Б. Л. Пастернак в 1914 году вышла первая книга стихов Пастернака «Близнец в тучах». Позднее поэт признавался, что часто жалел о выпуске этой незрелой книжки. Однако стихотворением «Февраль. Достать чернил и плакать…»

Вид материалаКнига
Подобный материал:
Библейские мотивы в лирике Пастернака

Эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство,

на Евангелие, на жизнь человека в истории и многое другое…

Атмосфера вещи – моё христианство.

Б. Л. Пастернак


В 1914 году вышла первая книга стихов Пастернака «Близнец в тучах». Позднее поэт признавался, что часто жалел о выпуске этой незрелой книжки. Однако стихотворением «Февраль. Достать чернил и плакать…» Пастернак впоследствии часто открывал свои поэтические сборники. Уже в этом стихотворении заметно, что Пастернак тяготеет к философичности. Его очень часто волновали вопросы жизни и смерти и впоследствии размышления на подобные темы составили основу романа «Доктор Живаго» Основу всего мироощущения Пастернака составляло единство мира, человека и вселенной, и данный роман помог Пастернаку показать возможность приобщения человека к вечному круговороту жизни.

Роман о докторе Живаго и стихи, написанные от его имени, стали выражением радости, превозмогающей страх смерти. Роман говорит о торжестве вечно живой материи, и эта мысль основана на христианских ценностях. Вечная душа – основное понятие для Пастернака. О своей душе он заметит:


Душа моя печалится

О всех в кругу моём.


Душа по определению должна тревожиться, отзываться на страдания в человеческих судьбах. Душа поэта неразлучна с совестью, и именно она даёт ему силы «быть живым, живым и только до конца». В художественном мире Пастернака духовное и земное тесно связаны, слиты, а своих героев соотносит с идеалом Личности, с Христом. Идея всего романа – это христианская идея свободной личности. Духовное преодоление смерти, по мнению Пастернака, это основа новой христианской истории человечества: Века и поколения только после Христа вздохнули свободно. Только после него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти» (Веденяпин)

Особое место в романе занимают «Стихи Юрия Живаго», которые иллюстрируют евангельскую драму духовного выбора и крестной жертвы. Не случайно цикл открывается стихотворением «Гамлет». Этому произведению Пастернак придавал особенное значение. Юрий Живаго умирает, но стихотворение, написанное как бы от его имени, утверждает бессмертие духа и свободы человека. Тема Гамлета созвучна теме романа, но у Пастернака образ Гамлета сближается с образом Христа, не случайно герой Пастернака произносит те же слова, что и Христос во время молитвы в Гефсиманском саду:


Если только можно, Авва Отче,

Чашу эту мимо пронеси.

Уже сама фамилия героя ассоциируется с образом Христа: «Ты есть сын Бога живаго», то есть жизнь частного человека соотносится с евангельским прототипом. Герой постоянно размышляет о жизни, смерти и воскресении, а творчество воспринимает, как «Слово Божие о жизни».

Высочайший подвиг Юрия Живаго – это его самопожертвование, и в этом он близок Христу. Герой понимает всю трагичность своего существования, он знает, что ему предначертано свыше («Но продуман распорядок действий и неотвратим конец пути»), и хотя он еще боится смерти, он понимает, что смерть – это расплата за чудо жизни. Он не просто старается предвидеть свое будущее («Я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку»), он ставит перед собой вечный гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?» Для Гамлета сцена – это весь мир, поэтому он должен отыграть свою роль до конца. Гамлет – это и Христос, и Живаго, и сам поэт, потому что творчество сближает поэта-творца и творца-Бога:


Прощай, размах крыла расправленный,

Полета вольное упорство,

И образ мира, в слове явленный,

И творчество, и чудотворство.


Евангельский образ в конце стихотворения как бы растворяется и сливается с философской мыслью: «Жизнь прожить – не поле перейти», то есть герой находится на перекрестке судьбы. Несмотря на то, что роман начинается и завершается сценой похорон, Пастернак говорит о торжестве жизни над смертью:


Смерть можно будет побороть

Усильем Воскресенья.

