Geum.ru

Михаил Успенский

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   43

ГЛАВА 8,




в течение которой совершенно непонятным, чудным и удивительным образом, противным науке и здравому смыслу и заставляющим вспомнить о враге рода человеческого, проходит аж целых семь лет


Прошло семь лет.

ГЛАВА 9,




в которой Стремглав становится капитаном Ларуссом и возвращается после опасного поручения к своему королю


Мухи любят смелых.

Смелые первыми идут в бой, первыми принимают вражеские удары, первыми падают на землю и всегда встречают смертный час с открытыми глазами, что представляет для мух большое удобство впоследствии, когда битва закончится: в мертвых глазницах сподручнее откладывать яйца, из которых выйдут потом паскудные личинки.

Великие полководцы тоже любят смелых. Но не так крепко, как мухи.

А вот смелые любят мух не больше, чем все прочие люди. И глаза своим погибшим соратникам они закрывают, а некоторые и пораженным врагам такую же услугу оказывают.

Так велит рыцарский обычай.

А некоторые смелые бывают такие смелые, что не любят и великих полководцев.

За годы, проведенные в седле, с мечом и копьем, немало пришлось закрыть молодому Стремглаву дружеских глаз. Самого же его судьба хранила, и он знал, для чего. … Все отпущенные ему со дня коронации годы король Бонжурии Пистон Девятый провел в непрерывных войнах.

Для начала требовалось повыбить с бонжурской земли захватчиков стрижанцев, сто лет назад высадившихся на бонжурский берег с острова Стрижания, он же Туманный Балабон. Стрижанцы были знатные вояки, они крепко окопались в чужих замках, умело использовали внутреннюю бонжурскую смуту, которая никогда и не прекращалась. Кое как выбили, но сразу же на ослабленную войной страну обрушилась из за гор спесивая Неспания. Стремглаву довелось защищать горные перевалы, а за покорение маленького пограничного королевства Ковырра Пистон Девятый пожаловал ему звание капитана, имя же королевства присоединил к собственному титулу.

Стремглав к тому времени знал уже такое количество бонжурских и других иноземных слов, что ему дали прозвище «капитан Ларусс» в честь одноименного толстенного словаря, да ведь и выговорить его настоящее имя не всякий бонжурец был способен.

Под королевской орифламмой капитан Ларусс прошел всю Немчурию и Муттерланд, Флегму и Чувырлу, Сайру и Матафон, Жулябию и Девятиградье. Потом, покончив с главными врагами на земле древнего континента Агенорида, войско двинулось на Восход, где изрядно потрепало несметную армию султана Салоеддина, но обозы безнадежно отстали в песках, и пришлось возвращаться.

Мудрецы в университетах уже поговаривали о том, что король Пистон собрался восстановить стародавнюю империю Эбистос, подобно своему отдаленнейшему предку Кавтиранту Багрянорожему. Да он бы и восстановил, слов нет, — но в самом сердце Агенориды, как раз между Бонжурией и Немчурией, подобно занозе, торчал вольный город Чизбург, окруженный неприступными стенами.

С него король и начинал; но, после года бесплодной осады, решил отложить на потом.

Наступило и «потом» при самых неблагоприятных обстоятельствах.

Чизбург был построен на скалистом берегу залива, перегороженного толстыми стальными цепями. Цепи отмыкались для кораблей Стрижании и Неспании, пособлявших вольному городу, и помешать этой помощи не было никакой возможности: бонжсурский флот был много слабее армии.

Стремглав был сперва рад без ума, когда король, направив войска на осаду Чизбурга, дал ему отдельное поручение, снарядив совсем в другую сторону — к соленому озеру Ак Тузлук далеко на Полудне. Там, по слухам, можно еще было добыть голову великана Акилы Пробивного, весьма необходимую при осаде.

Никаких великанов в окрестностях соленого озера Стремглав не обнаружил, там вообще мало кто жил, так что сын шорника чуть не сгинул в тех белых и горьких песках от голода и жажды, но все таки не сгинул и возвращался сейчас к своему сюзерену не с пустыми руками.

Стремглав ехал и думал: хорошо бы к моему приезду Чизбург уже взяли, подвиги мне уже надоели, а осада — уж больно муторное дело. И скорее бы достичь лагеря, где его ждут так, как никогда и никого раньше не ждали.

Но ехал он верхом на простой крестьянской лошади — пришлось ее неволею купить по возвращении в Агенориду с юга, где его собственный боевой жеребец по кличке Протуберанс не выдержал тягот пустыни, в отличие от наездника, которому народы пустыни за неукротимость и неостанавливаемость дали прозвище Эль Муддаххар, что значит Всадник, Скачущий Впереди Лошади.

Дорога шла вдоль реки, впадавшей в тот самый залив, на берегу которого и высился проклятый Чизбург. Дорога была пуста — видимо, опасался народ ошиваться в тех местах, где орудует бонжурское войско.

Но опасались не все. Стремглав приподнялся на стременах и посмотрел вперед из под руки.

Впереди стояла повозка, обтянутая мешковиной.

Из повозки вылетали какие то корзины, свертки, ящики.

Повозку явно грабили.

Стремглав обрадовался случаю размяться, ударил мечом о щит, дал шпоры коню и помчался вперед, издавая боевой бонжурский клич:

— Ейжеей! Ейжеей! За милых дам всем врагам поддам!

