Geum.ru

Вмоей жизни было некоторое количество хитовых историй. Одна из них многие годы пользуется особым успехом у друзей

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   29


Со стороны эти факты напоминали то ли диверсию, то ли примеры вопиющего непрофессионализма, от которого страдала группа. Было очевидно, что долго так продолжаться не может.


Последней каплей, переполнившей чашу терпения Бурлакова, стал инцидент в Оренбурге, после которого «Московский Комсомолец» вышел с красноречивым заголовком на первой полосе: «„Мумий Тролль“ сутки держала в заложниках уральская братва».


Так оно и было. Все началось с того, что «Тролли» приехали в город в тридцатиградусный мороз на автомобилях с неработающими печками. Типичная история. Дальше начался эксклюзив. Рабочей аппаратуры на сцене не было. Зато были сотрудники местного РУОПа, предложившие музыкантам срочно проехать для дачи показаний «о финансовых аферах вокруг этого концерта».


Потом было двухчасовое ожидание концерта, заблокированный выход из гостиницы, разборки московско-оренбургской коалиции и ночные гонки по маршруту Оренбург—Орск с участием «троллевского» автобуса и иномарок с гаишными номерами. Когда в шесть часов утра музыканты вылетели в Москву, они не верили собственному счастью. Бурлаков вежливо задал концертным промоутерам из « Rec Records » резонный вопрос: «Ну и кто все это организовал?»


В ультимативной форме Леня предложил звукозаписывающему лейблу собственный концертный менеджмент. Более того, он поставил Шульгина в известность, что собирается весной 98 года открывать новый лейбл, на котором будут издаваться «Тролли» и продюсируемые им вместе с Лагутенко группы. Я не знаю финансовых подробностей, но к началу 98 года Бурлаков добился для «Троллей» невозможного — идеологической независимости от « Rec Records ».


Естественно, авторские права и ряд финансовых обязательств оставались за Шульгиным. За президентом « Rec Records » осталась и его точка зрения на происходящие события. Спустя несколько месяцев в еженедельнике «Аргументы и факты» вышло его интервью — с красноречивым названием «Как я раскрутил „Мумий Тролль“». Текст выражал субъективную точку зрения Александра Валерьевича на события 96—98 годов и был инкрустирован снимком обнимающихся Шульгина и Лагутенко, который представлял собой обычный фотомонтаж. На фотографии Шульгин выглядел чуть выше ростом, а Илья был весь в себе. Отличная парочка — прямо как Чук и Гек…


Лично я к этой публикации отнесся философски, поскольку, несмотря на все конфликты, по сей день воспринимаю Шульгина не только как Учителя, но и как одного из полководцев великого прорыва «Троллей». Самое время сказать ему за это большое человеческое спасибо.


Так вот. После выяснения отношений с « Rec Records » Бурлаков получил в приданное самое главное — он мог управлять своим государством самостоятельно. Принято считать, что с этого момента и началась сверхчеловеческая карьера Бурлакова. Ричард Брэнсон мог спокойно отдыхать. На Дальнем от него Востоке у основателя « Virgin Records » росла достойная смена.


В ближайшие дни Леонид Владимирович набрал новый штат сотрудников. Счет шел на часы — концерты у «Троллей» проходили практически ежедневно, поэтому перестраиваться приходилось на ходу.


С дружественного лейбла « CD Land » Бурлаков похитил Сергея Козина, который на долгие годы стал концертным директором «Троллей». Из Владивостока Леня выписал целый десант друзей: Пашу Бабия, Юру Ложечника, Кирилла Бабия. Нас было мало, но в тельняшках — так мне тогда казалось…


Я по-прежнему выполнял обязанности «ответственного за связь с общественностью». Или что-то в этом роде. 30 марта 1998 года я разослал по всем СМИ сообщение про образование нового пластиночного лейбла «Утекай звукозапись», в котором Бурлаков являлся финансовым директором, а Лагутенко — президентом.


