Кмоменту смерти И. Сталина «зона влияния» СССР в Европе была в основном «обустроена»

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3

Глава 3.

«Мировая социалистическая система»

1953–1984 гг.

§1	Восточная Европа

Европейская «империя» Сталина. К моменту смерти И. Сталина «зона влияния» СССР в Европе была в основном «обустроена». Во всех восточноевропейских странах были созданы тоталитарные государства коммунистического типа, во главе которых утвердились руководители, безраздельно преданные Советскому Союзу и лично его вождю. Всякие разговоры о «специфическом, национальном пути к социализму» были прекращены и все «страны народной демократии» пошли к объявленной цели одним и тем же – советским – путем (национализация земли и коллективизация крестьянства, национализация городского производства и организация жесткого централизованного планирования госэкономики, упор на строительство тяжелой промышленности, тотальный партийно-государственный контроль за всеми видами информации, постоянная массированная пропагандистская обработка населения, всевластие органов госбезопасности, поощрение доносительства, репрессии в отношении непокорных и, в особенности, к «неблагонадежным» членам правящей партии и ее руководителям). Гарантом прочности коммунистических режимов была советская армия, части которой продолжали находиться на территории всех восточноевропейских стран (кроме Югославии и Албании).

Некоторое исключение в общем ряду представляла собой Югославия, в которой была создана похожая партийно-государственная система, однако «замыкалась» она не на СССР и Сталине, а на местном вожде Тито.

Однако старую коминтерновскую мечту о слиянии социалистических стран в единое государство осуществлять не стали. Советский вождь посчитал для себя более удобным и выгодным сохранить за восточноевропейскими странами формальную видимость государственного суверенитета. При этом самые жестокие кары ждали тех местных коммунистов, которых обвиняли в «национализме», – так пресекались малейшие попытки самостоятельной, заранее не согласованной с Кремлем политики.

Десталинизация «соцлагеря». После смерти Сталина возникла реальная опасность того, что империя, созданная покойным вождем, с исчезновением ее «персонального центра» может развалиться. Оказалось, что не везде население готово безропотно мириться с тяготами «строительства социализма», – массовые забастовки и уличные беспорядки 1953 года в Восточной Германии (ГДР) удалось подавить только с применением советских танков.

Осуждая «излишние» жестокости Сталина, смягчая политический режим в СССР, Хрущев предоставил и некоторую самостоятельность своим восточноевропейским союзникам. Но насколько далеко могли простираться их права в рамках «социалистического лагеря» – это предстояло определить на практике.

Особое беспокойство у новых советских руководителей вызывала постоянно напряженная ситуация в Польше. Традиционные, имеющие давние исторические корни антирусские настроения, особый накал национализма в этой стране, делали очень опасным «в случае чего» применение здесь советских вооруженных сил – весьма вероятным было ожесточенное сопротивление польской армии^¹. Кроме того, польские коммунисты никогда не были в состоянии установить монополию на умы и души своих сограждан, – настолько прочно в польской жизни укоренилась католическая церковь («костёл»). Именно с Польши и начались бурные события 1956 года в Восточной Европе.

Летом 1956 г. в промышленных центрах Польши забастовали и вышли на улицы рабочие – они требовали повышения зарплаты и сокращения рабочего дня; эти «беспорядка» совпали с демонстрациями верующих, брожением среди интеллигенции. Свою «демонстрацию» устроило и руководство компартии, – когда в Варшаву прибыли министр обороны СССР Булганин и начальник Генштаба маршал Жуков, их не допустили на заседание ЦК. Осенью советское командование так же демонстративно начало передвигать с места на место войска, размещенные в Польше. Польское руководство ответило на это снятием с поста министра обороны Польши маршала СССР Рокоссовского. Обстановка обострилась до предела. Во главе польской компартии вновь встал ее бывший руководитель Гомулка (восемь лет тому назад его сняли со всех постов и арестовали по приказу Сталина). Его визит в Москву разрядил кризис и установил новые рамки взаимоотношений польского и советского руководства. Гомулка заверил Хрущева, что не выведет свою страну из военного союза с СССР (Организации Варшавского договора) и сохранит в целом созданный в Польше общественно-государственный строй. При этом он добился согласия Москвы на прекращение коллективизации польского крестьянства и на большую самостоятельность во внутренних делах.