В стихах Юрия Живаго жизнь торжествует в элементарных и самых прекрасных формах. Мгновение длится бесконечно долго и открывается сокровенный смысл человеческого существования. Пастернак показывает, что жизнь символична, потому что она значительна во всех её проявлениях, поэтому жизнь и становится предметом поэзии. Стихи Юрия Живаго и есть его бессмертие, вечная жизнь его души.

В стихах Юрия Живаго евангельские мотивы являются лейтмотивом цикла. Библейские мотивы звучат уже в самих названиях стихотворений Юрия Живаго: «Рождественская звезда», «На Страстной», «Магдалина», «Чудо», «Гефсиманский сад». Эти стихотворения представляют собой своеобразные стихотворные рассказы эпизодов Нового завета. Стихотворение «Рождественская звезда» рассказывает о чуде рождения пророка в обыденной обстановке:

Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было младенцу в вертепе
На склоне холма.

Образ сияющего младенца – это не только напоминает о великом событии человеческой истории, но и противопоставляется серой обыденности:

С порога на Деву, как гостья,

Смотрела звезда Рождества

Логическим продолжением выглядит стихотворение «Чудо» – путь возмужавшего Христа связан с природным чудом. Обратившись к бесплодной смоковнице, Иисус подвергает её осуждению, так как подобное чудо – напоминание о том, что пустоцвет – явление аномальное, противоречащее законам природы. Природа должна творить изобилием, а не наоборот. В мире поэзии «пустоцветы» вдвойне опасны, так как они не только не приносят добра, но нарушают гармонию окружающего мира.

Кстати, стоит сказать, что Пастернак, говоривший в своих ранних стихотворениях о связи человека и природы, и в этом цикле обращается к образу природы. В стихотворении «На Страстной» показывается весна, пробуждение природы и поэт показывает, что сама природа словно участвует в событиях Страстной недели:

Деревья смотрят нагишом

В церковные решетки…

Сады выходят из оград,

Колеблется земли уклад:

Они хоронят Бога.


Весна, обновление жизни, по мнению Пастернака, вызывает Воскресение Христа:

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,

Заслышав слух весенний,

Что только-только распогодь,

Смерть можно будет побороть

Усильем Воскресенья.


Завершается цикл стихотворением «Гефсиманский сад», которое перекликается со стихотворением «Гамлет», то есть Пастернак использует кольцевую композицию (интерпретация евангельского сюжета о страданиях Христа), с той лишь разницей, что «Гамлет» представляет собой беглую зарисовку пути Христа, а «Гефсиманский сад» – это уже полное изложение евангельской истории. Примечательно, что сцена ареста Христа в стихотворении наполнена многочисленными заповедями:


Спор нельзя решать железом,

Вложи свой меч на место, человек.


Евангельские мотивы всегда призывали человечество к миру и особенно символично эти строки звучат по отношению к началу 20 века, когда в России идет гражданская война.

В финальном стихотворении цикла герой отбрасывает мучившие Гамлета сомнения и принимает то, что давно записано в «Книге жизни»:


Но книга жизни подошла к странице,

Которая дороже всех святынь.

Сейчас должно написанное сбыться,

Пускай же сбудется оно. Аминь…


Гефсиманский сад – это символ размышления Христа о людях, о мире и о предопределении своей судьбы. Герой подводит своеобразные итоги своей жизни, но уже рассуждает не столько о трудности жизни, сколько о бессмертии, о победе жизни над смертью, причем Пастернак говорит уже не только о Христе, но о каждом человеке, оставившем после себя духовные ценности. Для таких людей смерти нет:


Я в гроб сойду и в третий день восстану,

И, как сплавляют по реке плоты,

Ко мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты.


Во имя жизни герой, как Христос, поправший смертью смерть, готов добровольно принять муки. Он совершает великую миссию, он принимает страдания, чтобы не нарушить ход веков, связать порвавшуюся цепь времен. Величие Христа в том, по мнению Пастернака, что он открыл человечеству путь к преодолению смерти:


Ты видишь, ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного её величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.