«Я считаю, что „Утекай звукозапись“ — не игрушка для удовлетворения амбиций, — заявил в одном из интервью Лагутенко. — Это действительно предприятие, пусть маленькое и независимое, но которое должно хорошо и плодотворно работать. В расчете на собственный бюджет мы не собираемся нагружаться кучей имен и коллективов. Мы не собираемся издавать дешевые записи. У нас все будет хорошо и правильно».


«Меня всегда поражало количество бесполезных сотрудников, равнодушно взирающих на посетителей в разных звукозаписывающих компаниях, — признался впоследствии Бурлаков. — Мой первый учитель по русскому бизнесу говорил: „Заведя офис, фирма разваливается“. В результате мы решили не заводить никаких офисов, а общаться между собой по интернету, а также с помощью старого доброго телефона».


Так рождалась романтическая версия происходящего. Нашей штаб-квартирой по-прежнему оставался «Мумий Дом» в Балашихе. Теперь, правда, в нем жила целая коммуна: музыканты, обслуживающий персонал, родственники. Вскоре к ним добавились участники владивостокской группы «Туманный стон», дебютный альбом которых Илья планировал записать в Лондоне весной.


Это был первый продюсерский проект тандема Лагутенко—Бурлаков. Их мотивация была очевидна — помочь прорваться землякам, с которыми они сидели в глухом андерграунде еще в конце 80-х. Это желание выглядело по-человечески понятно — в свое время «Туманный стон» помог «Троллям», делегировав в их ряды басиста Сдвига. Теперь настало время отдавать долги…


После «Туманного стона» мы готовились провести презентацию группы « Dead ушки» (актуальную электронную модификацию культовой питерской команды «Странные игры»), которая еще в 96 году стала экспериментировать с эстетикой Prodigy . Они значительно опережали время, и это интриговало…


Креатив, придуманный Бурлаковым к презентации, зашкаливал за все мыслимые отметки. Со стороны все выглядело максимально сюрреалистично: пустой павильон одного из корпусов ВДНХ, в нем висит огромный экран, с которого толкают телеги Рахов и Сологуб — идеологи « Dead ушек». Самих музыкантов в здании не было, зато был замаскированный от мирской суеты Илья Лагутенко. Он выполнял роль таинственного телефониста, который помогал осуществлять звонки в Питер — с целью пообщаться с группой « Dead ушки». Журналисты медленно сходили с ума, но при этом соглашались, что такой странной презентации они еще не видели. В конце акции барабанщик «Троллей» нашел на улице новенький видеомагнитофон, который, по-видимому, вывалился из проезжавшей мимо машины. После чего все поняли, что «Утекай звукозапись» — это такая страна чудес, которая живет по своим законам.


Многие псевдоэксперты считали, что нас на рынке «слишком много», но наиболее дальновидные видели в этом новые тенденции и веяние времени.


«„Мумий Тролль“ — группа вообще нелогичная, — признался в одном из интервью Артем Троицкий. — Вопреки всякой логике они построили схему релизов своих пластинок — выпустили за очень короткий срок много альбомов. С точки зрения грамотного рекорд-бизнеса это шаг абсурдный. Тем не менее, дела у них идут совсем неплохо... Я считаю Леонида Бурлакова очень талантливым предпринимателем. Илья Лагутенко — исключительно талантливый артист. В любом случае, они не пропадут, и все, что они могут потерять, — это только деньги. Вообще деятельность „Утекай звукозапись“ была одной из самых симпатичных черт 1998 года».


Со стороны это выглядело именно так. Но Троицкий многого не знал. Основным источником доходов, на которые осуществлялась деятельность «Утекай звукозапись», являлись гонорары от концертов «Троллей». Недрогнувшей рукой Бурлакова они отправлялись в казну нового лейбла, оставляя участникам концессии лишь незначительный прожиточный минимум.