4 ноября 1956 г., в тот самый день, когда новый польский лидер отправился на переговоры в Москву, другой кризис начал разрешаться силой оружия, – советские танки двинулись на Будапешт.

События в Венгрии начались со студенческих демонстраций в поддержку польских забастовщиков. Волнения с протестами уже против собственного режима быстро охватили столицу. Демонстрации переросли в вооруженное восстание. Вскоре в руках восставших был весь Будапешт. Потерявший контроль над страной коммунистический руководитель Венгрии «верный сталинец» Ракоши^² ушел в отставку. Его преемник поспешил призвать в столицу советские войска. Несколько советских дивизий под градом камней, а затем и под выстрелами заняли город и приступили к уничтожению отрядов восставших.

Одновременно с боями в столице политический переворот произошел в руководстве венгерской компартии. Пост премьер-министра занял давний соперник Ракоши Имре Надь. Он уверил «советских товарищей», что сумеет успокоить своих соотечественников, и войска вышли из города (они расположившись неподалеку, пополняя боезапас и приводя в порядок поврежденную технику). Новый премьер также был старым коминтерновцем, однако повел он себя в отношении СССР неожиданно: потребовал вывода из страны советских войск, заявил о разрыве военного союза с СССР и о нейтралитете Венгрии, а также ввел в свое правительство лидеров некоммунистических партий.

Реакция на эти заявления последовала незамедлительно, – 30-тысячная группировка советских войск снова ворвалась в Будапешт и начался решительный и беспощадный разгром восставших. Через неделю ожесточенных городских боев сопротивление венгров было сломлено. Советские потери составили 720 человек убитыми, более полутора тысяч раненными и 51 человек пропал без вести. Погибло более 2,5 тысяч венгров, более 200 тысяч бежали из страны^³.

К началу 60-х гг. из-под советского влияния вышло сталинистское руководство Албании. В споре за лидерство в «мировом коммунистическом и национально-освободительном движении» между СССР и Китаем албанский диктатор Ходжа резко переориентировался на Мао Цзэдуна. Позже, в конце 70-х, он поссорился и с Китаем, после чего эта небольшая и очень бедная страна почти совершенно отгородилась от мира и, построив огромное количество бомбоубежищ поголовно для всего населения, продолжала ждать всеобщей ядерной войны.

С конца 60-х гг. демонстративно-самостоятельную политику повело руководство Румынии. В этой стране никогда не ставился вопрос ни о демократизации, ни о выходе из военного союза «соцлагеря», – жесткий, клановый и коррумпированный режим стремился к абсолютной власти внутри страны и к максимальной саморекламе и выгодам на мировой арене.

Берлинская «стена». Самым слабым звеном европейской «социалистической системы» была Восточная Германия – ГДР (Германская Демократическая Республика). Нигде «соревнование двух систем» не проявлялось так ярко, зримо, как по границе разделенной Германии. У жителей ее восточной части постоянно был перед глазами пример гораздо более свободной и богатой жизни их соотечественников на западе. Более того, все знали о том, что при переходе границы гражданин ГДР автоматически становится полноправным гражданином Федеративной Республики Германии. И для того, чтобы оказаться в западной части страны необязательно было пробираться через государственную границу – достаточно было приехать в столицу ГДР, Восточный Берлин, и перейти в оккупационные зоны Западного Берлина (или проехать туда по единой линии метро), а затем самолетом одной из западных авиакомпаний долететь до любого города в ФРГ. За пятнадцать послевоенных лет этой возможностью воспользовалось около трех миллионов «восточных» немцев. Масштабы ухода населения на запад для 17-миллионной ГДР были столь велики, что в корне подрывали любые усилия восточногерманских властей по развитию экономики и образования^⁴.

СССР стремился превратить ГДР в привлекательную «витрину» социализма, обращенную на Запад, поэтому и его очень беспокоило столь очевидное «голосование ногами» восточных немцев. В 1961 году советское руководство предприняло очередную попытку «надавить» на бывших союзников с тем, чтобы они ушли из Западного Берлина. Когда же Хрущев понял, что в этом вопросе западные державы будут стоять непоколебимо, Западный Берлин был сначала по всему периметру обнесен колючей проволокой, а затем и высоченной бетонной стеной.

