Geum.ru

Михаил Успенский

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   43

ГЛАВА 11,




в которой рассказывается о большой обиде, причиненной посконскпм королем великому ученому


В самом начале Стремглавова правления ко двору его сразу же стали стекаться многочисленные проходимцы и авантюристы, не признанные у себя дома.

Одни предлагали новые, неслыханные дотоле способы устроения государства вечного благоденствия.

Другие обещали всего за пятьсот дней сделать Посконию великой за какие то жалкие два процента ежегодного дохода.

Третьи брались разводить в посконских снегах слоновьи стада — слоны де от холода живо отрастят густую шерсть, будут давать еще мясо, молоко, слоновую кость и прочную кожу, отчего держава немедленно процветет еще краше и пышнее. Нужен только небольшой аванс для поездки за слонами да несколько тысяч корабельных сосен для строительства плотов.

Четвертые просили денег для плавания в Хлестофорику — не одним же неспанцам богатеть!

Пятые всего навсего желали купить исключительное право добывать посконские меха.

Но всех превзошел некий бродячий ученый. Имя ему было Хома, а прозвище — Хроноложец, потому что он вытворял с привычным летоисчислением уж такие вещи…

Он предложил мужицкому королю не только сочинить благороднейшую родословную (это любому мошеннику под силу), но и неопровержимо доказать, что Стремглав Бесшабашный и древний император Эбистоса Кавтирант Багрянорожий — одно и то же лицо.

— Вы, мэтр, верно, забыли, что эта империя давным давно развалилась! — сказал пораженный Стремглав.

— Да. Но весь вопрос в том — насколько давно? — хитро прищурился ученый.

— Ну… Лет пятьсот… Или даже тысячу… — растерялся король.

— Вот видите — даже вы, образованный человек, и то путаетесь. Что же говорить об остальных! Мы даже не можем со всей уверенностью сказать, какой нынче год!

— Что же тут сложного? От Восхода одна тысяча девятьсот девяносто девятый!

— Ой ли? За Темные века люди разучились читать по звездам, поскольку и самих звезд не было видно. Пока то времена года твердо установились, пока то люди, покинув теплые пещеры, снова приладились вести счет годам от весны до весны… Для них тогда время до олго тянулось, пожалуй, что год за три шел. Теперь слушай дальше. Как столица империи Кавтиранта именовалась?

— Вестимо, Метрополь.

— Правильно. А твоя?

— Вестимо, Столенград.

— Так ведь это одно и то же слово, только на разных языках! Значит, и город один и тот же. Потом поищем в словарях, что значит имя «Кавтирант» на чужих языках. Наверняка у кого то оно и переводится именно как «Стремглав». Или хотя бы «Бесшабашный». А на еще каком нибудь языке это переводится как «мужицкий король». Или, к примеру, «узурпатор». Значит, это один и тот же человек. Опять же возьмем название страны. «Посконь» значит «конопля», так? Конопля же на Мертвом языке именуется «каннабис». А от «Каннабиса» до «Эбистоса» и вовсе не далеко. Значит, это одна и та же империя…

— Ловко! — восхитился король. — Так ты, ученейший муж, пожалуй, сумеешь доказать, что я отнюдь не Стремглав, сын шорника Обуха, а сама царица Настырра?

— Как два пальца облизать! Тебя же подданные и «настырным королем» именуют в частных беседах. Кроме того, при каждом новом правителе старые летописи уничтожают, а новые сочиняют. Летописцам да хронистам вообще веры нет! Все они твари продажные! Пистон Бонжурский, по моим расчетам, никакой не Девятый, а совсем даже Второй. Просто бонжурцам лестно свою историю распространить далеко в прошлое, а на самом то деле они только только из пещер выбрались…

Стремглав даже глаза придержал руками, чтобы из орбит случайно не вылезли.

— Постой! А как же великие свидетельства древности — эпосы там всякие, сказания… Куда же ты «Были Ада» и «Олдиссею» денешь, сложенные Великим Скупцом? Кто, по твоему, построил циклопический звездодром Бумазеи? Кто изображения философов Бабрия и Фесона изваял, кто создал прекрасный торс Автандиллы Форосской?

— Ну, это совсем просто. Эпосами неталийские алхимики баловались. Им ведь подолгу приходится ждать, пока ихние составы в атанорах доводятся до нужной кондиции. Иногда годами! Делать им нечего, бездельничать скучно. Вот и сочиняют, а потом пергамент состарят особым раствором и хвастаются: вот, мол, нашел в бабушкином сундуке памятник древности! Создателей же великой «Олдиссеи» мне вживую показывали в городе Хрякове — они не то странствующие актеры, не то бродячие единоборцы.

