудачливее — острие задело шею Публия, однако командир Одиннадцатого легиона только дёрнулся.

Клавдий видел перекошенные лица магов, их мечущиеся руки, вскинувшиеся посохи, и знал, что чародеи не успевают. На долю мгновения, но запаздывают, и потому он…

Гай принял гладиусом молодецкий взмах баронского меча, левая рука с кинжалом мелькнула над щитом, тонкое лезвие вонзилось прямо в глазную прорезь глухого шлема; Сципион плечо в плечо сшибся с ещё одним свитским, смертельно рискуя — помогли опыт и быстрота, нобиль пошатнулся, и легат страшным прямым ударом пробил кольчатый хауберк.

Товарищи прикрыли его, Клавдий оказался лицом к лицу с обоими магами. Он знал — ещё половина удара сердца, и воздух за его спиной вспыхнет испепеляющим пламенем; метательный нож остался торчать из-под глаза рухнувшего Брагги, и проконсул левой рукой выхватил длинный кинжал — в легионах эта мода держалась не один век, после отгремевших войн с Дану, мастеров изящного обоеручного фехтования.

Со всех сторон уже валом валили бароны, кто-то выл, орал и вопил. Толпа смяла даже серых, а чародеи безнадёжно опаздывали.

…Гладиус в руке проконсула надвое перерубил посох; волшебник отшатнулся, тратя последнее отпущенное ему мгновение, чтобы завершить заклинание. Легионерский меч вошёл тому в живот, и Клавдий провернул клинок в ране.

В этот миг воздух за спиной проконсула вспыхнул. Именно так, как он и ожидал.

Его швырнуло вперёд, прямо на баронские эстоки и бастарды. Рядом оказался Скаррон, плащ легата пылал за плечами, левая рука окрасилась алым; командир Девятого Железного легиона грудью принял размашистый удар, но доспехи выдержали, а его гладиус взял ещё одну жизнь.

…Второго мага зарубил Гай. Зарубил, но оказавшийся совсем близко серый тоже не промахнулся; легат схватился за горло и рухнул, захлебываясь кровью.

…Обожжённый до полной неузнаваемости Сципион вцепился в убийцу, вгоняя пол-локтя стали тому под рёбра — удача серого кончилась.

…Публий отбивался сразу от троих баронов, отбил раз, другой и третий, а потом, не щадя себя, рванулся в ближний бой, коротким и толстым мечом пробив нагрудную кирасу с гордо распялившим крылья золотистым орлом. Пробил — и сам свалился от удара сзади.

…Проконсулу Клавдию больше не было жарко. Он видел мелькание вражьей стали, парировал выпады и не думал о том, как выжить. Об этом они все достаточно рассуждали прежде.

Ещё три шага.

Взрыв.

Прямо перед ними мостовая разлетелась, словно в неё ударил чудовищный молот. Площадь окутали клубы дыма, и трое легатов, подхватив израненных Гая с Публием, слепо бросились в полыхающий жаром пролом.

…Нет, они не могли поступить иначе. Тоннель проходил слишком далеко от ступеней, и, взорви легионеры крышку, маги вкупе с серыми успели бы прикрыть Браггу.

…Клавдий упал на мягкое, вскочил — вокруг уже поднимались острия пилумов, Девятый Железный легион был готов отомстить за своего командира.

Нет, не зря, не зря он, Клавдий, столько раз сопровождал молодого Императора в его ночных вылазках по мельинским катакомбам! Вот и пригодилось.

Чьи-то руки тащили проконсула в черноту тоннеля, кто-то выкрикивал команды, защёлкали арбалеты, заставляя убраться самых смелых или же самых безрассудных нобилей; дело сделано, осталось вывести легионы прочь из города, предоставив Конгрегации рвать саму себя на части в поисках нового претендента на престол. Атаковать баронов? — нет, в городе когортам всё-таки тесно, куда лучше выманить тяжёлую рыцарскую конницу в поле и дать бой, как на Ягодной гряде.

Накатила запоздавшая боль, и проконсул бессильно обмяк на руках подоспевших лекарей.