У Лагутенко не было квартиры, у Бурлакова — машины, у меня — нормального компьютера. Роль мобильного телефона выполнял старенький пейджер, подаренный пресс-службой «Радио Максимум». Но при этом в наших рядах царила немыслимая эйфория, связанная с успехами «Троллей», у которых, казалось, получалось буквально все. По-видимому, мы считали, что изобрели формулу успеха, по которой любую группу можно вывести на первое место в хит-параде. Это была дикая иллюзия, с последствиями которой мы столкнулись буквально через месяц.


В августе 98 года грянул кризис, и для нас это оказалось страшным ударом. Вскоре мы сидели практически без денег. Я, в частности, жил на шальные гонорары, полученные за спецвыпуск «Звездного журнала», целиком посвященного «Троллям».


В какой-то момент нам даже пришлось отказаться от аренды «Мумий Дома». Я придумал наглую телегу, что нас достали фанаты и поэтому музыканты переехали в другое место. Эту «новость» подхватили все уважающие себя издания, да и не уважающие тоже. В итоге получалась анекдотичная ситуация — «Тролли» возглавляли хит-парады, «Утекай звукозапись» считался самым актуальным лейблом, а мы сидели практически на голодном пайке. Не выдержав тягот подобной жизни, «Мумий Тролль» покинула Олеся Ляшенко, у которой концерты являлись единственным источником дохода. Ей просто не хватало денег на жизнь.


Бурлаков, узнав о решении Ляшенко, рвал и метал. Год назад он мечтательно говорил в одном из интервью: «Олеся в ближайшие десять лет от нас не уйдет — это точно». Самое мягкое выражение, которое я слышал от него после ее отъезда во Владивосток: «Крысы бегут с корабля». Бывало и похуже.


Чтобы хоть как-то смягчить последствия, мне пришлось журналистам лить в уши клей, рассказывая про зимнюю сессию Олеси в Дальневосточном университете. Мне всегда была симпатична бэк-вокалистка «Троллей» — заметая следы ее отъезда, я чувствовал себя чуть ли не предателем. С другой стороны, вбросив в масс-медиа версию «зимней сессии», я сознательно не сжигал все мосты, оставляя Олесе пространство для маневра.


Илья Игоревич крепился и делал вид, что ничего не произошло. Но когда журналисты все-таки раскусили изменения в составе «Троллей» и начали жалеть о заячьих ушках, которые носила на концертах незабвенная Олеся, Лагутенко немного по-людоедски отозвался: «Уши-то остались!»


…Мои отношения с Бурлаковым переживали очередной расцвет упадка. Причем не из-за денег. Все началось с того, что на очередной планерке Лагутенко продемонстрировал привезенный из Лондона фотоальбом, посвященный нашей любимой группе Kula Shaker . Я сдуру сказал, что английский текст про Kula Shaker — говенный, да и дизайн можно придумать более прогрессивный. Мол, и дизайнер у меня имеется, и я знаю человека, который мог бы быстро написать какую-нибудь веселую «Правду о Мумиях и Троллях». На тему человека — это я так удачно пошутил, имея в виду себя.


Как ни странно, меня поняли. Лагутенко задумчиво сказал: «Интересно-интересно», а Бурлаков подозрительно промолчал. Зато на следующий день часов в десять утра он стремительно приехал ко мне домой. Леня выглядел как именинник и брызгал идеями. Все идеи упирались в одно — мол, давай скорее считать бюджет книги про «Троллей». Покой нам только снился…


Надо отдать должное напористости Бурлакова. Не имея четкого понятия о законах книжного бизнеса, он построил беседу следующим образом: «Все элементарно: существует куча издательств, которые будут счастливы выпустить книгу про „Мумий Тролль“. В общем так: ты, Кушнир, пишешь книгу. Твои люди ее макетируют, издательство издает, а мы продаем. Делаем это на концертах и через фан-клуб. Вот тебе себестоимость, вот оптовая цена, вот продажная цена, вот прибыль. Никаких проблем!»