— А отчего же они не хотят свои собственные имена прославить? Что то не вяжется!

— Очень даже вяжется! Если бы тот неизвестный алхимик «Были Ада» подписал своим именем, его бы тут же известные сочинители заклевали, по стенке размазали. Уж нашли бы, к чему придраться! Строка длинная, корявая, список лошадей слишком обширный, едва ли до половины прочитаешь, с ума сойдешь от скуки… А к старине у нас почтение, поскольку считается, что раньше все лучше было… Да и продать древнюю рукопись можно с большой выгодой. То же самое и скульпторы. Сам изваял, сам закопал, сам откопал, сам продал богатому невежде за хорошие деньги. У Автандиллы голова получилась корявая, а обе руки левые — отбить их, и дело с концом, готов образец женской красоты! Я всех на чистую воду выведу!

— А кто же Бумазеи построил? — не сдавался король.

— Известно кто — бонжурские рыцари во время Второго сарацинского похода! В пустыне ведь скучно, делать нечего… Они, кстати, и так называемые Древние Сардины возвели, только много песку в раствор клали, вот и получились развалины…

Стремглав аж подскочил.

— Это в пустыне то скучно, когда из за любого бархана только и жди сарацинской стрелы? Это ты мне говоришь, ухо моржовое? Мне, который весь поход с коня не слезал? Да когда нам строить то было, если к ночи сил не оставалось даже для того, чтобы шатер поставить?

Хома Хроноложец слышал, конечно, о безудержном гневе короля Посконии, но представить его в натуре не мог.

— Много жуликов и проходимцев передо мной прошли, много негодяев! — гремел Стремглав. — А вот такого, чтобы у людей древнюю память обкорнать, еще не было! Да ты страшней любого грабителя! Ты даже хуже того стрижанского мудреца, который родословие людей к сусликам возводит! Эй, стража! Взять этого молодца, разложить на скамье да всыпать ему как следует!

Посконскую стражу два раза просить не надо. Покуда Хроноложца пороли, он верещал:

— Я докажу! Я звездные таблицы представлю! Не сходится ваша история по звездам то, отовсюду белые нитки торчат! В обмане живете, как черви слепые! А мне откровение было в грозе, буре и осадках в виде дождя и мокрого снега! Консерваторы тупоголовые! Обскуранты сущеглупые! Ретрограды узколобые! Мракобесы хреновы!

За такое неуместное упоминание посконского государственного символа пришлось еще добавить ученому мужу горяченьких.

Верно говорят у нас в простом народе, что от большого ума одно горюшко.

А король приговаривал:

— Ежели меня, бедолагу, с императором Кавтирантом станут отождествлять, то тебя теперь непременно с пророком Бездолием в веках перепутают. С тем самым, который после императорской порки до конца жизни присесть не мог и даже спал, воротом на гвоздик подвесившись…

Потом Стремглав, как водится, отошел. Про себя он не мог не признать, что и вправду летописцы — народ продажный и недобросовестный.

Пораженные места Хроноложцу смазали дорогущим бальзамом, отчего они стали даже лучше прежних. На дорогу мужицкий король дал ученому увесистый кошель с деньгами:

— Помни щедрость посконскую да не бреши больше!

На заработанную, выстраданную самой неразумной частью тела компенсацию Хома Хроноложец, добравшись до Немчурии, издал толстую книгу под названием «Летам человечества новое счисление, сиречь Всяк сам себе прадедушка».

Книга эта стала вдруг прославлена во всей Агенориде. Напрасно другие ученые пытались что то возражать бродячему гению. Он всех противников повергал во прах блеском своих доказательств, а в качестве главного аргумента подымал полы отороченной соболем мантии и просил засвидетельствовать свое мученичество от невежественных посконских дикарей и в особенности от самозваного короля Стремглава. Поэтому всех критиков своих смело объявлял посконскими агентами.

После этого всяк был вынужден признать правду Хомы. Даже здравомыслящие дотоле люди, прочитав его книгу, начинали смотреть на прошлое совершенно по другому. Вскоре получил он и звание, и кафедру в Плезирской Академии и обрел множество последователей.

Ректор Академии мэтр Забульдон нарадоваться не мог, что заполучил в свои ряды такого светоча знания.

Значит, и вправду сыновьям посконского короля оскорбителя вряд ли нашлось бы место на студенческой скамье — даже совершенно не причастных к порке молодых посконичей принимали в Академию с большим скрипом и только за большие деньги.