Клич этот, видно, был хорошо знаком грабителям: от повозки метнулись в сторону реки трое мужичков, на ходу бросая добычу и дубинки.

Будь под капитаном верный Протуберанс, он легко бы нагнал негодяев, да и копытами бы побил, но нынешняя лошадь была спокойна и не способна ни к чему, кроме легкой рыси, а лишний раз пинать ее шпорами Стремглаву не хотелось, потому что вот таких рабочих коней он с детства любил и жалел. Кроме того, разбойники уже скрылись под высоким речным берегом.

Из под повозки вылез хозяин — плотный человек с рябым морщинистым лицом в простой одежде.

— Спасибо, ваша милость! Сама судьба мне вас послала!

Говорил рябой по немчурийски, но Стремглав к этому времени знал уже не то девять, не то десять языков.

— Кто такой? — спросил он, осаживая лошадь.

— Лексикон меня кличут, ваша милость, я здешний торговец…

— И куда же ты направляешься, любезный Лексикон, да еще в одиночку?

— Ясное дело куда — в Чизбург, торговать…

Стремглав чуть не сверзился с коня.

— Как? Город уже взят?

— Никак нет, ваша милость! Кто же его возьмет, коли он неприступен?

— Вот дела! Значит, осаду сняли?

— Никак нет, ваша милость! Кто же ее снимет, коли нет таких крепостей, которых не взяла бы бонжурская армия?

— Ничего не понимаю, — сказал Стремглав и снял шлем.

— А я вас помню, капитан Ларусс! — радостно вскричал торговец. — Вы у меня три дня постоем стояли с вашим другом — ну, тем самым, — и он показал рукой воображаемые горбы.

— Возможно, — сказал Стремглав. — Но вот как же ты едешь торговать в осажденный город Чизбург, если он со всех сторон обложен так, что мышь не проскочит?

— Верно, господин капитан, мышь не проскочит, да и нечего ей там делать, мыши то, а честному торговцу — завсегда широкая дорога…

— Так вы что, в Чизбург припасы доставляете?

— А как же! Все, что закажут, то и доставляем…

— И бонжурские солдаты вас пропускают?

— А как же! Мы же за проезд деньги платим!

Стремглав задумался.

— А его величество король при армии или в отлучке?

— При армии, ваша милость, в багряном шатре.

— И он вашу коммерцию допускает?

— А как же! Он сам и распорядился, чтобы нас пропускали в город, но не всех, а только тех, кто проездной билет купит.

— Полно, да в своем ли уме король? — вскричал пораженный Стремглав.

— В своем, да еще в каком светлом то! Припасы ведь в Чизбург все равно доставят — не сушей, так морем, а кому это нужно, чтобы всякие там стрижанцы да неспанцы богатели? Никому не нужно. Правда, пошлину он дерет несусветную, так ведь и его понять можно: из чего войску то жалованье платить? Зато когда возьмет город, все сторицей окупит… И нам заодно обломится!

— Ох, не скоро он его возьмет, — вздохнул капитан. — С такими то порядками…

— Ясное дело, не скоро. Скоро только слепыя делают. Чизбург, например, углем на зиму запасается, уголь возим…

— Чудесит мой король, ой, чудесит…

— Да уж не так просто он здесь стоит: видно, что то задумал…

Торговец Лексикон разговоры то разговаривал, а брошенный на дорогу товар подбирал и со всем возможным тщанием возвращал в повозку.

— А ты то сам что везешь?

— Да по мелочи: пару окороков, вина белого четыре бутыли, репу… Ну и селитры кучу, понятное дело. Селитра хорошая, вываренная…

— На что же им селитра?

— Им виднее. Может, хотят на улицах и площадях огороды развести, вот и удобрение. Так господин Примордиаль распорядился.

— Какой такой Примордиаль?

— Ну, самый настоящий. Который ученый. Тот самый. Он теперь в Чизбурге главный, городской совет у него весь в пригоршне зажат. Кабы не он, давно бы пасть Чизбургу…

— Волшебник, — уточняюще сказал Стремглав.

— Какой волшебник, ваша милость! Вы не вздумайте такое при людях сказать — засмеют! Господин Примордиаль колдунов и магов на дух не переносит, какие были в городе, так и тех велел пожечь на кострах. Магия с наукой несовместима, вот как он учит. Где ученый пройдет, магу ловить нечего. Там у них строго, в Чизбурге. Он даже домовым приказал из города уйти — и ушли целым табором. Плакали, да уходили. Так что дома в Чизбурге теперь стоят без домовых, но мы не внакладе — домовые то по деревням разбежались.

— Как будто в деревнях своих не хватает!

— Хватает, господин капитан. Они, городские, к нашим, деревенским домовым, в батраки нанялись. В каждом доме самое малое три штуки обретаются. Зато и порядок! Озоровать, вещи прятать не смеют, каждую пылинку вытирают. Да что же мы стоим то? Поедемте потихоньку, ваша милость, вам ведь тоже торопиться некуда: без вас города явно не возьмут…

— Да уж нет, любезнейший, поскачу я вперед, ждут меня там крепко…

— Баба? — весело догадался рябой.

— Она самая! — так же весело подтвердил Стремглав.