Почти на тридцать лет «Берлинская стена» стала зримым воплощением «железного занавеса», которым коммунистический Восток наглухо отгородился от капиталистического Запада, символом бессилия «коммунизма» перед «свободным миром». Со стороны ГДР «стена» строжайше охранялась с применением всех мыслимых технических средств. Внутренняя же ее часть скоро превратилась во всеевропейскую диковину для многочисленных туристов, на которой они (по неистребимой привычке всех туристов) неизменно оставляли свои автографы. Со временем «стена» стала одним из наиболее популярных «холстов» для городских художников буквально со всего мира, и к моменту слома в 1991 году оказалась сплошь расписана самыми разнообразными панно-граффити.

«Пражская весна». В 1968 году еще одна из восточноевропейских стран получила возможность почувствовать те границы, переступать которые категорически запрещено, оставаясь в рамках «социалистического лагеря». Чехословакия после коммунистического переворота 1948 года на протяжении двух десятилетий оставалась одной из самых «спокойных» стран советского блока. Однако к середине 60-х гг. стало очевидным, что эта, в прошлом одна из самых развитых промышленных и культурных стран Европы, начала во всех отношениях безнадежно отставать от западных государств, на которые она до войны привыкла равняться. Начавшиеся экономические реформы «буксовали» из-за некомпетентности старого консервативного руководства. В январе 1968 г. новым главой чехословацкой компартии стал Александр Дубчек, который привел за собой в руководство и других либерально настроенных партийных деятелей.

Экономические реформы, которые они собиралось проводить были даже менее радикальными, чем те, которые «позволялись» соседней Венгрии и были созвучны реформам, начавшимся в то время в самом СССР. Новые чехословацкие лидеры постоянно подчеркивали, что дружба и союз с СССР останутся нерушимыми, что они не собираются покушаться на «основу социализма» – государственную собственность, что они хотят только «улучшить» существующий строй, создать «социализм с человеческим лицом». Они полагали, что в предстоящем деле должны принять активное участие как можно больше людей, что мнение их должно быть услышано. Поэтому партийно-государственная цензура в средствах массовой информации была заметно ослаблена, а вскоре фактически и вовсе сошла на нет. Именно гласность, переходящая в свободу слова, и стала тем роковым шагом, который погубил едва начавшуюся «пражскую весну».

Критику всевозможных недостатков, открытость, откровенность мнений, сам дух свободы широкой общественной дискуссии, выплеснувшийся на страницы газет, радио, телевидения в московском Кремле воспринимали крайне болезненно. С «чехословацкими товарищами» неоднократно говорили «по-хорошему», доказывали им, что без цензуры коммунистическая партия в самом скором времени власть потеряет, а те кто придут ей на смену непременно поведут страну по капиталистическому пути.

Но уговоры не действовали, а тем временем «истинные коммунисты» вытеснялись со всех командных постов, переизбирались большинством голосов рядовых членов партии. «Перерождению» партии и страны нужно было положить конец любыми средствами, – в августе 1968 года войска стран-участниц Варшавского договора вошли на территорию Чехословакии. Прошло, однако, несколько месяцев, прежде чем удалось сместить Дубчека и его единомышленников и обеспечить выборы нового руководства. Во главе партии, а затем и государства встал «верный марксист-ленинец» из старшего поколения^⁵, и спокойствие в стране было обеспечено на долгие годы – вплоть до советской «перестройки» (через два десятилетия она удивительно напоминала ту «пражскую весну»).

Восточноевропейские страны, попавшие в орбиту СССР были очень разными. Однако их сорокалетняя «социалистическая» история привела всех их к очень схожим результатам. По сравнению с западными странами, начинавшими в 1945 году послевоенную жизнь примерно с тех же стартовых позиций, у них в итоге сформировалась неэффективная экономика, продукция которой могла найти спрос только на внутреннем и на советском (не слишком требовательном) рынке. Для всех них были характерны сравнительно низкий уровень жизни населения, некомпетентное руководство практически во всех областях, деградировавшее гражданское общество, комплекс неполноценности по отношению к более богатым и свободным народам.