Первоначально проблем действительно не было. Я оперативно брал интервью у «Троллей», а мои бойцы под руководством дизайнера Саши Коротича макетировали написанные по ночам тексты. Вскоре мы нашли столичное издательство, которое печатало книги в дорогой, но очень качественной типографии в Хельсинки.


Мы вывели макет на пленки и планировали презентовать «Правду о Мумиях и Троллях» во время выступления группы в «Лужниках». При поддержке «Московского Комсомольца» на фестивале «Мегахаус» ожидалось около 50 000 зрителей — поэтому продажи предполагались соответствующие.


Мы вовремя сделали книгу, издательство ее вовремя сдало в типографию, а типография вовремя напечатала. Мы успевали к фестивалю в «Лужниках», что называется, с закрытыми глазами. Но тут в дело вмешались простые финские водители, которые умудрились везти тираж из Хельсинки целую неделю — вместо обещанных двух дней. Где они бухали все это время, тайна великая есть…


Когда лучшие представители скандинавского пролетариата допилили до московской таможни, был вечер пятницы. До утра понедельника на таможне никто не работал. «Тролли» выступали в «Лужниках» в субботу вечером. Продажа книги срывалась — по крайней мере, ее первый день.


Дальше начались поиски виновного. Наше издательство все сделало вовремя — как, впрочем, и финская типография. В договоре был задекларирован срок завершения работы, но убийственным образом не стояла дата доставки тиража. Бурлаков почему-то решил, что из всех сотрудников «Утекай звукозапись» ехать на таможню должен именно автор — типа спасать тираж.


Я, естественно, в абсолютно раскрепощенной форме сказал все, что на эту тему думаю. В ответ Бурлаков решил «включить Сухомлинского» и заявил, что если я не заберу тираж, то на поездку во Владивосток — на презентацию книги и съемку клипа «Владивосток 2000» — могу не рассчитывать. Я огрызнулся, сказав, что наконец-то допишу «100 магнитоальбомов». А то трачу кучу времени на всякие типографии. Короче, занимаюсь какой-то хуйней…


В итоге вместо меня во Владик полетел Макс Семеляк из «Афиши», который много сделал для популяризации «Троллей» в те годы. Может, оно и к лучшему — Макс попал в клип «Владивосток 2000», чего со мной бы точно не произошло — по многим причинам.


…Нас с Бурлаковым помирила Земфира — вернее, ее кассета. Когда мы прослушали демо-запись, стало понятно, что перед нами — талант огромного масштаба. Одновременно для «Утекай звукозапись» это был реальный шанс выкарабкаться из того места, в котором фирма тогда находилась. Мы сконцентрировались и начали распределять обязанности по новому артисту. Лагутенко занимался художественной стороной процесса и саундпродюсированием, Бурлаков — стратегией и финансами, а я — прессой.


Помню, в один из августовских дней Леня, Илья и я топали от новой солнцевской квартиры Бурлакова на репетиционную базу «Троллей», расположенную по соседству. По дороге мы со школьным энтузиазмом начали обсуждать перспективы Земфиры. У нас было ощущение надвигающейся сенсации, но какие-то сомнения, естественно, точили душу.


Илья честно признался, что не представляет, как Земфира будет выглядеть на сцене с гитарой. Я сказал, что не представляю ее на сцене в юбке. Итог этому «мальчишнику» подвел Бурлаков: «Если это действительно будет нужно, она выйдет на сцену и с гитарой, и в юбке. Обещаю».


Мы с Лагутенко удивились подобной уверенности и переглянулись друг с другом. Леня, как великий психолог, перехватил это перемигивание, и решительно добавил: «Можете не сомневаться!»