Почти все «соцстраны» в 70–80 гг. пытались модернизировать свое производство и с этой целью брали крупные займы у развитых стран для закупки новейшего технологического оборудования. Однако даже самая современная западная техника не смогла компенсировать плохое управление, недостаток квалификации работников, слабое (а то и отрицательное) стимулирования производства. В результате, к концу 80-х гг. «соцстраны» подошли на грани государственного банкротства – с огромными (на душу населения) валютными долгами, отдать которые при неконкурентоспособной экономике не представлялось возможным. Государство было уже не в состоянии обеспечивать населению приемлемый уровень жизни, а потому крупные социальные потрясения были неизбежны и закономерны. После того, как «перестроечный» СССР отказался поддерживать восточноевропейские режимы угрозой своей военной мощи, «соцлагерь» развалился с быстротой, удивившей даже его недоброжелателей.

§2	«Социализм» за пределами Европы

Победа китайских коммунистов в гражданской войне против численно превосходящей их армии Чан Кайши стала первым симптомом могущества коммунистических движений в неевропейских странах. Этой победы бойцы Мао Цзэдуна добились в основном своими силами, помощь СССР имела второстепенное значение. Вслед за Китаем на путь «строительства социализма» стали переходить и другие народы, освободившиеся от колониальной зависимости.

В Азии, в отличие от Восточной Европы, коммунистические лидеры укрепляли свою власть без давления со стороны СССР, – тогда как удержать народы этого региона в рамках «свободного мира» не всегда удавалось даже силой. Корея не стала целиком коммунистической только благодаря вооруженному вмешательству США, до 1971 г. державших на юге страны две своих дивизии; во Вьетнаме же этому не смогла помешать вся военная мощь мировой сверхдержавы, – сразу же после того, как американские войска покинули Вьетнам, коммунисты Севера объединили под своей властью всю страну.

Однако опасения американцев, что под контроль коммунистических режимов неизбежно перейдет вся Юго-Восточная Азия, не оправдались. Кроме того, азиатская часть «социалистического лагеря» не только не стала для СССР надежной опорой в мире, но скоро превратилась для него в источник постоянных проблем и тревог. Коммунистические правительства здесь оказывались самыми неудобными партнерами для своего «Старшего Брата», и трудно сказать, кому они доставляли больше проблем – «империалистам» или Советскому Союзу.

Главным смыслом, эмоциональной основой азиатского коммунизма была ненависть к богатому Западу в сочетании с агрессивным национальным самоутверждением. Вопреки опасениям американцев, «социалистические» соседи не только не выступали сплоченным фронтом, но и постоянно находились на грани войны друг с другом (иногда переходя эту грань). Их междоусобные распри не могла перевесить даже общая ненависть к «американскому империализму».

Индустриализация без иностранной помощи была для этих стран явно непосильной, но это не делало внешнюю политику коммунистических режимов более взвешенной и осторожной. Население воспитывалось в крайне воинственном духе, каждая из стран ощущала себя «осажденной крепостью», и этим оправдывалось замораживание уровня жизни на нищенском уровне.

В СССР газеты и телевидение старались не распространяться о том, как идут дела в «братских» странах (достаточно реалистично и в мрачных тонах описывались только события в Китае после окончательного разрыва отношений с Мао Цзэдуном).

Китай. В первые несколько лет после победы в гражданской войне усилия китайских коммунистов были направлены в основном на восстановление разрушенной экономики, истребление «классовых врагов» и укрепление своей популярности среди населения, почти целиком состоявшего из крестьян. Всем этим целям одновременно служила радикальная аграрная реформа: уничтожив крупных землевладельцев (более 700 тысяч человек), коммунистические власти разделили их земли между крестьянами; их наделы в результате увеличились в два-три раза, и в стране начался быстрый хозяйственный рост. После смерти Сталина, остерегавшегося слишком тесных отношений с Мао Цзэдуном, началась недолгая эпоха «великой дружбы» между Китаем и СССР. С помощью советских специалистов строились фабрики и заводы, китайские студенты учились в советских вузах; оплачивалось все это китайским чаем, фарфором, текстилем, спортивным инвентарем, термосами, авторучками.

Китайская компартия (КПК) вовсе не была таким идейным монолитом, как КПСС, а председатель партии Мао Цзэдун не обладал такой неограниченной властью, как Сталин. Среди руководителей КПК были люди разных взглядов, и рядом с «левым» Мао Цзэдуном были и весьма умеренные деятели, такие как Дэн Сяопин – будущий «архитектор» рыночных реформ. Советское влияние в годы «оттепели» было в пользу как раз «умеренных», считавших главной целью партии экономический рост и повышение жизненного уровня людей. Поэтому уже в 1956 г. на съезде КПК было объявлено, что социализм в стране «в основном построен», и теперь надо сосредоточиться на экономике. Население Китая после окончания гражданской войны начало бурно расти (в среднем на 10 – 15 миллионов человек в год), и прокормить всю эту массу уже само по себе было нелегкой задачей. Начавшаяся в середине 50-х гг. коллективизация поначалу велась осторожно и не подрывала основ крестьянского хозяйства; в городах сохранялась частная торговля и ремесленное производство.

Но в 1958 г. «левые» радикалы во главе с Мао Цзэдуном решили перейти в наступление. В газетах началась яростная пропагандистская кампания против «буржуазных перерожденцев», все откровеннее звучали упреки и обвинения в адрес советских коммунистов и лично Хрущева, не пожелавшего поделиться с Китаем технологией производства ядерного оружия и пошедшего на «сговор с империалистами». На смену осторожному и прагматичному* экономическому курсу пришла политика «Большого скачка», которая развернулась под лозунгом: «Три года упорного труда – десять тысяч лет счастья!»

В городах стали искоренять частное ремесло и торговлю; крестьян силой загоняли в сельскохозяйственные коммуны, отличавшиеся от советских колхозов тем, что их члены не должны были иметь вообще ничего своего – совместная работа, общие дома, общее питание в общественных столовых. От них требовалось не только выращивать рис и пасти скот, но и выплавлять железо в построенных своими силами «семейных» доменных печах. Начались преследования образованных людей: тех, в ком еще недавно видели ценных специалистов, теперь стали сотнями тысяч высылать из городов в деревенские коммуны «на перевоспитание».

Два года в СССР старались не афишировать «идейные разногласия» с Мао, но в конце концов нервы Хрущева не выдержали: в 1960 г. по команде из Москвы все 30 тысяч советских специалистов покинули Китай, бросив на произвол судьбы всю его недостроенную промышленность, – разрыв «великой дружбы» между СССР и КНР стал свершившимся фактом. Китай, не признаваемый США и одновременно лишившийся советской помощи, оказался в очень трудном положении, но это лишь помогало Мао Цзэдуну воспитывать у сограждан психологию «осажденной крепости»: «Надо готовить народ к войне, рыть глубокие туннели и запасать зерно».

Через три года результаты «Большого скачка» проявились во всей красе. И без того невеликое промышленное производство упало более чем на треть, начался голод – погибло около 20 миллионов человек. Пришлось снова дать стране передышку; «великий кормчий»^⁶ на время отступил в тень, управление перешло в руки его соперников. К середине 60-х экономика оправилась от «Большого скачка», восстановив уровень 1957 г. Но как только Китай немного «зализал раны», Мао вернулся. В 1966 г. для многострадальной страны начался новый период «революционных потрясений», продолжавшийся с небольшими передышками до самой смерти вождя.

Мао объявил, что страна нуждается в решительном обновлении, в «великой пролетарской культурной революции» – партийные чиновники, да и вообще все старшее поколение, переродились в бюрократов и взяточников, и бороться с этим может только сохранившая «революционность» молодежь – школьники, студенты, армейские новобранцы и т. п. По призыву вождя по всей стране стали организовываться молодежные отряды хунвейбинов («красных охранников») и цзаофаней («бунтарей»). «Революционные» студенты и школьники расправлялись с собственными преподавателями, громили государственные учреждения и парткомы, рабочая молодежь захватывала заводы, организованные толпы на улицах городов устраивали «суды» над седовласыми «буржуазными перерожденцами», требовали от них публичной «самокритики», а «неисправимых» убивали. Это был невиданный в истории метод борьбы за лидерство в партии, особенно невероятный в такой стране, как Китай, где почитание старших на протяжении трех тысяч лет считалось главной человеческой добродетелью.

Интересно, что эти события нашли отклик среди молодежи на Западе – среди вожаков студенческих бунтов 1968 г. многие объявляли себя поклонниками Мао Цзэдуна – «настоящего» революционера, не побоявшегося перевернуть все общество вверх дном, чтобы спасти его от застоя и окостенения.