…До того, как начать плотно работать с Земфирой, Бурлаков сделал ряд важных шагов. Во-первых, встретившись с артисткой, он в свойственной ему манере расписал ее творческую жизнь вплоть до декабря 2010 года. Делал он это жутко убедительно — не поверить было нельзя. Неудивительно, что Земфира вмиг позабыла все свои предыдущие договоренности — в частности, обещание работать с продюсером «ЧайФа» Димой Гройсманом.


«Это очень неприятно, когда артист уходит от продюсера, который успел хотя бы какую-то долю внутреннего мира в него вложить, — позднее исповедовался мне Гройсман. — Всегда это обидно. Кажется, что это нечестно, так нельзя. Когда я об этом думаю, меня больше всего злит, что Бурлаков не позвонил мне. Он знал о том, что мы с ней договорились. Но он не позвонил мне, а стал звонить Земфире и спрашивать, подписала ли она со мной контракт. А если этого контракта нет, то он предлагает ей более выгодные условия. И я так понимаю, что имя Лагутенко использовалось. Конечно, тогда „Мумий Тролль“ на рынке шоу-бизнеса звучал очень серьезно…»


Короче, в определенный момент менеджер «Троллей» произнес нужные слова, и Земфира стала артисткой «Утекай звукозапись». Бурлаков начал заниматься отбором репертуара для ее дебютного альбома, получая из Уфы по пять-шесть композиций ежемесячно.


«Если меня зацепила хотя бы одна песня из десяти, я уже готов этим заниматься, — вспоминает Бурлаков. — А у Земфиры мне из десяти композиций нравились все десять. И это меня настолько шокировало, что я несколько месяцев не соображал, что делать. Я просто запарился отбирать… В итоге в первый альбом так и не вошла моя любимая песня „Ракеты“ — про ощущения девочки, курсирующей между Уфой и Москвой, постоянно получающей отказы, но круто заряженной на достижение цели… И еще у Земфиры был один стопроцентный хит — „Имя мне суицид“. Настолько сильная была песня, что я просто побоялся ее брать. Я нутром почуял: если она появится, мы точно получим десятки смертей. И в альбом ее тоже не включил».


К середине осени 98 года Леня с Земфирой определили набор из четырнадцати композиций. Когда настала пора писать альбом, центр креативного циклона перенесся из квартиры Бурлакова в тон-ателье «Мосфильма», в студию Володи Овчинникова.


Многое из того, что происходило там, категорически не поддавалось элементарному логическому анализу. Например — финансовая сторона вопроса.


«Эта запись состоялась сразу после кризиса, — вспоминала впоследствии Земфира. — И этим самым Бурлаков меня, наверное, купил. Я подумала: „Надо же, какой человек!“ Я и сейчас так думаю. Потому что Леня — это человек, который совершает какие-то немыслимые поступки вовсе не из-за денег, как кому-то может показаться. Просто он действительно верит. И если Бурлаков верит, он будет делать — неважно, дефолт там или 11 сентября. Он будет делать, несмотря на кризис, который всю страну опрокинул на лопатки. Леня взялся за запись альбома, потому что верил. И это, конечно, меня очень расположило к нему».


«В запись на „Мосфильме“ мы, не думая, вложили деньги, которые должны были быть выплачены в качестве зарплаты, — говорил Бурлаков. — Музыканты „Троллей“ знали об этом и не возмущались… Если посмотреть съемки с „Мосфильма“, вы увидите увлеченных людей с горящими глазами. Потому что все верили в конечный результат…»


6. Кризис? Какой кризис?


Если хочешь продавать мороженое, организуй День Шарика.


Леонид Бурлаков


Так получилось, что 1999 год должен был стать для «Утекай звукозапись» моментом истины. Незадолго до декабрьских сольников в «Горбушке» было принято решение, что в течение 99 года группа «Мумий Тролль» готовит новый альбом в Лондоне и с концертами не выступает. На эту тему даже был проведен специальный брифинг.


Недавно я переслушал запись этой акции и не поверил собственным ушам. За целый час общения с прессой словоохотливый Бурлаков не произнес ни слова. С журналистами в основном общались я и Лагутенко. Тогда, посреди организационной суеты и кучи полемических «вопросов-ответов», на такие вещи внимания не обратили. Теперь становится понятно, почему так произошло. Это был тот редкий случай, когда почва у Бурлакова уходила из-под ног. И дело было не только в кризисе 98 года. Дело было в финансовой нестабильности «Утекай звукозапись» в целом.


В связи с грядущим творческим отпуском «Троллей» деньги для лейбла в течение будущего 99 года должны были зарабатывать «Туманный стон», « Dead ушки» и Земфира. Плюс роялти от продаж компакт-дисков, которые, как известно, не являются в России основным источником дохода. К сожалению, финансовые запасы «Троллей», на которые мы рассчитывали по итогам тура 97—98 годов, дали неожиданную трещину.


Как выяснилось впоследствии, организаторы двух сольных концертов группы «Мумий Тролль» в «Горбушке» оказались абсолютно некредитоспособными. Глазами сегодняшнего дня сложно представить, как Лагутенко и Ко могли выйти на сцену, не получив предоплаты. Но время было другое, и порой Бурлаков мог поверить старым партнерам на слово. По закону подлости, как только Леня надеялся на «кредит доверия», партнеры его тут же кидали…


В итоге мы получали две стороны одной медали. На бумаге идеолог «Утекай звукозапись» планировал потратить на лейбл более полумиллиона долларов. Кроме оплаты студийного времени нового альбома «Троллей» и зарплат сотрудников, в эту сумму также входили затраты на раскрутку Земфиры ($139 000) и ряда молодых групп: «Иван Панфилов» ($72 000), «Пеппи» ($15 000) и «Скрябин» ($ 10 000).


«Мы называемся не „Титаник“, а группа „Мумий Тролль“», — бодрился Леня в одном из интервью, пытаясь собственным примером поддерживать свою команду. Мы же по нескольку месяцев сидели без зарплаты.


«У меня последние полгода протекают в состоянии легкого коммунизма, — проговорился в одном из интервью Лагутенко. — Денег я не получаю, потому что все деньги, которые я зарабатываю, идут в казну звукозаписывающей компании».


Аналогичная финансовая ситуация была и у меня. Я не мог получить даже малую толику гонорара за «Правду о Мумиях и Троллях» — все вырученные средства немедленно вкладывались в профильное производство. Таким образом реализовывалась очередная гениальная формула Бурлакова: «Музыка — деньги — музыка».


Порой дело доходило до смешного. К примеру, мой рабочий день начинался с того, что я звонил другу Бурлакову и задавал дежурный вопрос: «Леня, а когда ты планируешь выплатить деньги своим сотрудникам?» — «Позвони на днях», — отвечал, не сильно смущаясь, пунктуальный Бурлаков.


Я прекрасно понимал, что и ему несладко. Лично я мог заработать деньги в куче мест: написать статьи, сделать репортаж, прочитать лекцию, провести пресс-конференцию, получить гонорар за очередную книгу. У Леньки таких возможностей не было. Вложив себя и все свои средства в «Утекай звукозапись» и «Мумий Тролль», он поставил на карту практически все.


В итоге Лене пришлось выбирать между теорией и практикой. Между желаниями и возможностями. Между «хочу» и «могу». Между ожиданиями и конечным результатом.


Прокалькулировав суровую реальность, он был вынужден отказаться от части проектов. Таким образом оказались замороженными не только контракты с владивостокскими группами «Иван Панфилов» и «Тандем», но и с «Воплями Видоплясова» и Бутусовым, переговоры с которыми выглядели многообещающе. Про группы типа «Скрябина» и «Пеппи» не вспоминал теперь даже Бурлаков.