Занятия в школах и университетах прекратились. Все науки, которые до сих пор там преподавались, были объявлены ненужными – молодое поколение черпало всю необходимую для жизни премудрость из «красной книжечки» – сборника высказываний Председателя Мао по самым разнообразным вопросам^⁷. К интеллигентам вновь применили испытанный метод «перевоспитания» – за годы «культурной революции» в деревни были высланы 20 миллионов человек.

«Культурная революция» вылилась в настоящую гражданскую войну – опьяненные своим могуществом хунвейбины и цзаофани уже не подчинялись никакому контролю; порой их отряды воевали уже не с «классовыми врагами», а друг с другом. Когда хаос в стране достиг высшей точки, против молодых «бунтарей» была брошена армия (их ожидала та же судьба, что и их недавних жертв – «перевоспитание» в деревенских коммунах). Цель Мао – укрепление личной власти – была достигнута, никто из его соперников больше не мог и думать сравняться с «великим кормчим».

В годы «культурной революции» призывы собирать силы и готовиться к войне зазвучали с новой силой. Учитывая, что к тому времени Китай уже располагал собственным ядерным оружием^⁸, эти призывы звучали устрашающе для всего мира. Особенно сильную тревогу они вызывали в СССР, который к этому времени превратился в «главного врага китайского народа». Однако воинственные лозунги были предназначены в основном для внутреннего употребления – с их помощью общество поддерживалось в состоянии нужной вождю взвинченности. Китай, при всей огромной численности своего населения, в целом был все-таки слабой страной. Кроме того, китайцы в ХХ веке с лихвой хлебнули военных лишений; опыт войны в Корее оказался последней каплей. Поэтому при всей агрессивности на словах, Мао Цзэдун был очень осторожен на деле, и лишь один раз (в 1962 г.) ввязался в серьезный вооруженный пограничный конфликт с Индией.

В 1976 г. Мао Цзэдун умер, оставив Китай – страну с трудолюбивым и предприимчивым народом – одним из самых бедных государств на Земле. Вскоре после его смерти в руководстве КПК взяли верх те самые «буржуазные перерожденцы», против которых вождь так долго боролся. С 1980 г. компартия, крепко держа политическую власть в своих руках, приступила к постепенным экономическим реформам под девизом, высказанным Дэн Сяопином еще в начале пятидесятых годов: «Неважно, какого цвета кошка – лишь бы она ловила мышей».

Первые шаги реформ были очевидны – крестьянам, промаявшимся в коммунах двадцать лет, разрешили вести хозяйство единолично и продавать на рынке все, что остается после уплаты натурального налога государству; затем было разрешено создавать частные семейные предприятия в городах. Голод прекратился, в деревнях и городах появились первые зажиточные люди, могущие себе позволить такие достижения цивилизации, как холодильник, телевизор, велосипед. Во второй половине 80-х гг. реформаторы решили вернуть в Китай изгнанный в 1949 г. иностранный капитал: его привлекали в «свободные экономические зоны» налоговыми льготами и невиданной (даже по азиатским масштабам) дешевизной рабочих рук. Эта политика имела большой успех, – первыми хлынули в страну деньги этнических китайцев, живших в соседних странах, многие из которых стали там весьма успешными бизнесменами. Вместе с иностранными капиталами в Китай стали проникать новейшие технологии; свободные экономические зоны стали островками процветания в море бедности.

Китайские руководители проводили либеральные рыночные реформы постепенно, осторожно, ни на минуту не выпуская из рук рычагов власти. В их руках был прекрасно отлаженный и послушный инструмент управления страной – жестко организованный и дисциплинированный партийный аппарат. Дэн Сяопин, инициатор и организатор экономической реформы, и слышать не хотел о допущении народа к участию в делах государства. Когда в 1989 г. жители Пекина вышли на улицы с требованиями гражданских свобод и демократии в политической жизни, власти ответили введением в столице военного положения, а оставшихся на центральной площади митингующих студентов расстреляли, не считаясь с количеством жертв.

После бойни на площади Тянаньмэнь отношения с западными правительствами резко испортились. Но частные компании, почувствовав, что в Китае надолго воцарился «порядок», стали еще более активно вкладывать деньги в его экономику.

Blog

Кмоменту смерти И. Сталина «зона влияния» СССР в Европе была в основном «обустроена»

Содержание